Русь летописная - Страница 28

Отечественное летописание всегда опиралось на устную, зачастую фольклорную, традицию, в которой не могли не сохраняться отзвуки былых времен. Такова и Начальная русская летопись, приписываемая монаху («мниху») Киево-Печерского монастыря Нестору (1050-е годы – начало XII века): древнейшая часть «Повести временных лет», посвященная событиям, случившимся до рождения Нестора-летописца, опирается главным образом на устные предания. У самого Нестора имена Словена и Руса не встречаются. На то есть свои веские причины. Большинство из дошедших до наших дней древнейших летописей (и уж во всяком случае все те, которые были возведены в ранг официоза) имеет киевскую ориентацию, то есть писалось, редактировалось и исправлялось в угоду правившим киевским князьям Рюриковичам, а в дальнейшем – в угоду их правопреемникам – московским великим князьям и царям. Новгородские же летописи, имеющие совсем иную политическую направленность и раскрывающие подлинные исторические корни как самого русского народа, так и правивших на Руси задолго до Рюрика князей, нередко замалчивались или попросту уничтожались. О том, что там было раньше, можно судить по летописи новгородского епископа Иоакима (дата рождения неизвестна – умер в 1030 году), которая дошла лишь в пересказе Василия Никитича Татищева (1686–1750) (см. приложение 2).

Начальное новгородское летописание в корне противоречило интересам и установкам киевских князей, к идеологам которых относились и монахи Киево-Печерской лавры, включая и Нестора. Признать, что новгородские князья древнее киевских, что русская княжеская династия существовала задолго до Рюрика, считалось во времена Нестора страшной и недопустимой политической крамолой. Она подрывала право киевских князей на первородную власть, а потому беспощадно искоренялась. Вот почему в «Повести временных лет» нет ни слова о Словене и Русе, в них положили начало русской государственности не на киевском берегу Днепра, а на берегах Волхова. Точно так же игнорирует Нестор и последнего князя дорюриковой династии – Гостомысла, лицо, абсолютно историческое и упоминаемое в других первоисточниках, не говоря уже об устных народных преданиях. Вслед за Нестором этой «дурной болезнью» заразились и современные историки, начиная с Карамзина, которые быстро научились видеть в летописях только то, что выгодно для их субъективного мнения.

Почему так происходило, удивляться вовсе не приходится. Уже в XX веке на глазах, так сказать, непосредственных участников событий по нескольку раз перекраивалась и переписывалась история такого эпохального события, как Октябрьская революция в России. Из книг, справочников и учебников десятками и сотнями вычеркивались имена тех, кто эту революцию подготавливал и совершал. Многие из главных деятелей Октября были вообще уничтожены физически, а хорошо известные и совершенно бесспорные факты искажались в угоду новым временщикам до неузнаваемости. Ну а спустя некоторое время наступала очередная переоценка всех ценностей, и уже до неузнаваемости искажался облик недавних временщиков. Это в наше-то время! Что же тогда говорить о делах давно минувших дней?

И как при Сталине вычеркивался даже намек на то, что, например, Троцкий вместе с Лениным руководил Октябрьским восстанием в Петрограде (в то время когда сам Сталин был неизвестно где), а в Гражданскую войну был Председателем Реввоенсовета и фактическим вождем Красной армии, – точно так же и во времена Нестора и киевского летописания изымались и выскабливались с пергамента любые упоминания про Словена да Руса и про то, что задолго до Киевской Руси в северных широтах процветала Словенская Русь, чьей преемницей стала Русь Новгородская, и лишь только после этого наступило время киевских князей.

