Русский шейх - Страница 3

«Если предыдущая манипуляция не действует, каждое новое давление усиливается» – вдруг вспомнились слова Светланы… А ведь действительно… Они будут давить до тех пор, пока не придется использовать наркотики. Там уже можно совсем потерять свою сущность. Может стоит быть умнее? Может стоит подчиниться?

Одна лишь мысль об этом вызывала отвращение, но не будет ли это для меня спасением?! Скрипя зубами, мечтала, что в моих руках появляется огромный смертоносный кинжал, которым я, круша всех, прорываю себе дорогу на свободу.

Эй, вселенский Эфир, ну-ка помоги! Спаси меня! Дай мне этот меч! Позволь мне спасти себя от этих извергов! Ведь мысли материальны?! Так?! Так помоги мне! Я мыслю о свободе, о спасении! Помоги мне!!!

Но в руках не появилось никакого оружия. Ни одного шанса на неожиданное спасение. Только Мохаммед, стоящий рядом, взял меня за предплечье и усадил на кровать. Протерев предплечье спиртовой салфеткой, включил в розетку штуку, похожую на плойку. Опустив голову, ждала экзекуции…

Услышав щелчок, поняла, что это электрическая вещица явно предназначена для клеймирования. Сейчас они не разогревают клейматор на кострах. Им достаточно включить его в розетку. А щелчок обозначал лишь одно – он разогрелся до необходимой температуры. Взглянув, увидела зеленый индикатор готовности. Сердце готово было выпрыгнуть из груди от страха. Ненавижу боль. Вспомнив на секунду, как один раз пролила на колени горячий чай, покрылась холодным потом. Это было ужасно. Но сейчас будет гораздо хуже.

У горячего чая температура не более 100 градусов… А вот у клейма, которое оставляет пожизненный шрам, – минимум 200-300. Хотелось кричать и звать на помощь. Но смысла в этом не было. Скорее был вред.

Сжавшись, закрыла глаза, зажимая в руках тот маленький сверток, который дала Светлана. Ранее я не собиралась его использовать. Кто знает, что она мне дала. Быть может яд. Ведь вероятность, что она в застенках сошла с ума, крайне высока. Может для нее спасение меня это моя погибель?!

Но при мысли о том, что сейчас мне будет очень больно, я вдруг захотела закинуть эту таблетку под язык. Мохаммед выключил клейматор из сети. Резко схватил меня за руку, прижал со всей силы к коже всего на секунду. Адская боль пронзила насквозь, как тысячи игл. Закричав, упала на пол. Боль не слабела, она только усиливалась. Дрожащими руками развернула сверток и закинула таблетку под язык. Наступила темнота…

– Маджнунон, маджнунон[1] – слышала бесконечную монотонную арабскую речь.

С трудом открыв глаза, увидела стоящую возле меня женщину. Она что-то говорила, чего я вообще не могла разобрать. Посветив фонариком в глаза, взяла в руку шприц и вонзила его иглу мне под кожу. Скорчившись, я застонала. Но женщина на меня не реагировала, она выбросила использованный шприц и вышла из помещения.

Неподвижно лежащая, я смотрела на потолок, стараюсь осматриваться. Что произошло? Где я? Жужжащая боль, что было на предплечье, стала напоминать мне. Боль становилась всё сильнее, нарастая с каждой секундой. Болело клеймо, которое мне поставил Мохаммед.

Проклятый гарем и его идиотские традиции! Но орать, качать права, как-то доказывать, что они все с ума посходили, у меня не было намерений. Не было сил противостоять.

Постепенная экзекуция, медленное членовредительство – всё приводит к подавлению воли. Теперь я это точно понимаю. Уж лучше заткнуть рот, чем терпеть постоянную боль и унижение. Впрочем, унижение в любом случае придётся терпеть.

Но я слишком ненавижу боль, чтобы лишний раз себя ей подвергать. Поэтому выбирая между двух зол, а равно между унижением и болью, я выберу первое. Уж лучше подчиняться его сексуальным прихотям, чем допускать шрамирование моего тела. Что там у них после клейма? Нанесение порезов в виде узоров?

В комнату, в которой я была, вошел мужчина. Тот самый медик, что встретил меня после прибытия в гарем.

– Ой, и дура же ты! Зачем выпила мышьяк? – спросил меня на английском.

