Руина - Страница 17

– Какое там! – незнакомец махнул рукою и продолжал с восторгом: – Сам султан спит и видит, как бы всю Украйну под свою руку принять. Он уже гетману нашему какие дары засылал: и туй, и санджак, и золоченый кафтан.

– Да что ты там мелешь, не во гневе будь твоей милости сказано? Поласится разве гетман на турецкие прелести? Продаст нас султану? – произнесли глухо и сдержанно несколько голосов.

– Эх вы! Простота неэдукованная! Продаст султану, поласится на турецкие прелести! – передразнил поселян незнакомец. – О вашем же добре и печется гетман. Да ведь у турецкого султана будете спокойно жить. С татарами побратаетесь…

Но ему не дали окончить.

– Ну, этого еще спокон веку не было и не будет! – вскрикнул гневно один из поселян, сидевший вдали. – Скорей огонь с водой побратается, чем мы с татарами.

– Хе – хе! А как вода зальет огонь, то и огонь с ней побратается. Ишь, раскудахтались, как квочки, татарин – поганин. А чем он поганин – и сами не разберут. Правда, разоряют они наши села, издеваются над христианской верой, загоняют наших жен и детей в неволю, ну, да это так, пока они нашими врагами считаются, а когда будем все под одним батьком, под турецким султаном, так тогда не посмеют.

Слова незнакомца, по – видимому столь благоприятные для Дорошенко, все более и более раздражали народ. Лица всех нахмурились; послышались произносимые сквозь зубы угрожающие замечания, видно было, что только присутствие гетманских казаков мешало народному негодованию разлиться бурною волной.

– За здоровье ж ясновельможного гетмана! – вскрикнул незнакомец и, поднявши высоко свой стакан, встал с места и подошел к казакам.

Как только Остап заметил бриллиантовый перстень на руке незнакомца, он сразу привлек к себе его внимание.

Он уже не слышал слов незнакомца, он не мог оторвать глаз от кольца, но издали трудно было рассмотреть его. Теперь же, когда незнакомец подошел к их столу, он мог хорошенько рассмотреть это кольцо. Это был дорогой перстень, изображавший из себя золотую змею с драгоценною бриллиантовою головкой. Кольцо было, очевидно, с женской руки, так как казак носил его на мизинном пальце.

– Ну, так выпьем же за егомосць, панове! – продолжал незнакомец, чокаясь с Кочубеем и Остапом.

Казаки выпили.

– А славный у тебя перстень, пане! – произнес Остап.

– Да, хороший, – отвечал незнакомец, снимая кольцо и поворачивая его перед огнем. Бриллиант засверкал сотнями огней.

– Жиночий? – усмехнулся Остап, указывая глазами на перстень.

– Дивочий, на сватання еду.

– Помогай, Бог! – произнес Кочубей, поднимаясь с места.

Вслед за ним поднялся и Остап.

– Куда же это вы так скоро, панове? – изумился незнакомец.

– Поспешать надо в Чигирин, – ответил Кочубей.

Казаки попрощались и вышли из корчмы.

– Нет сомнения, это проделали белогородцы, – произнес Кочубей, когда они с Остапом очутились на дворе корчмы. – Гм… Что же нам теперь делать?

– Как что? – Остап вспыхнул. – Лететь скорее к Белой Церкви, догнать псов и отбить всех бранцев.

Кочубей усмехнулся:

– Скорый ты, пане сотнику, а одного не сообразишь: раз то, что они уже дня два тому назад угнали людей, значит, мы уже их в дороге никак не догоним, а другое, и самое важное, что если это белогородцы, так нам с ними затевать схваток не приходится.

– Да не мы же затевать будем! Они первые набег сделали.

– Так гетман сам это дело и разберет, и велит им вернуть награбленное.

– Эх! – Остап досадливо махнул рукою. – Пока гетман будет разбирать да отписывать им, они будут самовольно грабить весь край. Когда б пугнуть их хорошенько, так отпала бы охота грабить и разорять народ.

– Все-то ты так с плеча, пане сотнику, решаешь, а забываешь, что они наши союзники.

– Союзники! – Остап горько усмехнулся. – Вот правду говорят люди, что уже лучше было чертей в союз пригласить, чем этих проклятых басурман.

– А как же бы ты оборонился от Ханенко, если бы не басурмане? – спросил Кочубей, направляясь к воротам. – Кто бы помог нам? Уж не ляхи же?

