Русь не поставить на колени - Страница 93

  -Под ледяной душ его, пускай отойдет.

  Владимира сполоснули ледяной водой. Пробрало так, что стали отбивать барабанную дробь зубы, но стало не много свободнее. Кажущиеся бесконечными процедуры оформления подошли к концу.

  Пчела в белом халате пообещала:

  -Теперь тебе выдадут казенную одежду.

  Мальчишка вздохнул с облегчением, неприятно все время ходить голым, особенно в присутствии фашистских бесстыжих самок, да и трясет от холода.

  Вот люди в черных мундирах принесли сверток, грубо швырнув Владимиру робу. Короткие, выше колен, грязно белые с синюю полоску штаны, точнее шорты, подпоясанные веревкой и такая же, типичная для киношных зеков, полосатая рубашка с рукавами по бицепсы. И такое рваное облачение, возможно даже снятое с трупа, с выдранными пуговицами.

  У Владимира хватило мужества спросить:

  -И это все?

  Массивная эсесовская харя в белом халате, противно хихикнула:

  -Конечно все! А больше малолетнему преступнику не полагается.

  Владимир нервно потер друг об друга зудящие, розовые пятки:

  -А ботинки? Я что, босиком буду.

  Эсесовская тварь снисходительно объяснила:

  -Ты преступник и должен каяться, а согласно закону все несовершеннолетние правонарушители обязаны ходить босыми, не взирая на пору года. - И самка из СС подмигнула. - А на этой планете ,вы все люди не арийской расы на веки веков остаетесь неполноценными!

  Ноги у мальчишки-малолетки уже начали стыть, тут уже другой, хотя и закавказский климат, но стоит ночь и холодно. Тогда он с тревогой спросил:

  -А если я простыну?

  -Дубинка вылечит! - И уже охранник-эсесовец вновь с оттяжкой врезал по голой попе. - Одевайся быстрее, шкет.

  Владимир дернулся, постанывая, кожу саднило, кое-как оделся, затянул пояс. На мальчика надели наручники, затем его отвели в комнату ожидания. Там Владимира поставили на колени, руки завели назад, присоединив запястья к лодыжкам. Так он и сидел в неудобной позе, дожидаясь окончательного решения своей участи. Коленки болели от бетонного пола, полуголые ноги закоченели. Теперь он тихо рыдал, ему было грустно и противно, все говорило, что он арестант, конченный для нормальной жизни человек. Ему уже никогда не вернуться на прежнюю Землю и не вырваться из сумасшедшего мира. Правильно видимо белокурая девочка сказала: война это ад! Теперь уже никак, беспросветный тупик! Вся его Владимира личность была растворена и уничтожена в дотошных тюремных процедурах. Наконец начальница отделения надзирательница, с серебристыми погонами, наконец добралась до его папки и произнесла.

  -В детское отделение, группа ? 6, камера тринадцать.

  С почти детских, с ровными пальцами рук Владимира, сняли наручники и пристегнули к руке стража. Подталкивая дубинками, пацана повели. Мальчику вновь стала страшно, как встретят его другие заключенные. Про тюрьмы рассказывали много ужасающих вещей, ведь там не просто дети, а преступники.

  Вот они вышли во двор, острые камушки впились в босые ноги, новоиспеченный арестант шагал на носках и, ему было особенно больно. Капал дождь, сыро и холодно. У входа в соседнее помещение, огороженное высоченным забором, ревут, надсаживаясь кабаны-бульдоги. Коридоры мрачные с множеством решеток, даже проемы на этажах заставлены ими, а стены выкрашены в черный и серый цвет. Это ужасно давит на психику ребенка, и детское сердце вновь начинает биться сильнее, он больно ударился босыми пальцами о скользкую бетонную ступеньку, слегка замедлил движение, охранник врезал прикладом по спине.

  - Не спи, салага!

  Мальчик зарылся головой в разбавленную кровью, кого-то уже допросили, лужу, его грубо подняли за распухшее ухо. Наконец Владимира подвели к массивной двери, охрана из трутней гнусно усмехнулась. Послышались зудящие рыки:

  -Вот мы пришли, но сначала прописка в камере.

  -Это как! - Глупо спросил мальчишка.

  Эсесовцы снисходительно объяснили:

  -А так ты еще мал, мы тебя пожалеем. Десять ударов дубинкой по мягкому месту и все.

  Владимир Рыбаченко хотел было заскулить, но понял по волчьим глазам, что будет еще хуже. А так может быть обойдется. Его повернули, спустили штаны и со всего размаха врезали. Мальчишка ойкнул, потом закусил губу. "Будь мужчиной - мелькнула мысль". Следующие удары были еще больнее. Владимир тихо стонал, но сумел сдержать громкие крики. Наконец палачи закончили, сняли наручники и открыли дверь камеры. Затем последовал крепкий удар ногой, с размаху пацан влетел в нее.

  Внутри просторной камеры было пусто, как сердца ростовщика. Лежали три ряда нар, переплетенное железо сверху которого положены плохо обструганные доски. В углу дыра для оправления нужды... И в общем все. Ни стола, ни места. Скорее всего, тут держат множество заключенных, как сельдей в бочке, но в данной ситуации Владимир остался один.

  Без сил мальчик плюхнулся на доски... Мыслей не было, плача не было, эмоции перегорели... Но и спать не хотелось. Все до такой степени опустошалось в мальчишке, что он остался словно старуха у разбитого корыта. Ни мыслей, ни сна. Такое состояние прострации отупения. И ты лежишь, лежишь себе и ни на что не реагируешь.

  Владимир лежал так несколько часов, ночь кончилась. Неяркие лампы погасли. Расцвело... Шум открывающейся заслонки привел Володьку в себя. Открылось оконце, и хриплый голос на русском с кавказским акцентом просипел:

  - На похлебай!

  Тюремная пайка не отличалась разнообразием. Маленький кусок черствого хлеба и противный крапивный суп. Но Владимир ощутил такой голод, что окунул хлебец в пойло. Размягчил и слопал. Затем вылакал чуть соленый супчик до самого дня. Но чувство голода не стало слабее. Босые ноги мальчишки мерзли, пол казался таким холодным.