– Что? – не верила я своим ушам.

– Вот скажи мне, пожалуйста, Софья, зачем ты это сделала? Ну и откуда взяла?

– Мне дали. Я нашла, – быстро ответила.

Не знаю, стоит ли её сдавать или, возможно, с её стороны это была милость. Женщина прожила порядка 30 лет в гареме. Кому, как не ей знать, насколько это сложно. Всю жизнь угрохать на пресмыкание перед мужчиной. Да ладно бы получить какую-то взаимность, так нет, мало того, что растоптали, ещё и ребенка отобрали, выдавая его за чужого.

Не знаю почему, но я не стала её выдавать.

– Кто тебе дал? Анвар? Мохаммад? Может это была Амина?

– Кто?

– Амина.

– Амина?

– Да, местная сумасшедшая.

– Нет, я нашла это у себя в комнате.

– Ты же сказала, что тебе это дали.

– Кто-то же принёс в комнату, значит, дали.

– Ой, Софья, ты покрываешь того, кто хочет тебя убить.

– Серьёзно? Убить? Разве меня здесь кто-то хочет убить? Я никого не покрываю! А вы желаете мне только добра?

Дядька усмехнулся. Добра. Ему это слово, видимо, вообще неизвестно. Сколько через его руки прошло таких же девушек, как я, которых обманом притащили в гарем. Сколько здесь девушек, коих отбирают, словно лошадей для шейха Мактуна.

Он, наверное, даже и сам сбился со счёта. Кого-то видел всего один раз, кого-то – дважды. А кому-то, вроде меня, не повезло. Шейх желает видеть чаще… Нас подавляют по самое не хочу.

– Софья, скажу тебе по доброте душевной, так сказать по-отцовски, – вдруг погладил по голове.

– По-отцовски? Ничего себе у вас отношение к дочерям!

– Не цепляйся к словам! Послушай дальше. Мой тебе совет: будь покладистой, вообще не перечь шейку. Когда заходит, опускай глаза, не смей смотреть на него, если он тебе сам об этом не говорит. Как только ты будешь подходить под определённый норматив, тебя перевезут более приемлемые условия. И пойми, будешь сопротивляться, додавят, тебя всё-равно заставят делать то, что от тебя требуется. Только будешь ли это ты, уже сомнительно.

– Я это уже поняла. Я готова подчиняться, – опустила глаза.

– Вот и отлично, сейчас я переведу тебя обратно в твою комнату, потом ты встретишься снова с шейхом. Если он решил, что ты готова, то тебя переведут в другую часть гарема. Думаю, девочка! Думай головой! – последние его слова говорили о действительно какой-то заботе.

Он прекрасно понимал, что они творят. Но, наверное, даже если бы хотел помочь, ничего не смог поменять. А вот дать дельный совет в столь суровых условиях он вполне смог.

– Дай руку, – потянул меня за запястье. – Можешь встать?

– Кажется, да, – тихо ответила.

Стало ужасно грустно. Либо Амина или, как по-нашему, Светлана, сумасшедшая и она желает мне только зла, либо её план спасения заключался лишь в том, чтобы лишить меня жизни. И в том, и в другом случае я теряла единственную надежду спастись. А это значит, что я потеряла последнее, что теряет человек.

Надежда… Она уходит последней. И, кажется, именно сейчас она покинула меня. Стало очень грустно, как будто душу из меня высосали, вытряхнули из меня мою сущность.

Поднявшись, пошла ведомая доктором, который, как только мы вышли из комнаты, передал меня в руки какого-то арабского паренька на побегушках. Такого же, как был Анвар. Снова, ведя меня по обжигающим пескам пустыни между зданиями, привел в каморку.

Я как будто не находилась в реальности, как будто смотрела фильм или играла в компьютерную игру. Казалось, что всё происходящее нереально. Оно не может быть реальным. Разве бывает, что человек так легко отказывается от воли к свободе?

Оказавшись в «своей комнате», осмотрелась. Всё было, как прежде, только лежащая на полу насадка от клейматор, которую, видимо, в стрессовой ситуации уронил Мохаммед, нарушала стандартную идиллию. Он меня, когда пришёл, прервал от рассматривания тайной надписи, что сделана была неизвестной мне девушкой. Скорее всего такой же несчастной, как и я.