Русские женщины привилегированных сословий в Италии и на Лазурном берегу Франции - Страница 18

«Покидая родину 13 апреля 1919 года, мы знали, что изгнание будет не меньшим из испытаний, но кто из нас мог предвидеть, что спустя тридцать два года ему все еще не будет видно конца… Совершилось небывалое в истории эмиграции: массы людей, по числу равные населению государства, покинули свою страну и разошлись изгнанниками по всему земному шару»[277].

Семья и в эмиграции жила «на широкую руку»: граф, генерал Ф. Ф. Сумароков-Эльстон «не умел считать деньги. Хотя за границу он приехал не с пустыми руками, но очень скоро все потратил. У него, например, никогда не было бумажника. Деньги лежали повсюду в конвертах, которые он раздавал не считая. Его верный слуга Гриша, зная этот недостаток барина, прятал его деньги и хранил, чтобы тот все не потратил. Кончилось все тем, что Феликс Феликсович под старость стал жить на сбережения своего верного Гриши»[278]. Вплоть до смерти мужа в 1928 г. Зинаида Николаевна жила в Риме, а затем переехала к сыну в Париж[279].

В связи с притоком новых эмигрантов в декабре 1920 г. в самом центре Рима был открыты Русский издательский дом Вейдемюллера и книжный магазин «Слово». Они располагались в доме № 18 на Пьяцца дел Пополо. Магазином руководили директор Русского Института в Риме (виа М. Аделаиде, 8) Карл Людвигович Вейдемюллер, его супруга Анна Григорьевна Айзенштадт, а так же поэт В. А. Субматов (работавший там продавцом). Ассортимент магазина был представлен тематически разнообразной, в основном, русской и французской печатной продукцией: «социальная гигиена, экономика, наука, история русской революции, транспортная промышленность, художественная литература»[280].

Некоторые документы свидетельствуют, что в книжном магазине «Слово» – в связи с малым объемом книг – количество продаж было ограничено; магазин имел достаточно однородный и узкий круг постоянных покупателей: его посещали не столько новые эмигранты, «сколько русские эмигранты, сторонники Керенского, уже давно проживающие в Риме»[281]. Среди посетителей был и Генеральный консул российского посольства в Риме Г. Забелло. Какое-то время был даже открыт читальный зал.

И все же магазину и издательскому дому Вейдемюллера было суждено недолгое существование: они вынуждены были закрыться уже в конце 1921 г., что косвенно свидетельствовало о начале оттока «новой русской эмиграции» из Италии. Это было связано во многом с тем, что многие беженцы, в отличие от «старой эмиграции», оставались здесь без всяких средств.

К 1929 г. в Риме проживало около 400 человек. «Русское посольство пришло им на помощь и предоставило свои свободные помещения для жилья. После признания большевиков итальянцами, эти лица были переведены в один большой дом… Перешли туда около 70 человек. Надзор за порядком был поручен католическим монахиням»[282].

Такая отзывчивость стала как проявлением заботы католической конфессии, так и продолжением традиции оказания гостеприимного приема русским.

Другая крупная русская диаспора складывалась веками в Неаполе и его окрестностях. Уже с середины XVIII столетия Кампания вызывала интерес как своими культурно-эстетическими особенностями, так природно-географическим материалом. Удивительные минеральные источники вулканического происхождения и сам Везувий – крупнейший вулкан континентальной Европы – привлекали выдающихся представителей российской аристократии. Одной из первых на Везувий поднялась Е. Р. Дашкова.

Но исторически судьбы Неаполя и России переплетались не только в виде туристских вояжей и официально-дипломатических визитов. Благодаря политике посла А. К. Разумовского, официально представлявшего интересы Петербурга при дворе короля Фердинанда IV, стали развиваться торговые отношения: в Россию из Неаполя поплыли лимоны (которые использовались тогда, в основном, для дубления кожи), орехи, изюм, оливковое масло, кораллы, вино. Из России в Неаполь – древесина, железо, зерно, кожа, воск, икра[283]. Но в 1784 г. Разумовский был отозван Екатериной II, и в 1785 г. в Неаполитанское королевство прибыл камергер Императорского двора – П. М. Скавронский.

Племянник Екатерины I прославился в южной Италии меломанскими увлечениями: «Во дворце посланника в Неаполе слуги, подавая кушанье или докладывая, пели… Даже гости… должны были говорить речитативом»[284]. Всецело отдаваясь музыке и коллекционированию произведений искусства, часть из которых отсылалась князю Г. А. Потемкину, Скавронский тем не менее укрепил и дипломатические связи. Так, при нем в дальнее путешествие для ратификации «Трактата дружбы, мореплавания и торговли» отправился маркиз Галло. В последние годы жизни Скавронский был болен, что мешало его семейству вести открытый образ жизни[285].

Во время наполеоновских войн историк Д. П. Татищев был «отправлен посланником к Неаполитанскому двору и подписал союзный договор; оттуда отозван в 1808 году»[286]. Татищев стал свидетелем борьбы Великобритании и Франции за Неаполь, в чем принимала участие и Россия.

После окончания войн южная Италия, особый менталитет ее жителей, мягкий курортный климат, теплое море стали притягивать наших соотечественников своей «непохожестью» на российскую действительность: сюда ехали, несмотря «на ужасно дорогую жизнь» («Il carovita e terribile!» – В. О.) и сложную политическую обстановку. То, что в Неаполе жизнь была дороже, чем в Риме и Флоренции, во многом объяснялось высоким уровнем жизни Неаполя при Бурбонах. Корреспонденция русских аристократов насыщена самыми восторженными эпитетами по отношению к «самому населенному городу Европы», сравнимому по элегантности только с Парижем, его «домам без крыш», «шумом» без радости для иностранцев. Шумливость и преступные повадки простых людей Неаполя отпугивали аристократов, проживавших, «вращаясь между англичанами и lazzaroni napoletani»[287].

С осени 1819 г. ситуация в Неаполе вновь накалилась и, по причине неспокойной политической обстановки и дороговизны жизни, президент Академии Художеств А. Н. Оленин после посещения Неаполя в 1819 г. предпочел, чтобы питомцы Академии останавливались «на постоянное место жительства» в Риме. Место посланника в Неаполе занимал тогда граф Г. Э. Штакельберг[288], имевший «стычки» со своим секретарем, выдающимся поэтом К. Н. Батюшковым, из-за своего тяжелого характера (рядовых дипломатов в посольствах и миссиях «можно было пересчитать по пальцам – почти везде их, как и в Риме, было двое: первый и второй секретари»[289].)

Но, в целом, жизнь в Неаполе, по сравнению с остальной Италией, оставалась более «веселой». По этим причинам состав российской «колонии» продолжал формироваться, в основном, по курортно-развлекательному принципу: здесь лечились как от легочных заболеваний, так и от «ипохондрии» (летом купаясь, зимой посещая старейший оперный театр в мире Сан-Карло). На побережье Неаполитанского залива имели дачи канцлер А. М. Горчаков, большие друзья Н. В. Гоголя, упоминавшиеся выше – Репнины-Волконские, на вилле которых в Кастелламаре ди Стабия отдыхал и сам писатель. Многие выдающиеся представители политики и культуры России здесь искали последнюю надежду на излечение, но, увы, не всегда находили. Здесь скончались поэт Е. А. Баратынский, дипломат П. П. Убри, князь А. И. Чернышев (один из организаторов партизанского движения в 1812 году), художник С. Ф. Щедрин и другие.