Впрочем, исключительно важные, хотя и косвенные, упоминания все же сохранились, несмотря на жесткую установку на полное умолчание и позднейшие подчистки киевских цензоров. Скажем, есть в «Повести временных лет» одна на первый взгляд странная фраза о том, что жители Великого Новгорода «прежде бо беша словени». Переводится и трактуется данный пассаж в таком смысле, что новгородцы прежде, дескать, были славяне. Абсурднее, конечно, не придумаешь: как это так – «были славяне». А теперь кто же они, по-вашему? Объясняется все, однако, очень просто: Новгород был построен на месте старой столицы Словенска (по имени князя Словена – основателя стольного града). Потому-то Новгород и назван «новым городом», что воздвигли его на месте «старого», а прежнее прозвание новгородцев – «словени», то есть «жители Словенска». Вот почему они и «прежде бо беша словени» – и никакие «славяне» здесь ни при чем. А если и «при чем», то только в том смысле, что родовое имя всех нынешних славян ведет начало от имени волховских словен – насельников первой русской столицы Словенска и потомков русского князя Словена.

Однако точно в такой же вокализации – «словене» – употребляется в Начальной летописи и собирательное понятие «славяне» для обозначения единоплеменников – русских, поляков, чехов, болгар, сербов, хорватов и других, говорящих на родственных славянских языках. Подчас на одном и том же летописном листе данное слово встречается в различных смыслах, и для современного читателя неизбежно возникает путаница. Например, Нестор пишет: «Словени же седоша около езера Илмеря [кстати, здесь озеро Ильмень названо точно так же, как и в “Сказании о Словене и Русе” – по имени Ильмери – сестры легендарных князей. – В.Д.], и прозвашася своимъ имянемъ, и сделаша градъ и нарекоша и Новъгородъ. А друзии седоша по Десне, и по Семи, по Суле, нарекошася северъ. И тако разидеся словеньский язык, тем же и грамота прозвася словеньская». Совершенно ясно, что в первом предложении здесь имеются в виду словени – бывшие жители Словенска, а ныне ставшие новгородцами. В последнем же предложении речь идет уже о славянах и общем для них славянском языке. Кроме того, данная фраза дает достаточно оснований для предположения, что некогда единый праславянский народ, говоривший на общем для всех праславянском языке, первоначально обитал там, где воздвигнуты были города Словенск и Руса (впоследствии Старая Русса), а Словен и Рус являлись предводителями того, еще не расчлененного славянского племени: середина III тысячелетия до н. э. вполне подходит для искомого времени.

Кстати, как никто другой понимал подоплеку описываемых событий М. В. Ломоносов. В изданном еще при его жизни «Кратком Российском летописце с родословием» (1760) великий русский ученый-патриот отмечал: «Прежде избрания и приходу Рурикова обитали в пределах российских славенские народы. Во-первых, новгородцы славянами по отменности именовались и город исстари слыл Словенском».

Безусловно, что «словене» были жителями и подданными древнего Словенска, основанного князем Словеном, известно было и Нестору, и его современникам. Но говорить об этом автор «Повести временных лет» не стал – побоялся или не посмел. Вот и пришлось подгонять историю под интересы заказчика. Почему сохранилось косвенное упоминание о древнейшей русской столице в контексте прежнего прозвания новгородцев – «словене» (то есть подданные князя Словена и жители города Словенска, столицы Словенского княжества), теперь остается только гадать. Были ли в самой Несторовой летописи какие-то другие подробности на сей счет, впоследствии соскобленные с пергамента бдительным цензором, вряд ли когда-нибудь удастся узнать. Скорее всего, – с учетом политической конъюнктуры – каких-либо дополнительных подробностей не было, а случилась непроизвольная оплошность – случайно оговорился монах.

А может, и не случайно. Ведь «Повесть временных лет» – не бесстрастно повествовательное произведение, а остро полемическое и обличительное, что проявляется в особенности там, где православный монах обличает язычество или полемизирует с иноверцами – мусульманами, иудеями, католиками. Но не только! Вся Начальная летопись имеет ясно выраженную тенденциозную направленность. Ее автору необходимо было в первую очередь доказать первородство киевских князей и легитимность династии Рюриковичей.