Русское литературоведение XVIII–XIX веков. Истоки, развитие, формирование методологий: учебное пособ - Страница 21
Со всем вниманием Плавильщиков рассмотрел и жанр комедии, в осознании которого он демонстрировал классицистическое понимание драматургии, ее целей, проблематики и эстетики. «Комедия, – писал он, – есть забавная картина приключений», и «главная цель ее – смешить зрителей действием своим»; «однако ж, – добавлял он, – много есть и таких комедий, которые извлекают и слезы» (231). Образцом жанра Плавильщиков считал комедию Д.И. Фонвизина «Недоросль».
Плавильщиков призывал разграничивать смешное и комическое: «…не всякий смех и не всякая шутка пристойны комедии» (232). Автор статьи «Театр» подчеркивал, что «благородство комическое состоит в том, чтобы не выбирать происшествий площадных или подобных тому содержаний, которые именовать запрещает благопристойность» (236). А подлинные «свойства Талии»[63] – «благопристойность, ум и острота». В выборе предмета осмеяния и художественных средств комедии следует быть «разборчивой». В сферу комического Плавильщиков включал только те человеческие недостатки, «которые происходят от нашей воли, а не от естества», поскольку «последние не могут быть исправлены ничем» (235).
Комедия является не только «забавным зеркалом нравоучения», – во главу угла Плавильщиковым ставилось просвещение: «комедия должна забавлять и просвещать вместе» (232, 233). Кроме того, «не мудрено выдумать смешное для простого народа, – писал Плавильщиков, – но трудно произвести улыбку на лице просвещенном». Комедия должна «срывать маску с порока», и, возвращаясь с представления, осмеянный должен переосмыслять свою жизнь, казнясь «внутренним судом».
В комическом выделены и разграничены две центральные линии его существования и развития – шутка (юмор) и сатира. «Недостатки душевные, нравственные пороки и слабости подлежат комической шутке, – писал Плавильщиков, противопоставляя шутку сатире, – испорченное сердце и злая воля суть пища комической сатиры» (235). Иными словами, автор статьи справедливо определил как сферу юмора – человеческие слабости, не представляющие социальной опасности, так и сферу сатиры – общественные пороки, подлежащие искоренению.
Поэтика комедии обозначена Плавильщиковым только в соотношении с трагедией. В комедии не может быть споров о герое или о триединстве – они, по его мнению, очевидны.
Участие Плавильщикова в литературном процессе не ограничивалось статьей «Театр». Предполагается, что критик, стремясь развить идеи, выдвинутые в этой работе, использовал прием оппонирования (активно востребованный критикой конца XVIII века) и сам написал письмо под названием «Возражение неизвестного на предыдущую статью о театре», и журнал «Зритель» получил его якобы «из Орла». Это предположение небезосновательно уже потому, что в качестве эпиграфа использована строчка из написанного «орловским жителем»: «Вода без течения зарастает, словесность без критики дремлет» (238).
В результате откликом на письмо стала работа Плавильщикова «Ответ сочинителя на возражение неизвестного», написанная в жанре «отметки» (заметки, 250). Предмет «Ответа» иной, нежели в статье «Театр», – это в первую очередь размышление о критике и критиках, о том, в частности, что «справедливое суждение, обнажая пороки сочинения, служит сочинителю наукою впредь их остерегаться и, следовательно, просвещает его» (247). «Ответ» содержал повторное, уже краткое, изложение программных пунктов концепции Плавильщикова – о литературных переводах (прежде всего для театра), о традициях русского искусства и его воспитательной миссии.
Таким образом, работы Плавильщикова, относящиеся к 1790-м годам, как в 1760-е годы работы другого драматурга – Лукина, являются органической частью русского литературного процесса 2-й половины XVIII века. Литературно-критические выступления Лукина были связаны с идеей создания и развития «всенародного театра». Плавильщиков отстаивал не только мысль о самобытности национального театра, но и был, по существу, проводником просветительской идеи демократического жанра драмы.
Уже с середины XVIII века обозначились факты активного обогащения литературного процесса ценностями Просвещения. В качестве публициста, журналиста и литературного критика выступал Николай Иванович Новиков (1744–1818). Свои просветительские идеи Новиков проводил в жизнь, будучи издателем ряда запрещаемых и неустанно и последовательно учреждаемых им сатирических журналов.
