Русские сказки, богатырские, народные - Страница 51

Обменявшись несколькими взаимными, и по большей части беспорядочными учтивостями, отец мой попросил княжну, чтоб она в знак своей к нему милости удовлетворила его любопытство рассказом о своих приключениях. в связи с чем она и начала свой рассказ.

В самом моем младенчестве, лишилась я моей матушки по злости одного из придворных отца моего. Этот ненавистный человек имел при Дворе нашем чин великого спальника[49] по имени Колмар. Красота родительницы моей сделала к себе чувствительным сердце этого нечестивого человека. Он долго таил в себе свою постыдную страсть. Великое различие природы связывало язык его, и полагало опасные пределы его желаниям. Страх открыться и быть наказанным, и сильная, но безнадежная страсть, вселили в Колмара дерзкое намерение, обесчестить мою мать, если удастся к тому способ. Порочная душа его скоро открыла к тому случай. Родительница моя, будучи великой охотницей к псовой охоте, оказалась однажды в поле в провождении малого числа придворных, в том числе и этого мерзавца. Множество найденных зверей принудило каждого разъехаться в разные стороны; а выбежавший олень побежал на самое то место, где стояла моя родительница, а она поскакала за ним с метальным копьем. Быстрый бег скоро отлучил её на дальнее расстояние от охотников, и поскольку не могла она достичь оленя: то осталась с одним тем скрытным злодеем, следовавшим за нею в густом лесу.

Родительница моя, утомясь, сошла с коня для отдыха; причём Колмар вздумал открыть ей страсть свою.

– Ваше Величество! – говорил он самым бесстыдным образом, – судьба определила родиться вам прекрасною, а мне несчастным. Если достойно наказания то, в чем я теперь пред вами хочу открыться: так в том виною ваши прелести, нанесшие неисцелимые раны моему сердцу, и наполнившие его всеми теми мучениями, какие только может приключить любовь всесильная и безнадежная. Случай, положивший великую разницу между мною и вашим состоянием, не положил однако предела моей страсти, противиться которой я не в состоянии. Должность и рассудок ей покорились, и я ожидаю смерти, или наистливейшей жизни в зависимости от вашего соизволения.

Вообразите себе смущение, какое должно охватить родительницу мою. Почитая добродетель и чистоту за первое в мире счастье, могла ли она не содрогнуться, услышав такие дерзости из уст недостойного раба? Справедливый гнев овладел ею.

– Как мерзавец! – вскричала она, – Ты мог отворить гнусный рот свой к произнесению столь дерзостных слов твоей Государыне! Имел ли ты разум предпринять то, о чем и помыслить надлежало тебе ужасаться, и которое несет за собой ни иное что, как смерь твою? Раскаешься, негодный! Мучительная казнь вместе с жизнью истребит и твою дерзость.

– Преступление мое не так велико, как ты думаешь, – сказал Колмар холодно. – Твое величество закрыто тенью густого леса. Поздно ты стараешься устрашить меня. Я не боюсь смерти, и скорее соглашусь умереть, когда получу желаемое. Ты здесь в моей власти. Никто не поможет тебе. Согласись лучше добровольно удовлетворить мои желания, или я удовлетворю их против твоей воли.

Мать моя, не отвечая ему, начала кричать, и звать на помощь охотников; но они были далеко. Злобный Колмар схватил её за руку, и хотел уже произвести свое безбожное намерение. Тщетно силилась мать моя обороняться. Он бы совершил свое злодейство, если бы трое придворных, услышав крик, не прискакали к ней на помощь. Но – ужасный случай, воспоминание о котором исторгает из глаз моих слезы. Сопротивление стоило жизни несчастной моей родительнице. Варварская душа, видя неуспех своего беззакония, исполнилась зверства. Он поразил её в грудь кинжалом, и тем же самым железом изверг злобный дух свой, прежде чем могли подать помощь княгине, и его схватить. Еще живая родительница моя довезена была во дворец наш; но скончалась на другой день, оставив меня сиротой и наследницею своих злосчастий.

