Русские в СССР. Потерпевшие или победители? - Страница 10
А вот белые сохранить единство России не смогли бы – несмотря на весь свой централизм. Кстати, в последнее время принято критиковать белых Колчака и Деникина за то, что они слишком уж упорствовали в борьбе за «единство и неделимость». Дескать, нужно было принять предложение К.Г. Маннергейма, который готов был двинуть на Петроград 100-тысячный финский корпус – в обмен на признание независимости Финляндии. Известно, что белые вожди от этого предложения решительно отказались, поставив судьбу Финляндии в зависимость от воли грядущего «национального собрания».
Между тем «помощь» Маннергейма белых бы не спасла. Скорее, наоборот, ускорила бы их конец. Можно только представить себе, как отнеслись бы в самой Белой армии к тому, что финны взяли столицу бывшей российской империи. Вспомним, что вторжение польской армии вызвало самый настоящий всплеск пробольшевистских чувств у многих противников большевиков. Снова обращусь к воспоминаниям в.к. Александра Михайловича: «Когда ранней весной 1920-го я увидел заголовки французских газет, возвещавшие о триумфальном шествии Пилсудского по пшеничным полям Малороссии, что-то внутри меня не выдержало, и я забыл про то, что и года не прошло со дня расстрела моих братьев. Я только и думал: «Поляки вот-вот возьмут Киев! Извечные враги России вот-вот отрежут империю от ее западных рубежей!» Я не осмелился выражаться открыто, но, слушая вздорную болтовню беженцев и глядя в их лица, я всей душою желал Красной Армии победы. Неважно, что я был великий князь. Я был русский офицер, давший клятву защищать Отечество от его врагов. Я был внуком человека, который грозил распахать улицы Варшавы, если поляки еще раз посмеют нарушить единство его империи. Неожиданно на ум пришла фраза того же самого моего предка семидесятидвухлетней давности. Прямо на донесении о «возмутительных действиях» бывшего русского офицера артиллерии Бакунина, который в Саксонии повел толпы немецких революционеров на штурм крепости, император Николай I написал аршинными буквами: «Ура нашим артиллеристам!» Сходство моей и его реакции поразило меня. То же самое я чувствовал, когда красный командир Буденный разбил легионы Пилсудского и гнал его до самой Варшавы. На сей раз комплименты адресовались русским кавалеристам, но в остальном мало что изменилось со времен моего деда» («Книга воспоминаний»).
Тогда А.И. Брусилов и несколько других красных генералов выпустили воззвание, в котором призвали поддержать большевиков. А генерал Я.А. Слащев, вместе с тридцатью другими генералами и офицерами, вел тайные переговоры о сдаче Крыма красным. И в случае взятия финнами Петрограда пробольшевистская реакция была бы еще сильнее.
Нет, белые проиграли потому, что, несмотря на декларативную приверженность «единой и неделимой», они проявили себя плохими централистами на практике. В первой половине 1919 года Колчак и Деникин весьма успешно громили красных. И у них была великолепная возможность соединиться друг с другом в низовьях Волги. Тогда на большевиков накатился бы единый могучий военный вал. Но два вождя так и не договорились друг с другом. А ведь Колчак был Верховным правителем, и, по идее, Деникин должен был ему подчиниться. Но нет – выяснилось, что верховенство Колчака – вещь весьма формальная и никакой единой белой России попросту нет. А вот единая красная Россия уже была, и она сумела разгромить белых по частям – сначала Колчака, а затем уже и Деникина.
Вне всякого сомнения, красные (сначала даже бессознательно) взяли на себя миссию сохранить единство страны. И неудивительно, что в дальнейшем Сталин воспроизвел многие геополитические устремления России.
Взять хотя бы его послевоенную борьбу за средиземноморские проливы. И в этом плане очень показательно замечание убежденного антикоммуниста И.Л. Солоневича: «Мы начисто забыли тот факт, что из всех нынешних государственных образований Европы русская государственность является самой старшей, что Российская империя уже просуществовала одиннадцать веков: от «империи Рюриковичей», «созданной» Олегом, – до империи гегелевичей, управляемой Сталиным» («Народная монархия»). При этом Солоневич признает, что «Российская империя морально отсутствует». И это очень точное определение, которое разводит политику и мораль. А также до известной степени минимизирует идеологию, которая является своего рода «моралью» – от политики.
