Русский капкан - Страница 14

Подобным образом захватывали недвижимость офицеры и генералы других союзных армий. Они реквизировали здания школ, в больших комнатах, где могли бы разместиться для работы четыре или пять человек, по свидетельству Дугласа Янга, часто можно было видеть стол, за которым сидел один офицер.

Даже земскую больницу, построенную на общественные деньги, генерал Пул приказал очистить от больных. Это здание из красного кирпича как нельзя лучше подходило для солдатской казармы.

Члены губернского совета выступили с протестом. По приказу генерала Пула они были арестованы и под усиленным конвоем отведены в монастырь на северную окраину города и заперты в келью, служившую карцером. Случайно избежал ареста один человек – заместитель председателя губернского совета большевик Павлин Виноградов.

Ночью ему удалось вырваться из города и на пристани Черный Яр на буксире «Агата», где вся команда состояла из земляков-питерцев, добраться до Котласа. Здесь уже чувствовалась твердая рука Москвы. В партийном комитете его ознакомили с директивой военного совета Северной завесы.

Директива предписывала в бассейне реки немедленно приступить к формированию Северодвинской военной флотилии. Командующий сухопутными и морскими силами Архангельского гарнизона Александр Самойло на вопрос Павлина Виноградова, кто будет командовать флотилией, ответил:

– Вы, конечно. Морское дело вам хорошо знакомо.

– Но не военно-морское, – по ходу разговора уточнил чудом вырвавшийся из оккупированного города бывший матрос.

– В вашем распоряжении будут, – продолжал командующий, – все корабли речного флота. Их предстоит вооружить артиллерией и пулеметами. Будем обращаться в Петросовет. Команды сформируем на месте.

– Как много потребуется экипажей?

– Пока три. На сегодняшний день мы имеем три вооруженных буксира. Это пока вся наша военно-морская материальная часть. Личный состав будем отбирать из числа моряков, оставшихся без кораблей. В этом направлении военкомы уже работают. Легкие полевые орудия в количестве трех единиц следуют на барже из Великого Устюга. Расчеты артиллеристов при орудиях. Охрану и контроль осуществляет вологодское ЧК.

Виноградов с недоверием взглянул на генерала Самойло, человека всегда спокойного и уравновешенного.

– Товарищ командующий, извините за откровенность, у вас уж больно все четко расписано. Мне остается с легким сердцем принять эту ответственную и почетную должность и ждать указаний. А ждать, позвольте вам заметить, я не привык. Мне по душе действовать.

– С умом.

– А без ума нечего было начинать революцию.

– Слышать такие слова от простого рабочего – это похвально. Если так считает большинство рабочих России, тогда есть надежда, что мы сохраним Россию для современников и потомков… Что же касается указаний, товарищ Виноградов, они уже поступили. Как сообщила агентурная разведка, дивизион канонерок и три корабля сопровождения, английских и американских, в ближайшее время возьмут курс на Котлас. Союзников предстоит встретить и задержать. По существу, это их разведка. Генерал Пул попытается через Котлас соединиться с Колчаком.

– Когда нужно ждать баржу с артиллерией?

– Через двое суток. Баржа уже в пути.

Виноградов прикинул объем работ и как человеку, раньше не имевшего прямого отношения к военно-морскому делу, напомнил:

– Товарищ командующий, вы имейте в виду, установка материальной части на судне гражданского назначения займет не меньше недели. Да плюс сколачивание экипажей.

Генерал про себя отметил: «Этот большевик не из болтунов».

– Будем торопиться, товарищ Виноградов, работать по всем звеньям цепи. Высший военный совет поставил перед нами задачу: не подпустить к Котласу ни одного корабля Антанты.

– Легко сказать «не подпустить». А чем? Тремя буксирами, которые пока еще не оборудованы даже для ведения пулеметного огня.

Виноградов, чувствуя к себе товарищеское отношение («Ничего в нем от царского генерала»), торопил:

– Что мы объясняем друг другу, если в доказательствах не нуждаемся? Настало время действовать.

– Это вы в точку.