Я жила спокойно до 14-ти лет, по совершении которых, злобный рок отворил ядовитую пасть свою, и начал пожирать благополучие дней моих. Красота, которую, сказывают, я имею, была источником моих напастей. От нее я терпела все мучения до сего часа. Лучше бы я родилась менее пригожей, чем злополучной. Царевич соседнего государства, оказавшись по случаю при нашем дворе, увидел меня, и в ту же самую минуту полюбил. Сколько раз мы ни бывали вместе, глаза его устремлялись на меня. Взоры наши встречались, и принуждали меня краснеть, и потуплять очи вниз. Любовь мне была пока неизвестна, и сила её не владычествовала еще над душой моей. Хотя следует признаться, что Царевич этот родился совершенным творением природы, и то для того только, чтоб быть, наконец, причиною жестокой моей участи. Он искал случая меня увидеть, и я начинала смущаться, на него взирая. Я удивлялась моей перемене, и не ощущала, что я мало-помалу глотала любовную отраву. Искра её зародилась в моем сердце, и вскоре зажгла великое пламя. Мне скучно было его не видеть; но увидев, я старалась от него скрыться. Смущение повсюду следовало за мною. Я советовалась о том с мыслями моими и сердцем; но не получала отрады и объяснения от чувств, в любви неискушенных. Неизвестная печаль владела мною, и следующий случай показал мне, что я пленилась, и что начинаю любить.

Имея голову наполненную смущенными мыслями, старалась я искать уединения, чтобы на свободе поразмышлять о перемене моего характера. В один день зашла я в удаленное место нашего сада, желая сидеть в беседке находящегося там фонтана. Но до чего же испугалась я, войдя внутрь, когда увидела сидящего тут царевича. Я хотела было уйти; но он вскочив, остановил меня, и заговорил:

– Вы убегаете от меня, несравненная княжна! Присутствие мое кажется вам ужасным.

Я изумляюсь перемене тогдашнего моего состояния. Я сделалась против обыкновения смела. Благопристойность ли была того причиною, или слова царевича, тронувшие мое сердце, но я ответила ему:

– Присутствие ваше приносит мне всегда удовольствие, а не ужас. Если же я хотела уйти, то для того лишь, чтоб не помешать вашим размышлениям, в которые, как мне показалось, вы погружены.

– Очаровательная княжна! Я смущен, задумчив и несносен сам себе, но тогда как … Однако не рассердитесь ли вы, если я скажу?

– Что?

– От чего я смущаюсь.

– Нет.

– Слова мои не будут вам противны?

– Ни мало.

– Тогда как вас не вижу.

– Мне приятно; но какую пользу приношу я вам моим присутствием?

– Вы меня оживотворяете.

– Изъяснитесь, что это значит? Как могу я вас оживотворять. Вы без меня довольно живы.

Царевич бросился предо мною на колени, и хотел заговорить; но уста его ему изменяли, и одни телодвижения служили вместо слов, коих он не мог произнести, начиная до нескольких раз. Таково действие невинной любви. Робость ей предшествует, и приятная стыдливость окружает её со всех сторон. Нельзя мне было, остаться в иных расположениях, нежели царевич. Румянец покрыл мое лицо, и смелость мою сменило место робости. Я не знала, что начать, и не определила, остаться ли мне тут, или уйти. Сердца наши одни говорили между тем, и бессловесным образом изъясняли состояние чрез пламенные взгляды. Напоследок царевич пришел в себя, и прервав молчание, заговорил:

– Прекрасная княжна! Я в замешательстве своем, преступил может быть пределы должного к вам почтения; но причиною того жестокая страсть. Я вас узнал, и в первый раз для меня равно было видеть вас и вами плениться. Слабое и признательное сердце мое не воспротивилось силе ваших чар; а сияние глаз ваших впервые зажгло нежнейший пламень любви, о коей я, не зная вас, не имел сведения. Вы дали мне познать всю её прелесть, и всё мучение, которое может стерпеть человек пленённый, и не имеющий надежды быть в страсти своей счастливым.

Я не знала, что ему отвечать, и спрашивала, не от меня ли происходит его мучение.

– Ах! Дражайшая княжна, – продолжал он, – я вас люблю, обожаю, не могу жить без вас, и вы вопрошаете, не от вас ли происходит мое мучение? Признаюсь, что воображение не владеть вами, не быть вам равным, жесточе для меня самой смерти.