Русская поэзия Китая: Антология - Страница 108
Изменить размер шрифта:
ФОНТАН
Китайская вышивка
Фон — темно-шелковистая листва.
В кольце из бархаток оранжевых — фонтан
роняет на папирусы серебряные капли.
Над притаившейся водой краснеют листья;
их отраженья, оторвавшись,
поплыли стайкой рыбок золотых.
Среди фаянсовых зеленых ваз
лиловы бабочки гелиотропа,
а около нарциссов золотых —
лазурный зимородок с длинным клювом.
Вдали, меж сосен, видно море
и облака прозрачно-розовых вершин.
НА СЕВЕРЕ
Бубен
А. П. Ющенко
Скоро с гор на равнину
В нартах скочуют тунгусы;
Будут менять пушнину
На спирт, бисер и бусы.
Хилый старик зашаманит
Ночью в угарной юрте;
Бубном огромным грянет —
Грозный, хмельной и юркий.
Бубна тупые удары
Вырвались из юрты в селенье:
Бродят по стуже чары,
Жмется табун олений,
И вкруг луны возникает
Круг ледяной и туманный:
Глаз Аннанэля[41] мигает —
Слышит он бубен шаманий!..
«Когда в аду встречались Данту…»
Как Данту — подземное пламя
Должно твои щеки обжечь.
Когда в аду встречались Данту
Милльоны трепетавших душ,
Когда король лобзал инфанту,
И к Дездемоне крался муж;
Когда Франческа да Римини
Прочла, как умер Ланчелот,
И Фауст к Броккенской вершине
С проклятым направлял полет —
Я с ними был. За их плечами
Меня сжигал огонь сердец
И ранил острыми мечами
Страстей безрадостный конец.
Но если страсти и страданья
Теперь затоптаны толпой,
Поэт их ждет среди скитаний
Своей мятущейся душой.
«Ветер весною вишневый мой сад осыпает цветами…»
Ветер весною вишневый мой сад осыпает цветами;
Милая, тело твое — розовый жемчуг весны!
Летом брожу у дверей, истомленный любовью и жаждой;
Милая, лишь поцелуй жажду мою утолит!
Осенью роза роняет на мрамор усталые листья;
Милая, розою будь: сбрось предо мной лепестки!
Волны зимою выносят на берег немало богатства;
Милая, нашу любовь тоже зима принесла!
ВАМПИР
Когда бродячий пес вещает срок живого,
И скрип сухих осин, назойлив и визглив,
На самом дне души царапается снова,
И, камень времени от склепа отвалив,
Из тьмы встает вампир, как Лазарь воскрешенный,
И в ржавой плесени когтистых крыл извив.
В могиле не потух твой рот окровавленный,
Как прежде бел и остр неровный ряд зубов,
И бледен хищный лик, и узкий, и влюбленный.
Полуночный палач! Всю лаву южных слов,
Все рудники души, молитвы и пороки
Ты жадно высосал в кошмаре знойных снов,
Когда багряный серп, как язва на востоке.
И страшны мне живых пытливые зрачки:
Я — гроб ограбленный, пустой и одинокий,
Где зреют в трещинах седые пауки…
У БЕСЕДКИ
Вы ускользнули с медальона
Времен Мари Антуанетт,
Который мне оставил дед;
Вы ускользнули с медальона,
Но на эмали — шелк роброна,
Парик, и фижмы, и корсет
Времен Мари Антуанетт.
Я помню черные ресницы
И глаз египетский разрез:
Ведь он доселе не исчез!
Я помню черные ресницы,
Чуть резковатый профиль птицы,
И пальцы, полные чудес,
И глаз египетский разрез.
И чудится: встречался с Вами,
Шептал изрядный мадригал
В ротондах опустевших зал…
И чудится: встречался с Вами
И вечерами в быстрой гамме
Духов, шандалов и зеркал
Шептал изрядный мадригал…
«Двенадцать строк пропели мне…»
Двенадцать строк пропели мне
Подарок робкий и нежданный;
Так мореходу — на волне
Вдруг огонек мелькнет желанный.
Когда я думаю о Вас,
Я вижу лес в смятеньи вешнем,
И влажный блеск лучистых глаз,
Который хочет быть безгрешным.
Но разве грех, когда в коре
Берез могучий Эрос бродит,
Иль в буреломе, на горе,
Себе подругу лось находит?
Рога в крови, протяжен рев,
И клочья шерсти на отлете…
Так неужели этот зов
Вы тоже грешным назовете?