Генерал на своем рабочем столе перебирал донесения, полученные в ближайшие сутки. Он искал и не находил телеграмму из Петросответа. Пересказал своими словами.

– Из Петрограда обещают прислать дивизион 76-милиметровых пушек. Будем создавать плавучие батареи. Дело новое. Но обстоятельства так складываются, что все для нас новое.

– Хорошее дело – плавучие батареи. Хорошее, – повторил, – только бы не опоздать.

Виноградов предложил:

– Всем военкомам довести до сведения – прибывающих призывников, ранее служивших на военных кораблях, немедленно отправлять в Котлас в распоряжение командира Северо-Двинской военной флотилии.

Командующий согласился с таким предложением. Здание порта стало штабом флотилии.

Тем временем агент, передавший в штаб Северного участка завесы сведения о готовящемся выходе дивизиона канонерских лодок вверх по Северной Двине, был принят офицером контрразведки, непосредственным подчиненным генерала Миллера.

Прибытие самого генерала ждали изо дня на день. В Париже по просьбе бывшего посла Маклакова он занимался вопросами расформирования и переброски в Россию частей русских бригад, которые сражались против немцев во Франции и Македонии.

Это был уже не первый визит агента, побывавшего в штабе Северного участка завесы. Агентом генерала Миллера заинтересовался американский консул в России Феликс Коул. Накануне выезда к исполнению своих обязанностей Коул побывал у президента США Вудро Вильсона и получил от него подробные инструкции. Одна из них касалась генералов Белой армии, поступивших на службу в РККА.

– Это наши кадры, мы их не должны потерять, – инструктируя консула, говорил президент. – Наше условие: если русские военные согласны выполнять поручения американского экспедиционного корпуса, мы их поставим на денежное довольствие.

– Это решение конгресса? – уточнил консул.

– Мое обещание, – ответил президент.

Предложение выглядело весьма заманчиво, но как его довести до сведения бывших царских генералов, занявших командные посты в армии пролетариата? Многие из них вступили в РККА добровольно и за деньги не пойдут на измену своему Отечеству.

Пролетарская власть, вопреки ожиданиям, подняла знамя патриотизма. Пускаться с ними в переговоры, значит, рисковать своими агентами. Любить Родину во все времена у русских людей было главным душевным качеством, а родина в семейном гнезде начинается от матери, хранимая и защищенная отцом. Это они, родители, дают силу и разум своим чадам.

Помня все это, генерал Миллер (ведь он, не будучи русским, родился на русской земле) заведомо шел на рисковый шаг. Капитан Сергей Самойло, как агент, подавал большие надежды, как-никак сын известного генерала, при случае с большими деловыми связями может пригодиться. Да и для самого Миллера не чужой человек. Он его отобрал еще в госпитале, когда тот был под великим сомнением: дозволят ли ему в связи с серьезным ранением продолжить службу в российской армии? Лично генерал Миллер дозволил – такая была у него власть. Миллер послал его в Америку якобы долечиваться. В Америке Сергей не столько долечивался, сколько учился новой для него профессии – на эту учебу янки денег не жалели.

В Америке он успешно прошел курс обучения, вернулся в Россию под видом волонтера американского экспедиционного корпуса. Для Миллера он был не просто капитан, а приемный сын его товарища по академии Генштаба. Он из него намеревался сделать толкового разведчика-резидента и послать в Швецию или Норвегию, чтоб он легализовался в одной из этих стран, приобрел солидный капитал и приютил своего наставника (себя он считал таковым). В будущей России, по строгим прикидкам, места ему, генерал-лейтенанту Миллеру, не будет.

Но надо же такому случиться, в Красной армии оказался Александр Александрович Самойло, приемный отец Сергея. И вот теперь перед наступлением войск союзников американский консул потребовал срочно связаться с командующим сухопутными и морскими силами Архангельского района и напомнить ему, что он генерал, присягал служить царю и отечеству, должен оставаться верным присяге до конца жизни. Это была уже не просьба, а требование. Деньги на борьбу с Советами получены, лежат в банке Филадельфии на имя русско-подданного Евгения-Людвига Миллера.