Русский путь. Кто спасет страну? - Страница 3
➢ доверяет ли он Богу судьбы своих близких, человечества, Мироздания?
• как он желает строить свою дальнейшую жизнь и взаимоотношения с Богом?
Понятно, что все эти и проистекающие из них другие вопросы носят нравственно-этический по их существу характер. Понятно, что перед убежденными атеистами в жизни они не встают.
Но они не встают и перед множеством из тех, кто считает себя истинно верующими в Бога на том основании, что они – приверженцы той или иной традиционной массовой конфессии или какой-то секты. Своими же делами в жизни они показывают всем, что в бытие Бога они верят, но этот факт не является для них знанием, подтверждаемым каждодневно Жизнью. А вот Богу как личности они не верят и не доверяют Ему.
Если по получении ответа на свой запрос «Бог, Ты есть?» нравственно-этические по их сути вопросы типа тех, что приведены выше, перед индивидом не встают, то, следуя своим атеистическим предубеждениям, – вопреки здравомыслию – он относит соответствие событий в жизни смыслу его тестового обращения к Богу к беспричинным случайным совпадениям или проявлениям его собственной «мистической мощи» над течением событий. Однако Бог и в этом случае предоставляет человеку возможность убедиться в том, что он ошибся в своем осмыслении полученного доказательства. И вопрос состоит только в том, как и когда на языке жизненных обстоятельств выразится принцип «практика – критерий истины», и как к его проявлению отнесется человек.
Отрицание же жизненной состоятельности доказательств бытия Божия после того, как они предъявлены индивиду сокровенным образом (что исключает возможность их фальсификации), действительно протекает вопреки здравомыслию.
«А когда спрашивают тебя рабы Мои обо Мне, то ведь Я – близок, отвечаю призыву зовущего, когда он позовет Меня…»
Сначала индивид задается вопросом «Бог, Ты есть?» и получает ответ, суть которого связана с его сокровенным – с тем, что может знать только он сам и Бог и не может знать никто из других субъектов. Получив ответ в смысле «Да, Я существую и отвечаю тебе на твой сокровенный вопрос сокровенным образом», – субъект начинает измышлять разное на тему: «Да я вовсе и не спрашивал; да этот «ответ» просто вздор, не достойный «величия Божиего» (как я его себе представлял и представляю); да и вообще это все – «шутка природы» – случайное совпадение, а никакого Бога нет, это так мне привиделось…»
Все подобное проистекает не из здравого смысла, а из нравственной неприемлемости для индивида факта Божиего бытия и осуществления Им Вседержительности, вследствие чего индивид впадает в «дьявольскую логику», с помощью которой можно обосновать любые выводы вопреки фактам жизни Объективной реальности.
Но реально, в Жизни имели место – и вопрос индивида: «Бог, Ты есть?», и ответ Божий на него: «Да, Я есть – живой, сущий». Однако после отказа признать ответ – общаться с таким лицемером, отрекающимся от самого себя, до той поры пока он не образумится, у нравственно-этически здравого субъекта желание пропадает, хотя в жизни с ним возможно и приходится общаться «по долгу службы». Возможно, что и Бог с такими типами общается разве что только по нравственно-этическому долгу принятой Им на Себя миссии Вседержительности…
До понимания нравственно-этической обусловленности ответа на вопрос «Есть ли Бог?» – приверженцы требования повторяемости результатов научных экспериментов не доросли ни в интеллектуальном отношении, ни в нравственно-этическом.
А освоенные ими методы изучения живых существ (поймать, посадить в клетку, анатомировать, выставить в музее скелет и чучело, а потом написать диссертацию и стать «выдающимся биологом») – далеко не во всех случаях оказываются работоспособными, не говоря уж о том, что при определенных обстоятельствах можно и самому стать экспонатом в чьем-то «зоопарке» или чучелом.
Так, например, в «повести-сказке для научных работников младшего возраста» «Понедельник начинается в субботу» братьев Стругацких один из героев – маг Кристобаль Хозевич Хунта. В прошлом он был Великим инквизитором, а в годы Второй мировой войны ХХ века, судя по всему, попал в гитлеровский концлагерь, где познакомился с неким штандартенфюрером СС. О результатах этого знакомства в сказке сообщается: «В кабинет к себе он (Хунта. – Авт.) почти никого не пускал, и по институту ходили смутные слухи, что там масса интересных вещей. Рассказывали, что в углу кабинета стоит великолепно выполненное чучело одного старинного знакомого Кристобаля Хозевича, штандартенфюрера СС в полной парадной форме, с моноклем, кортиком, железным крестом, дубовыми листьями и прочими причиндалами. Хунта был великолепным таксидермистом (специалист по изготовлению чучел. – Авт.). Штандартенфюрер, по словам Кристобаля Хозевича, – тоже. Но Кристобаль Хозевич успел раньше».
Между прочим, известно, что заключенные некоторых гитлеровских концлагерей служили материалом для научных исследований, в которых исследователи не были связаны какими бы то ни было нравственно-этическими нормами в отношении исследуемых.
Тем не менее, свою убежденность в бытии Бога на протяжении истории выражали многие выдающиеся деятели науки. Подборку высказываний некоторых из них привела «Комсомольская правда» (30.10.2007 в статье Светланы Кузиной «Бог живет в другой вселенной?»):
«Исаак НЬЮТОН (1643–1727), физик и математик:
«Чудесное устройство космоса и гармония в нем могут быть объяснены лишь тем, что космос был создан по плану всеведущего и всемогущего существа. Вот мое первое и последнее слово».
Чарльз ДАРВИН (1809–1882), естествоиспытатель:
«Объяснить происхождение жизни на Земле только случаем – это как если бы объяснили происхождение словаря взрывом в типографии. Невозможность признания, что дивный мир с нами самими, как сознательными существами, возник случайно, кажется мне самым главным доказательством существования Бога. Мир покоится на закономерностях и в своих проявлениях предстает как продукт разума – это указывает на его Творца»[3].
Луи ПАСТЕР (1822–1895), химик, биолог:
«Еще настанет день, когда будут смеяться над глупостью современной нам материалистической философии. Чем больше я занимаюсь изучением природы, тем более останавливаюсь в благоговейном изумлении пред делами Творца. Я молюсь во время своих работ в лаборатории».
Макс ПЛАНК (1858–1947), физик:
«Как религия, так и наука в конечном результате ищут истину и приходят к исповеданию Бога. Первая представляет Его как основу, вторая – как конец всякого феноменального представления о мире».
Альберт ЭЙНШТЕЙН (1879–1955), физик:
«Каждый серьезный естествоиспытатель должен быть каким-то образом человеком религиозным. Иначе он не способен себе представить, что те невероятно тонкие взаимозависимости, которые он наблюдает, выдуманы не им. В бесконечном универсуме обнаруживается деятельность бесконечно совершенного Разума. Обычное представление обо мне как об атеисте – большое заблуждение. Если это представление почерпнуто из моих научных работ, могу сказать, что мои работы не поняты… Напрасно перед лицом катастроф XX века многие сетуют: «Как Бог допустил?» Да, Он допустил: допустил нашу свободу, но не оставил нас во тьме неведения. Путь познания добра и зла указан. И человеку пришлось самому расплачиваться за выбор ложных путей».
Вернер фон БРАУН (1912–1977), физик, один из основоположников космонавтики, руководитель американской космической программы:
«Я не могу понять ученого, который не признавал бы Высшего Разума во всей системе Мироздания, равно как и не мог бы понять богослова, который отрицал бы прогресс науки. Религия и наука являются сестрами».