Русь не поставить на колени - Страница 92

  Владимир оторопел:

  - Чего?

  Женщина в белом халате кивнул и повторила:

  - Раздевайся, будем проводить обыск!

  Владимир оторопел, он не ожидал подобного обращения.

  -Он ваш, можете его кастрировать! - Захохотали охранники-эсесовцы.

  -Раздевайся! Быстрее щенок! - "Гориллоподобные" дивы-надзирательницы подняли его за волосы.

  -Похоже мальчик не в себе! - Давай поможем ему! - И начали грубо срывать одежду. Ошарашенный Владимир лишь вяло сопротивлялся, майку порвали, ботинки сдернули вместе с носками, а когда попытались стащить трусы, он рывком вырвался и ринулся бежать. Несколько охранников ринулось ему наперерез, мальчик поднырнул и проскользнул между ног. После прибавил прыти, но далеко уйти не удалось, навстречу ему выскочила крупная оскаленная овчарка, а за ней и бульдог. Владимир Рыбаченко не выдержал и повернул назад. Тут-то на него и налетела свора надзирателей. Они принялись месить заключенного пацана пластиковыми, со стальным стрежнем, дубинками. Возможно, они бы забили его, если бы грозный окрик не остановил:

  -Этот клоп еще может пригодиться для следствия, прекратить!

  Мальчика подняли, плеснули в лицо холодной водой, затем повернули, бросили на живот. Главный эсесовец ревел:

  -По пяткам его, чтобы не бегал, только не покалечить!

  Ребенку-заключенному врезали по босым пяткам несколько раз с оттяжкой. Владимир вскрикнул и заскулил, по полным щекам лились слезы.

  Вместо сочувствия, ядовитое шипение:

  -Это еще цветочки, а когда тебя допросит следователь, ты еще не так запоешь.

  Мальчика подняли и подвергли унизительному и дотошному обыску. Надавили пальцем на пупок, от чего в животе возникли судорожные спазмы. Заглянули в рот, уши, ноздри, обыскали с головы до пят, грубо ощупав даже срамные места. При этом еще включили фонари, хотя и так било четыре ярких прожектора с разных мест. Рыбаченко-младшему, разумеется, было стыдно и страшно, а когда ковырялись в теле, вставляя зонды и шланги: противно и очень больно. Невольно пищишь в этом тюремном аду.

  Он перестал считаться за человека, все говорило, что он арестант, бесправная личность. Его бросало то в жар, то в холод: лицо бледнело, как у мертвеца и тут наливалось вишневым цветом. Потом вот голышом его повели к парикмахеру. Несколько босоногих девушек, в полосатых робах и легких кандалах, захихикали, видя, как пацан краснеет и пытает укрыть срам, но руки живая проволока держит сзади. Запястья немеют от напряжения.

  И обязательные атрибуты - портрет Адольфа Гитлера, тошнотворного урода. Поверьте реальная усыпанная бородавками жаба и то краше этого вампира с усиками. И такие портреты на каждом углу. Сама парикмахерская, в зеркалах и с прожекторами, напоминает зал обыска, а кресло -зубоврачебное, да еще с зажимами.

  Человекообразных полицай в черном костюме и липкими в резиновых перчатках лапами грубо придавил голову, как барана состригла туповатой машинкой, было больно, лезвие задело, свежую шишку. Мальчику казалось, что с каждым клоком срезанных светлых волос отлетает его душа и частица собственной индивидуальности. А грубый парикмахер-садист бесцеремонно, словно по живому топчет их. Когда закончили, надсмотрщик-эсесовец врезал дубиной по свежевыбритой голове.

  -Получай, лысый!

  Владимир едва не потерял сознание, ноги подкосились. Схватив за многострадальные уши, его подняли, поволокли в душевую. Там его поставили в центр кабины и заперли, предварительно сыпанув хлоркой на лицо и плечи. Мальчишка замер, ожидая очередной пакости тревожно прислушался. Загудело, и на него обрушился поток обжигающей горячей воды. Пошел пар, кожа покраснела, адская боль, казалось, сгораешь.

  -Помогите! - Заорал пленный пацан.

  В ответ кипяток прекратился, и обрушилась студеная вода. От ее потоков стало сводить зубы. Владимир стал замерзать и трястись, как вдруг на него вновь обрушились жгучие волны. Затем ледяной холод. Попавший в ад мальчишка, впал было в истерику, но пытка водой прекратилась. Красный как рак он вышел из кабины, ступать приходилось на носки, пятки посинели от хлестких дубинок.

  Теперь его повели в другой зал. Там его голого фотографировали с разных точек, измеряли, взвешивали, брали кровь из вены. Переписывали приметы и родинки, искали шрамы, ожоги. Затем последовал смешок.

  -А теперь на пианино поиграем.

  Это было снятие отпечатков пальцев, причем сняли не только с рук, но и с ног, аккуратно смазав сбитые ступни черной краской. Затем вымазали и губы, было очень противно, голову грубо придавили к белому листику. Мальчишка попытался плюнуть, но ему врезали кулаком по лицу. Голова дернулась, лязгнули зубы. Просветили рентгеном, сфотографировав внутренние органы. Потом подвели к зеркалу. Владимир ошарашено смотрел, на себя. Съежившийся лысый мальчишка с фингалом под глазом, распухшими черными губами, на голове несколько шишек, на голом жирноватом, но крепком теле синяки и следы от дубинок.

  -Ну что малыш, понял, что значит выступать против законной власти!

  Грозно крикнул покрытый бородавками эсесовский начальник отделения.

  -А теперь тебя следует пометить. Этот знак ты будешь носить вечно.

  Человекообразный трутень в маске и в зеленом халате вышел из-за зеркал. Он достал трубку с подобием печати.

  - Сейчас сделаем тебе пуанцовку. Эти цифры твой номер - 01352598500. Под ним ты и будешь проходить как заключенный. Дай сюда свою руку.

  Перепуганный Владимир, глядя на раскаленное железо, наоборот спрятал ее за спину. Тогда двое верзил-эсесовцев силой вывернули конечность и протянули палачу. Тот капнул на руку спирту, а затем прижег ее. Мальчишка кричал и дергался, но его держали в железных тисках. Наконец пылающую сталь отняли, и он обмяк, едва не потеряв сознание от боли.