Так, в названии журнала «Трутень»[64] (1769–1770) метонимически был обозначен объект критики – вельможи, власть имущие. В полемику с Новиковым вступил журнал «Всякая всячина» (1769), за публикациями которого стояла Екатерина II[65]. После временного прекращения издания «Трутня», а затем запрещения его сатирические традиции были подхвачены новиковскими журналами «Пустомеля» (1770) и «Живописец» (1772–1773). Издание последнего не ограничилось одним годом. Так, по свидетельству исследователей, «"Живописец" с успехом переиздавался в 1773, 1775, 1781 и 1793 гг. (причем начиная с издания 1775 г. в него были включены и наиболее острые материалы „Трутня“)»[66].
В работе «То, что употребил я вместо предисловия» (1770), опубликованной в журнале «Пустомеля», Новиков сформулировал просветительские требования к сочинителям – к художникам и критикам. Графоманов Новиков заклеймил как «бумагомарателей», поскольку не может быть художником тот, «кто пишет, не имевши дарований и способностей, составляющих хорошего писателя» (155). Программа для критиков сформулирована с опорой на базовые ценности Просвещения: «потребно учение, острый разум, здравое рассуждение, хороший вкус, знание свойств русского языка и правил грамматических и, наконец, истинное о вещах понятие» (155). К вопросу о задачах, стоящих перед литературой и литературной критикой, Новиков обращался неоднократно, в том числе в другой работе — «Автор к самому себе», опубликованной в журнале «Живописец» (1772).
Среди значимых для своего времени и для будущих поколений авторов Новиковым отмечены А.П. Сумароков, Д.И. Фонвизин и др. Нелицеприятные суждения адресованы им придворному поэту В.П. Петрову, писателю М.Д. Чулкову, поэту и драматургу A. А. Ржевскому, самой Екатерине II как автору комедий, комических опер и др.
Особое место в литературно-критическом творчестве Новикова следует отвести его работе «Опыт исторического словаря о российских писателях» (1772). Словарь важен для истории русской культуры не только как факт системного описания жизни и деятельности русских авторов XVII–XVIII веков. И на сегодняшний день работа не потеряла своего значения, благодаря тем сведениям, начиная с древнерусского периода, которые в ней представлены. Ряд персоналий (например, статьи, посвященные М.В. Ломоносову,
B. К. Тредиаковскому, актеру и драматургу Ф.Г. Волкову, поэту и дипломату А.Д. Кантемиру и др.) подан Новиковым в жанре очерка жизни и творчества этих выдающихся деятелей русской истории, науки и культуры. В героях отечества и выдающихся современниках Новиков ценил общественное служение, знание, талант. В этих характеристиках он стремился дать объективно-точные оценки. Так, Ломоносов – «муж <…> великого разума, высокого духа и глубокого знания» (185), а Тредиаковский – «муж <…> великого разума, многого учения, обширного знания и беспримерного трудолюбия» (195). «Северный Расин» – А.П. Сумароков – «приобрел <…> великую и бессмертную славу не только от россиян, но и от чужестранных академий и славнейших европейских писателей» (194).
Словарь Новикова – это свидетельства человека, который больше всего ценил интеллект и нравственные достоинства личности. Не случайно любимой позитивной отметкой становится указание на остроту ума и мировосприятия: «молодой, острый» – о Д.И. Фонвизине, «острый, ученый и просвещенный» – о М.М. Хераскове, «человек острого и проницательного разума» – о Ф.А. Эмине, «человек острый, ученый» – о Н.Н. Поповском и др. Кроме того, Новиков в ряде случаев прозорливо отмечал собственно художественное новаторство авторов. Так, в статье «Фонвизин» высказана мысль о реалистических, по сути, творческих установках молодого и подающего надежды автора: его комедия «Бригадир» «сочинена <…> точно в наших нравах, характеры выдержаны очень хорошо, а завязка самая простая и естественная» (196). Эту формулировку Новикова можно рассматривать как объективное зарождение представлений о реализме в литературе.