Русские женщины привилегированных сословий в Италии и на Лазурном берегу Франции - Страница 16

Художники стали собирать первую в Италии библиотеку, о чем сообщили посетившему в 1845 г. Рим Николаю I. Император не пожелал устраивать приемы для местного дипломатического корпуса и римской знати, а посвятил свое время осмотру памятников старины и знакомству с русскими художниками, проявив интерес к творчеству А. А. Иванова. Ему показали мастерскую художника, и Иванов услышал императорское одобрение: «Хорошо начал». В церемонии принимали участие посол А. П. Бутенев[240] вместе с сотрудником русской миссии Г. П. Волконским (племянником декабриста) и другими, а также дети сотрудников – Мария Бутенева (будущая супруга В. И. Барятинского)[241], Елизавета Волконская (будущий автор исследования «Род Волконских»).

Русские художники были отозваны из Рима в 1848 г. в связи с революцией в Европе, а в 1852 г. ушли из жизни одновременно самые известные русские деятели культуры, проживавшие в Риме, – К. П. Брюллов, Н. В. Гоголь, В. А. Жуковский. В Риме скончались многие пенсионеры-«невозвращенцы», принявшие решение остаться в Италии надолго[242].

В 1875 г. в Риме осели братья Сведомские – «милейшие и добрейшие художники. И около них ютилась вся колония русских художников»[243].

«Мастерская и их квартира были открыты для всех любителей искусства, и многие бездомные художники и соотечественники находили приют»[244].

Увеличение количества осевших на постоянное жительство, а также неожиданно скончавшихся, привело к тому, что уже в начале XIX века появились первые захоронения русских неподалеку от знаменитой Пирамиды, где за стеной Аврелиана конца III столетия с XVII века хоронили «изгоев». Описание этого мистического места оставили многие русские – А. Н. Бенуа, И. Е. Репин, но наиболее проникновенные строки о кладбище Тестаччо принадлежат журналисту М. Осоргину:

«Быть связанным с Римом – хотя бы узами смерти – мне всегда казалось честью. Низко склоняю голову и прошу мою судьбу оказать мне эту честь хотя бы за те мучительные годы, которые были и выпадут на долю наших поколений!»[245]

Ватикан строго соблюдал правила, касающиеся погребения католиков и представителей других конфессий: до Второго Ватиканского Собора «выходцев из России православного вероисповедании было запрещено хоронить на городских кладбищах»[246]. Особенно жестко правила соблюдались в самом Риме до 1870 г.: запрещалось изображение крестов и христианских эпитафий. Именно по этой причине отсутствует христианская символика на надгробии художника К. Брюллова.

Постоянные погребения православных российских подданных на Тестаччо стали организовываться в 1830-е годы, после того, как в Риме в 1836 г. открылась вышеупомянутая посольская церковь. Священники вносили сведения об умерших россиян в метрические книги, присылаемые из Санкт-Петербургской консистории и отсылаемые обратно. Копии метрик сохранились в архиве церкви в Риме, их анализ дает богатый исторический материал[247].

Здесь были погребены как малоизвестные люди, так и выдающиеся. Автором было обнаружено немало женских имен: балерины И. Русской, Е. А. Чернышевой, захороненной вместе со своим мужем-декабристом З. Г. Чернышевым, дочери Л. Толстого Т. Л. Толстой и его внучки Т. Альбертини, дочери Н. Огарева – А. Н. Ильиной. Заметно большое количество имен – представительниц русских аристократических фамилий: князья Барятинские, Волконские, Гагарины, Голицыны, Горчаковы, Трубецкие, Раевские, Шаховские, Щербатовы, графы Канкрины, Мусины-Пушкины, Соллогубы, Строгановы, Ферзены, Шереметевы, бароны Врангель, Ганы, Таубе и Тизенгаузены; Бибиковы, Володимеровы, Голенищевы-Кутузовы, Нарышкины; военные, дипломаты, крупные чиновники, путешественники. Среди них немало российских подданных из Остзейского края, Царства Польского, Великого княжества Финляндского, с Кавказа (среди которых – княгиня А. Г. Мачабели-Эристова из рода Багратионов). Здесь хоронили путешественников, застигнутых смертью во время возвращения из Святой Земли в Россию, священнослужителей православной церкви, дворовых людей, слуг. Среди скончавшихся по причине легочных заболеваний заметно преобладание женских погребений: княжен П. П. Вяземской, М. А. Оболенской, А. В. Гагариной, Н. В. Шаховской, дочери посланника при Священном престоле – А. А. Бутеневой, дочери писателя В. И. Даля – Ю. В. Даль.

В 1920-е гг. в Риме скончалось более 40 русских. В постреволюционную эпоху кладбищенская администрация в связи с изменением статуса эмигрантов начала оказывать «послабления в цене на места»[248]. Сегодня в списке захороненных на Тестаччо значатся 789 имен нашедших свой покой российских граждан[249].

Немало женских имен можно обнаружить при изучении архивов современной области Лацио, ибо многие русские аристократки селились по разным причинам вне пределов Рима. Данная группа дворянок, на наш взгляд, делала попытку интегрировать с итальянской провинциальной действительностью понятие русской дворянской родовой усадьбы. Кроме того, жизнь в провинции, на вилле, позволяла лучше воспитывать детей (исходя из идей Ж. Ж. Руссо). Не будем забывать, что в своей старой российской жизни многие женщин из мелкопоместной дворянской среды проводили большую часть своей жизни в усадьбе, не выезжая из нее. Там складывался особый образ жизни, нравы и бытовые традиции.

Имена женщин семейства Волконских-Раевских были хорошо известны здесь: неподалеку от Рима, на вилле Мути, в середине XIX века проживал вместе с семьей старший брат супруга «блистательной Зинаиды» – князь Николай Григорьевич Репнин-Волконский. Его жена, урожденная графиня Варвара Алексеевна Разумовская (1778–1864), известная благотворительница, много сделавшая для развития женского образования, в свое время повлияла на решение М. Н. Волконской следовать за мужем в Сибирь[250]. Вскоре в Папскую область переехали мать и сестры М. Н. Раевской-Волконской после получения «государева пенсиона» в 1835 г. и уплаты «долгов по имению». С. А. Раевская ввела дочерей в круг светского общества соотечественников, но об их жизни в Риме известно немного. Они старалась жить в связи с семейной драмой, не привлекая к себе лишнего внимания. Еще в юности «Алиона по нездоровью своему уже положила остаться в девках, а Софья бесценная, как ожидать по обстоятельствам, будет иметь ту же участь» (выражение Н. Н. Раевского из его письма сыну Александру 3 апреля 1829 г.[251]). Провидческие строки отца сбылись: обе так и не вышли замуж. Безвременная смерть младшего сына Николая подкосила С. А. Раевскую, скончавшуюся в 1844 г. Через несколько лет, в 1852 г., умерла во Фраскати Елена.

Только Софья Николаевна (1806–1881) дождалась встречи с семьей освобожденного декабриста, приехавших зимой 1859 г. в «Вечный город»[252] и встретивших за границей долгожданную отмену крепостного права. «Княгиня Марья Николаевна была дама совсем светская, любила общество и развлечения»[253] и, по приезду в Рим ей удалось организовать блестящее будущее сына Михаила, женив его на внучке Бенкердорфа Елизавете – своей двоюродной племянницы. Став сенатором, М. Н. Волконский демонстрировал отрицательное отношение к идеям декабристов, но при этом боготворил мать: «Обожаю матушку больше всего на свете: я рожден для жизни спокойной, и я хочу окружить дни ее старости тишиной и счастьем»[254].