Русские сказки, богатырские, народные - Страница 42

– Неплохо! – сказал себе Гассан; – обе эти вещи нужны. Карбункул будет мне светить ночью; а зеркало я употреблю по обыкновению. Но посмотрим, что написано в этой книжке. – Но развернув ее, увидел он одни только гладкие золотые листки. Сомнение овладело им снова. – Какое же дал ты мне наставление, неблагодарный Король духов!? – сказал он в отчаянии. – Такой ли платы требовала услуга, мною тебе оказанная? – После чего предался он печальным мыслям и навоображал себе всё, что только может вложить отчаяние в душу, наполненную страхами.

Посреди этих размышлений взглянул он на книжку, которую держал еще разогнутой в руках своих, и увидел в ней написанные фиолетовыми буквами два следующих славенских стиха:

Нечаянное это явление подвигло отчаявшагося было Гассана к удивлению. Он понял, что небеса ему уже помогают, и что в стихах этих они изобразили ему укор за легкомысленное отчаяние.

– Так, всесильные боги! – вскричал он, – я погрешил моим сомнением, впредь я буду осторожнее, и даже мысли не допущу, чтобы вы не защищали добродетель. – Он вторично взглянул в книгу, и прочел вновь оказавшиеся написанными голубыми буквами стихи:

– О! сколь обязан я тебе, король духов! – говорил Гассан. – Теперь я понимаю, что дар твой бесценен, и что без этой помощи не имел бы я надежды достичь моего желания. Я уверен, что книжка эта подаст мне во всем наставления. Я ободряюсь с этого же часа, о удивительная книга! Начну принимать твои советы, и так исполнится мое намерение.

Гассан горел желанием достать лук и стрелы из кладовой духа Тригладита, почему и обратил взор свой к его дому. Тот стоял в замке, утвержденном на воде столь хитрым образом, что ничто иного его не поддерживало, но со всем тем, здание было столь же твердо, как если бы зиждилось на камне. Волны бились о его стены и, не нанося никакого им вреда, рассекались, и падали с ужасным шумом назад. Заросшие травой и деревьями башни, находящиеся по стенам замка, являли древность и пустоту. Мрачные туман и мгла, покрывающие замок, представляли жилище это жутковатым. Острые колья, водруженные по стенам замка, обагрены были кровью воткнутых в них человеческих голов тех несчастных, которые ранее покушались достать стрелы и лук бога Вирстона. Это варварское украшение дополняло вид ужасного жилища кривого духа, и способно было охладись кровь в самых неустрашимых витязях.

– Ужасный этот предмет недостаточен, чтобы привести меня в робость, – говорил себе Гассан. – Варварство твое, жестокий Тригладит, не отвратит меня от моего намерения. Сей же час я или погибну, или лишу тебя сокровища, которого ты недостоин. Божественная книга! Наставь меня, – продолжал он, разгибая ее; и черные буквы начертали в ней следующее:

Из слов этих он уразумел, что ему не велено ничего страшиться. Однако он не обнаружил никакого наставления, как ему перейти через озеро, и как поступать при поисках лука и стрел. Всё это повергло его в задумчивость. Он вознамерился вновь вопросить книгу; но вдруг, оглянувшись назад, усмотрел приготовившегося прыгнуть на него тигра неслыханной величины. Гассан полагавшийся на непреложность слов, прочитанных им в золотой книге, воззрел на эту опасность с неустрашимостью. Надежда его на невидимую охрану была слишком велика, чтоб он оробел при виде тигра. Он вооружился саблей и одним ударом, отделив голову зверя, поверг его мертвым.

Но сколь велико было удивление его, когда он увидел голову тигра, обратившуюся в человека, одетого в странную одежду, туловище ж тигра обратилось в лодку и весло! Изумление его при виде этого явления умножилось, когда все озеро на котором стоял дом духа, начало закипать. Небо тот час же померкло. Страшные молнии заблистали с таким стремлением и треском, как если бы хотели все вокруг обратить в ничто. Громовые удары были так сильны, что земля затряслась под ногами оглушенного Гассана. В таковом состоянии он не знал, с чего начать. Ужасное происшествие это приводило его в робость. «Что из всего этого будет? – думал он с трепетом. – Не причинил ли я вреда смертью тигра? Так, конечно причинил. Я пропал! Тригладит проведает про приход мой! Да и можно ли ему не проведать, когда всё явление происходит не иначе, как от его волшебного талисмана, заключенного в тигре. Ах! Дражайший Падманаб! – вскричал он с жалостью, – я лишаюсь надежды подать тебе помощь! – Он бы распространился и далее в своих жалобах; но возвратившаяся в прежнее состояние природа, и изчезнувшее видение привели его в себя, чтобы вместо ужаса наполнить новым удивлением.

Когда озеро перестало волноваться, и небо получило прежний вид; из тростника, растущего близ берега, восстало множество человеческих тел без голов. Они шли прямо к Гассану, и окружив его, попадали все к ногам его. Новое явление, которое принудило его задуматься! Но человек, вышедший из тигровой головы, отвлек его из замешательства, обратившись к нему со словами:

– Не ужасайся, храбрый Гассан! Все увиденное тобою заключает в себе благополучное для вас предвестие.

Гассан оглянулся, и увидел в нем мужчину, морщины и седины коего означали глубокую старость. Одежда на нем была из тонкого флёра, с изображением разных неизвестных ему букв, и астрологических знаков. Всего же удивительнее показалась ему нижняя половина его тела, которая была деревянной.

– Вы удивитесь, – продолжал старик, – но я выведу вас из сомнения изъяснением всего того, что вы здесь ни увидите. Не опасайтесь Тригладита. Его нет дома; он улетел на Тамарские границы, предводительствовать там в собрании ведьм. Сила находящейся у вас книги воспрепятствует ему знать о том, что здесь происходит. Я расскажу вам приключение мое, которое всем известит вас.

«Я рожден в странах обширной России, близ великого озера Меотиса[46]. Рождением моим я обязан владетелю древлян, князю Премиславу, и княгине Драгоусте, дочери старо-славенского князя Стосила. Первыя годы моей жизни прошли без всяких происшествий, исключая то, что воспитали меня так, как приличествует мое состояние. Мне уже исполнилось шестнадцать лет, как я получил чрезвычайное желание осмотреть соседние земли. Охота к странствиям так мною овладела, что я не долго думая отправился в путь, не испросив на то позволения от моего родителя. При первом удобном случае я ему объяснился. По счастью родитель мой отпустил меня с тем только требованием, чтобы я возвратился прежде года. Я обещался исполнить повеление его, собрался в путь, простился с моим родителем и матерью, которая не могла без пролития слез снести разлуки со мною. «Любезной сын, – говорила она, – я не могу удержать тебя от предприятия, способного послужить к просвещению твоего знания. Но сердце мое предвещает нечто такое, что наполняет горем дух мой. Но я предаю тебя во власть судьбы; предел которой неизбежен. Молитвы мои будут сопровождать тебя повсюду, где бы ты ни обретался».

Я выехал, не взяв с собою даже великолепного эскорта, назначенного моим родителем. Все спутники мои состояли из дядьки и любимца моего Красовида. Я проехал несколько земель, осматривая всё, достойное моего внимания, и прибыл напоследок в столицу Болгарскаго князя. Расположившись на постоялом дворе, стоявшем на берегу реки Волги, сходил я осмотреть город. Положение его настолько мне полюбилось, что я вознамерился некоторое время прожить в нём.