Русские женщины привилегированных сословий в Италии и на Лазурном берегу Франции - Страница 4

В архивах также сохранились сведения о поисках политического и торгового сотрудничества. В 1526 г. на переговоры между Василием III и польским королем Сигизмундом I … был приглашен и представитель папского престола Джан Франческо ди Потенца[60]. Русскому послу было поручено предложить папе Григорию XIII «быти в единачестве и в докончанье и против басурманских всех государей стояти заодно хотим».

Царь Иван IV обещал предоставить свободный проезд итальянским купцам через Россию в Персию и Индию. Уже в середине XVI в. в Москве торговал флорентиец Д. Тедальди, пользующийся доверием Ивана Грозного. Именно с его слов иезуит А. Поссевино[61] писал о российском царе: «Иван Грозный вопреки тому, что о нем говорят, человек современных взглядов. Его постоянная забота – это вывести свое государство из той обособленности, от которой оно страдает»[62]. В 1602 г. по просьбе великого герцога Фердинанда I царь Борис Годунов дал разрешение на торговлю в русских землях уроженцу Флоренции С. Луссию с сыновьями[63].

Великое герцогство Тосканское более других итальянских государств, продолжало прагматично сближаться с Россией. Одним из самых ярких примеров были инициативы по развитию главного порта государства – Ливорно. В 1592–1593 гг. Фердинанд I Медичи издал два указа, получившие общее название «Ливорнийское законодательство» («Legge Livorniana»). Герцогство нуждалось в развитии морской торговли и экономики, поэтому коммерсантам, принадлежавшим к некатолическим религиям, гарантировалась свобода культа, в том числе погребений. Организованное православное греческое кладбище в Ливорно и поныне остается единственным самостоятельным православным некрополем на итальянской территории. Учрежденное в 1778 г., оно пользовалось покровительством российских властей. На гравюре конца XVIII в., изображающей ливорнийское кладбище, начертано: «Sotto l'alta protezione di S. M. Paolo l'Imperatore di tutte le Russia» («Под высочайшим покровительством Е. И. В. Павла, Императора Всероссийского»). Среди погребенных в Ливорно были подданные Российской империи, скончавшиеся во Флоренции, Риме, Пизе, Неаполе[64]. Первая официальная делегация из России посетила Ливорно по пути в Венецию в декабре 1656 г. Посольство возглавляли И. Чемоданов и дьяк И. Постников. Губернатор Ливорно Серристори сообщал герцогу Леопольду во Флоренцию о распорядке дня московских послов, прикрепляя к своим письмам сводки из газет[65]. Интерес к нравам северной державы проявился в 1657 г. в нескольких городах Италии, где вышли произведения: «Путешествия по Московии» А. Олеария и «Московия» Р. Барберини.

Сложность отношений с Венецианской республикой объяснялась нерешительной позицией русских царей в вопросе оказания помощи в ее борьбе с турками. У венецианского посла Альберто Вимина да Ченеда, проделавшего огромный путь, чтобы склонить Россию на союзничество, осталось неприятное впечатление от «политики невмешательства» царя Алексея Михайловича. Неудивительно, что посольство И. Чемоданова оказалось безрезультатным, русским было отказано в праве беспошлинной торговли[66].

Петр Великий изменил не только направление русской внешней политики. Огромное внимание он уделял проблемам градостроительства, поэтому стремился, как приглашать в Россию итальянских зодчих, так и готовить в творческой атмосфере Италии свои инженерно-архитектурные кадры, ибо «заботился дать образование дворянам больше, чем другим сословиям»[67].

В благодарность за союз в борьбе с Портой Петр попросил Венецию принять нескольких «недорослей» для обучения морскому делу и артиллерии[68]. Он помнил об отрицательном опыте правления Бориса Годунова, когда ни один из русских студентов, посланных на обучение в Европу, не вернулся, и все же рискнул[69].

Среди первой группы, отправленной для учения в Голландию, Англию и Италию, были члены видных придворных семей, 23 человека имели княжеский титул[70]. Таким образом, начиная с петровского времени русские еще сильнее сосредоточили свое внимание на Италии как стране, «…где следовало совершенствоваться художествам, откуда можно было приглашать архитекторов, живописцев, скульпторов, декораторов для оформления обеих столиц»[71]. Италия стала одним из самых важных пунктов в топографии путешествий петровского времени – дипломаты посещали Рим, Флоренцию, Мальту; молодые дворяне в Венеции учились морскому делу, в Падуе – медицине, в Рим изучать различные искусства поехали П. Ерохин, Т. Усов, Ф. Исаков, П. Колычев, И. Мордвинов[72].

Своего сподвижника П. Толстого Петр Великий направил в Италию для «обучения навигацкой науке». Любознательный Петр Толстой не только в совершенстве овладел итальянским языком, но и вел дневник своего двухлетнего путешествия. Один из потомков в этой связи писал о Петре Андреевиче: «Вообще он все сравнивал с тем, что знал и видел в России». Не могла не поразить его Венеция, где «водяные улицы», да к тому же «саней и вовсе не знали». По всей Италии привлекли внимание Толстого монастырские библиотеки и аптеки. В Падуе осмотрел аптекарский огород. Очень понравилась неаполитанская академия, где насчитывалось более 4 тысячи студентов, которые «… учатся до философии и до богословия и иных высоких наук и анатомии»[73]. Проявляя большой интерес к книгоиздательству в библиотеке одного монастыря обнаружил прекрасно изданный фолиант на латинском языке: «История Московская». На досуге перевел «Историю о настоящем управлении Турецкой империи». После возвращения на родину П. А. Толстой стал известным политиком, сделав свою карьеру на «неаполитанском деле» царевича Алексея[74], ибо за мастерски проведенную операцию по захвату беглого царевича был удостоен в благодарность графского звания[75].

В этот же период к политико-дипломатическим мотивам отъезда добавились не только образовательные и религиозные, но и выезд очень незначительной части молодежи по «романтическим» причинам: одни чувствовали «зов дальних морей», другие искали «лучшей доли». К концу XVIII столетия по всей Европе, как столичной, так и провинциальной, окончательно сложилась еще один обычай – традиция выезжать за границу для завершения теоретической части программы обучения. В Россию эта «мода» на образовательные поездки молодых людей проникла опять-таки из Европы. Согласно идеям европейского просвещения образование и усвоение достижений предшествующих культур должно было идти как теоретически, так и путем непосредственного знакомства с их памятниками и, в первую очередь, с памятниками античных культур. Как писал в 1779 г. французский литератор Ж. Ж. Лаланд: «В Италии красивых, важных и уникальных вещей больше чем во всей остальной Европе»[76].

В 1791 г. во время путешествия «с целью изучения искусств и наук древности» скончался в Риме 24-летний дворянин из Ливонии Вильгельм фон Гроте, заведующий императорскими конюшнями Екатерины II. Благодаря стараниям его родного брата Фридриха, на могиле был установлен мраморный саркофаг. Погребение сына рижского купца на кладбище Тестаччо в Риме является самым старым среди сохранившихся захоронений российских подданных в Италии[77]. Впоследствии традиция посещать Италию в рамках общеевропейского путешествия распространилась среди русской знати всех возрастов. «Два города – Рим и Неаполь, казавшиеся воплощением эстетических и моральных ценностей Южной Европы, олицетворяли собою итальянский миф единства природы и искусства. Входящие в обязательную культурную программу для всех путешествующих по Европе, эти города были также вожделенной целью русских художников, интересовавшихся, прежде всего, классической античностью и поздним итальянским Возрождением. В начале XIX в. особое значение начинает приобретать Флоренция»[78].