Русская поэзия Китая: Антология - Страница 103
Изменить размер шрифта:
«Весенний ветер…»
Весенний ветер
Поднял тучи пыли,
Пошли стадами
В небе облака.
Они сюда, ажурные,
Приплыли
Флотилией небес
Издалека.
Сегодня утром,
Может быть, под ними
Лежали степи
Милой нам земли…
Весенний ветер
Трепетный поднимет
Со дна души
Былого корабли.
Их паруса
Наполнит зноем жизни
И поведет
К далеким берегам,
К оставленной,
Но дорогой отчизне,
Весенним сном
Являющейся нам.
Опять поля
В цветочном ярком ситце,
И в пене яблонь
Тихо проплывут…
От зовов памяти
Нам никогда не скрыться,
Они всегда
Нас, властные, зовут.
Весною сердце
Молодеет снова.
Весною сердце —
Неустанный ткач —
Всей нашей жизни
Крепкую основу
Старается
Из прошлого соткать.
НИКОЛАЙ ЩЕГОЛЕВ
ОПЫТ
Одиночество — да! — одиночество злее марксизма.
Накопляешь безвыходность: родины нет, нет любви.
Содрогаешься часто, на рифмы кладешь пароксизмы,
Бродишь взором молящим среди облаковых лавин.
«Не от мира сего…» И горят синема, рестораны,
Ходят женщины, будят сознанье, что ты одинок
На земле, где слывешь чудаком захудалым и странным,
Эмигрантом до мозга костей, с головы и до ног.
Эмиграция — да! — прозябанье в кругу чужестранцев,
Это та же тоска, это значит — учить про запас
Все ремесла, языки, машинопись, музыку, танцы,
Получая гроши, получая презренье подчас.
Но ты гордый, ты русский, ты проклял сомненья и ропот —
Что с того, что сознание трезвое спит иногда? —
Но себя ты хранишь, но встречаешь мучительный опыт
Не всегда просветленно, но с мужественностью всегда!
ДИССОНАНС
Спрятанный в клобук Савонарола
Близок мне с девизом: пост и труд…
А в соседней комнате — виктрола
И уют.
Чувствую, что с каждом часом чванней
Становлюсь, заверченный в тиски
Горестного самобичеванья
И тоски.
Но в припадке жесточайшем долга,
В свой афористический блокнот
Что-то заношу, смотря подолгу
На окно.
К желтым костякам фортепиано
Прикасаюсь скованным туше,
Думаю бессвязно и беспланно
О душе.
Пусть соседи под виктролу скачут
Вечером — лишь вынет диск луна —
Все равно: ударю наудачу
Диссонанс.
Если же случайно выйдет нежный,
Тихий, грустью задрожавший звук —
Приглушу его своей мятежной
Парой рук.
ОТ САМОГО СТРАШНОГО
Я стою у забора. Сквозь воздух вечерний
Долетает из дальнего сада симфония,
Вероятно, продукт математики Черни,
Виртуозности Листа, Сальери агония.
И какие созвучия! Чем обогреешь
Их полет? Прикасаясь к ушам, холодят они
До мурашек, до дрожи. И тянет скорее
В освещенную комнату. Там благодатнее.
Там и легче. А утром, когда, обозленный,
Выбегаешь и щуришься, сутки прободрствовав, —
Воспаленные веки на вязах зеленых
Отдыхают от самого страшного, черствого.
ЖАЖДА СВОБОДЫ
Глаза глядят туда,
В далекие долины.
Слова готовы с уст
Сорваться навсегда.
Я пуст, как эта даль
За дымкой паутины,
И черен я, как туч
Текучая гряда.
Надвинулась весна.
Избитые мотивы
Подстерегают нас,
Как придорожный волк.
Зачем я — человек?
Души моей извивы
Пронизаны навек
Суровым словом: долг.
А даль — пестрей, пестрей —
Пересыпает краски.
Озимая трава
На солнечном костре.
И хочется стереть
С лица печать опаски
И разом оборвать
Обязанностей сеть!
ПОКУШАВШЕМУСЯ
Неделя протекала хлопотно.
К субботе ты совсем раздряб.
Пришел к реке, нырнул и — хлоп о дно!
Оставив пузыри и рябь.
Но на мостках матрос внимательный
Не потерял момента, и, —
Стругая гладь, спешит спасательный
Мотор, надежду затаив.
Прыжок. И вынут утопающий —
Свободе личности назло.
Ах, вымокшая шантрапа! Еще
Печалится: не повезло.
Беда! становишься ехидою,
Беседуя с тобой. Ты — тот,
Кто жизнь считает панихидою,
Тогда как жизнь — переворот.
Тогда как жизнь — великий заговор
Громов и ловля на лету Клинков,
взлетающих зигзагово
В нетронутую темноту.