Итак, основа – это политическая целостность, которая сохраняет целостность нации, придает ей субъектность. На едином и неделимом целостном пространстве существует хоть сколько-нибудь эффективная власть, контролирующая ситуацию внутри страны и обеспечивающая суверенитет страны. Это – минимум, наличие которого является первейшим условием бытия нации. И пока этот минимум соблюден, то можно говорить о национальном успехе – пусть и со множеством оговорок. Главное сделано – остальное приложится, если только приложить определенные усилия. А идеологическая правильность, при всей своей важности, все-таки не так уж и важна в плане оценки прошлого. Гораздо важнее определиться с политическим будущим России.
Впрочем, будущее все-таки неразрывно связано с прошлым. И тут мы видим странные изгибы антисоветизма. Хороня и оплакивая Русское государство, национал-антисоветчики частенько бьют по «исторической России», выступая с позиции «просвещенных» критиков. И в этом плане очень показателен коллективный труд «История России. XX век» (ответственный редактор профессор МГИМО А.Б. Зубов), который уже успели прозвать «власовским учебником». Сие творения дает ярчайший образчик радикального антисоветизма, окрашенного в «патриотические» и «православные» цвета. Чего стоит одно только название второй главы четвертой части – «Советско-нацистская война 1941–1945 гг. и Россия»! Но дело здесь не только в антисоветизме. Наблюдателей поражают и те оценки, которые даются России и русскому народу. Так, профессор Свято-Тихоновского православного гуманитарного университета Б. Филиппов пишет: «Публицистика, как известно, не доказывает, а постулирует, скажем: Ленин – немецкий агент, а сталинский режим был антинародным. И в этом ключе поданы многие общественно значимые темы. Например, поражение белых армий объясняется тем, что русский народ – «покорное и пассивное большинство, запуганное и дрожащее над своей только жизнью, над своим куском земли, а когда надо – идущее в бой по принуждению». И в этой войне народ сделал «выбор не за Россию, а против нее» («Неудавшаяся ревизия» // «Эксперт»).
А вот весьма интересная оценка, данная (в своем блоге) этому замечательному труду историком С.В. Волковым, который стоит на радикально-антисоветских и правоконсервативных позициях: «Ознакомился, наконец, с «Историей России. ХХ век», история появления которой довольно занятна… Вполне понимаю, что многим показалось странным, что при вполне антисоветской направленности книги досоветская Россия (особенно самый славный ее период ХVIII – ХIХ вв.) изображена там в духе советских штампов – типа темное царство, где не было ничего хорошего, кроме высокодуховных, но несчастных пейзан. Особенно вводная глава, содержащая общий очерк до 1894 г. и проникнутая особливой ненавистью к империи, коей инкриминируется территориальный рост и отсутствие «солидаризма» (каковой полагается имевшим место в предшествующее время)».
Что ж, антисоветизм и антицаризм частенько идут рука об руку, смыкаясь на базе либерализма. Не случайно практически все либералы – убежденные антисоветчики. И они же весьма отрицательно относятся к «российскому деспотизму» или в смягченном варианте к «архаичной, косной монархии». Кстати, вот яркий пример – А.И. Солженицын, под влиянием идей которого и был написан упомянутый выше «власовский учебник». Неутомимый обличитель коммунизма и советской власти был либералом, хотя и особенным – «национальным» и «самобытным». Причем тут все очень интересно. Солженицын указывал на многочисленные недостатки западной демократии, «недолюбливал» партии, предлагал ввести избирательный ценз на выборах (да не прямых, а многоступенчатых). Он выступал за сильную, полуавторитарную президентскую республику. Однако на практике данная республика стала бы парламентской. Дело в том, что Солженицын выступал против какой-либо избирательной кампании. Кандидатуры президента мог обсуждать только парламент: «Сегодня президентская власть – никак не лишняя при обширности нашей страны и обилии ее проблем. Но и все права Главы Государства, и все возможные конфликтные ситуации должны быть строго предусмотрены законом, а тем более – порядок выбора президента. Подлинный авторитет он будет иметь только после всенародного избрания (на 5 лет? 7 лет?). Однако для этого избрания не следует растрачивать народные силы жгучей и пристрастной избирательной кампанией в несколько недель или даже месяцев, когда главная цель – опорочить конкурента. Достаточно, если Всеземское Собрание выдвигает и тщательно обсуждает несколько кандидатур из числа урожденных граждан государства и постоянно живших в нем последние 7–10 лет. В результате обсуждений Всеземское Собрание дает по поводу всех кандидатов единожды и в равных объемах публичное обоснование и сводку выдвинутых возражений» («Как нам обустроить Россию?»).