Остап замолчал; он не находил ответа на вопрос Кочубея, но вместе с тем, очевидно, и не соглашался с ним.

Молча подошли они к своему отряду; через несколько минут все они уже скакали по направлению к Чигирину. Кочубей ехал, угрюмо нахмурившись; сцена в шинке произвела на него крайне неприятное впечатление. И кто такой мог быть этот казак? По – видимому, верный человек, а между тем… Или дурень, или большой хитрец! – решил он про себя.

Остап тоже сосредоточенно молчал. Впрочем, на этот раз не печальное положение края занимало его мысли, – его исключительно занимало кольцо незнакомца. Проклятое кольцо!

«И чего это оно так засело у меня в голове, – думал про себя Остап, – видел я его где-нибудь или что?» – Остап перебирал в своей памяти все воспоминания, но решительно не мог понять: почему именно это кольцо обратило на себя его внимание и засело у него таким гвоздем в голове?

Между тем отдохнувшие кони бежали быстро, и часа через два перед казаками уже показались Чигиринские башни и стены.

– Ну, слава Богу, вот и доехали! – произнес вслух Кочубей. – А вернулся ли уже наш пан Мазепа?

– Должно быть, уже дома, – ответил рассеянно Остап.

– Гм… – Кочубей усмехнулся. – Сдается мне, что мы скоро заключим с правым берегом верный союз!

При этих словах Кочубея Остап вдруг вздрогнул. Густая краска залила ему лицо. Он схватился рукою за лоб и вдруг вскрикнул радостным, торжествующим голосом:

– Вспомнил! Вспомнил! Вспомнил!

Кочубей с изумлением повернулся к своему спутнику.

– Что? Да что такое?

– Кольцо, кольцо! – крикнул ему Остап и пустил своего коня вскачь.

– Какое кольцо? Куда ты? Постой! – закричал ему вслед Кочубей, но Остап уже не слыхал его слов.

Доскакав до Чигиринского замка, он соскочил с коня и бросился в покои Мазепы. Мазепа был уже дома.

Он лежал, отдыхая с дороги, у ног его лежал верный пес Кудлай, не оставлявший теперь Мазепу ни на одно мгновенье. Увидевши встревоженное, пылающее лицо Остапа, Мазепа схватился с места и поспешил к нему навстречу.

– Что случилось? Что с тобою? На тебе лица нет! – забросал он его вопросами.

– Кольцо! Кольцо! – произнес Остап, тяжело переводя дыхание.

– Какое кольцо? О каком кольце говоришь ты?

– Кольцо, которое я возил на хутор Галине… какое было оно?

При этом вопросе Мазепа побледнел.

– Змея золотая с бриллиантовой головой.

– А внутри, было ли что-нибудь вырезано внутри?

– Две руки: одна держит другую.

– Оно! Оно! – вскрикнул Остап.

– Ты нашел его?.. Ты видел его… где? когда?.. – Мазепа сжал обе руки Остапа, от волнения голос его пресекся, только глаза впивались в Остапа, словно хотели вырвать, вытянуть из него страстно ожидаемое объяснение.

В коротких, отрывистых словах Остап передал ему о своей встрече с незнакомым казаком.

– Где же он? – вскрикнул Мазепа.

– Там остался, в шинке.

– На коней! – скомандовал Мазепа. – Летим! Ты поедешь со мной.

В несколько минут лошади были оседланы, и Мазепа с Остапом понеслись сломя голову по улицам Чигирина. Кудлай, верный пес, вывезенный из разгромленного хутора, не оставлявший теперь ни на минуту Мазепу, тоже полетел вслед за ними. При въезде в Чигирин им повстречался Кочубей со своим отрядом; он хотел было остановить их и расспросить о причине странного возгласа Остапа и этой бешеной скачки, но они пронеслись мимо, как вихрь, так что изумленный Кочубей остановился в недоумении, следя за уносившимися товарищами.

На дворе быстро темнело. Лошадь Мазепы неслась стрелой, но несмотря на это, он то и дело сжимал шпорами ее бока. Он ничего не говорил. Лицо его было бледно, губы нервно сжаты… видно было, что все его существо потрясало мучительное волнение.

Всадники неслись в глухом молчании, только холодный, резкий ветер свистел над головами да вздымал их длинные плащи.