Русские сказки, богатырские, народные - Страница 13
«Я обрадовался, что достал себе такового слугу доброго, подарил ему с правой руки золотой перстень, данный мне между прочими дарами от царя узрского. Тароп обрадовался моей награде и на вопрос мой: «Что нам пользы в сей сбруе ратной, когда мы уже имеем на себе все доспехи богатырские?» – ответствовал:
– Должно сказать вам правду, что все это собрание означает только тщеславие Агрикана. Он хотел перевести всех славных богатырей своего времени только для того, чтоб после показывать потом снятые с них, низложенных им, доспехи. Но какая польза из всей человеческой суетности! Никто не видал плодов его побед. Он умер; чувствует ли он то удивление, кое только одно осталось в свете в его памяти? Однако ж, как не было ни одного храброго человека, который бы не оставил из подвигов своих плода, полезного потомству, то и Агрикан положил основание к славе вашей, которую вам необходимо приобрести, владея копьем Нимрода, хранящимся между этим оружием. Сила его неизреченна. Никакое оружие, даже заколдованное, не в силах выдержать его ударов; напротив, само оно ни от чего не сокрушится. Я расскажу вам его происхождение, каким образом его заполучил Агрикан, как слушал я это от исполина Аримаспа, хранившего это копьё и рассказавшего это мне после низложения своего на поединке с Агриканом. Нимрод – был царь Вавилонский, который был исполином из числа воевавших против Перуна, и притом великий чародей. Когда они громоздили гору на горы, желая взойти на небо и овладеть жилищем богов, то при низложении всех их громовым Перуновым ударом остался жив только один Нимрод, ибо ему отшибло только ногу. Он успел схватить обломок громовой стрелы и скрыться с ним в земном ущелье. Из этого обломка с помощью своего магического искусства сковал он копье себе, но гнев богов постиг его за такое святотатство. Он соорудил оружие на собственную погибель, для того что никакой металл не мог ему навредить, а этим же самым копьем, похитив его у сонного Нимрода, убил его агарянский витязь Дербал. По смерти Дербала, это копье получил по завещанию царь Навухудоносор и, наконец, Кир, царь Персидский, по завоевании Вавилона нашел его в царской сокровищнице. Когда Кир погиб от руки царицы саков, копье это было похищено волхвом Зороастром, или Цердучем. Он же из зависти, что Нимрод смог достать часть божественного Перуна и сделать таковое непобедимое оружие, пожелал его уничтожить, но, не сумев его разрушить, решил скрыть его всего света. Для этого он волшебством своим разорвал величайший утес Рифейских гор, положил в расселину копье и велел горам сойтись по-прежнему. Но и этим он не удовольствовался, но воздвиг своими чарами железного исполина, препоручив ему убивать всех мимо проходящих, дабы в том числе не избег смерти и тот, кто, по какому-нибудь случаю проведав о копье этом, вознамерится его достать из горных недр. Этого-то волшебного исполина и раздробил своей дубиною одноглазый великан Аримасп. Проведав от славного волхва Хорузана о месте, где копье хранится, достал он его и так возгордился своей добычей, что, воткнув копье на том же самом месте, где его обрёл, стал скликать к себе всех богатырей для сражения за это копье. Множество славных воинов покушались овладеть столь редким сокровищем и заплатили за это своею жизнью. Аримасп побил всех их своей палицей. Наконец слух дошел и до нас. Агрикан в ту же минуту поскакал искать Аримаспа и сразился с ним. Я не могу вам подробно описать их ужасную битву, всю силу великана и неслыханную крепость Агрикана. Великан имел железную палицу величиной с самое великое дерево. Ею сражаясь, ударил он Агрикана в самую голову столь жестоко, что палица разлетелась в мельчайшие кусочки, но Агрикан только пошатнулся. В том-то и состояло несчастье великана, что он не имел при себе никакого иного оружия и, лишившись своей палицы, вынужден был драться одними кулаками. Но что уже могли они, когда бессильна была и палица? Он лишь сбил себе все руки в кровь, и Агрикан только смеялся его слабости, не причиняя никакого вреда своим оружием. Наскучив продолжать шутку, дал он ему такой толчок в брюхо, что Аримасп отлетел саженей на триста и растянулся, как гора, без памяти. Агрикан не хотел лишить его жизни и имел благодаря тому даже больше славы, поскольку исполин, отдохнув, стал пред ним на колени, признал себя побежденным и вручил копье Нимрода, просил себе пощады, и рассказал всю поведанную вам повесть. Агрикан, приняв копье, даровал ему жизнь с условием во весь век его, чтобы не нападал он ни на одного славянина (это всё от того что Агрикан сам был из этого народа). Исполин клятвенно ему это обещал и пошел за море Хазарское. Мы три дня ехали, а Аримасп всё это время шёл от нас прочь, но едва ли на четвертый день скрылся он из виду. Так велик был рост его».
Рассказав эту повесть, Тароп показал мне копье, ибо сам никак не мог поднять его. С великим восхищением принял я это редкое оружие во власть мою. После чего Тароп предложил мне взять коня Агриканова, хранившегося в одном потаенном чулане вместе с его лошадкой. Я согласился воссесть на него, для сбережения моего коня к лучшим подвигам, нежели к продолжениям пути, и на этом Агрикановом коне приехал я, заперев кладовую мою и отдав ключ от нее слуге моему Таропу, ко двору государя Болгарского, в столичный град его Боогорд.
Ужасное смятение происходило в этом городе. Государь гнал своих подданных с глаз своих, а народ ненавидел своего монарха. Исполин Тугарин Змеевич овладел всею благосклонностью князя Болгарского. Тот же пообещал сестру свою Милолику в супружество чудовищу, и только на этом условии прекратил тот опустошать царство Закамское. Но я не распространяюсь о подвигах этого чародейного гиганта, надеюсь она вам известна, пресветлейший князь, ибо как я слышал, княжна Болгарская после похищения досталась в ваши объятия и, разделяя с вами добродетели и скипетр Российский, конечно, рассказала о происхождении и злобе Тугарина. Итак, я сообщу только, что если этот великан прекратил опустошать государство князя Тревелия, то произвел то же во нраве этого государя. Он развратил и заразил его своею лютостью. В некогда справедливом и человеколюбивом государе народ увидел мучителя и проливал кровь свою, теряя к нему любовь и почтение. Один только страх перед исполином удерживал бунт, готовый вспыхнуть величайшим пожаром. Но время это приближалось с прибытием моим ко дворцу.
Понравился я Тревелию несказанно. Он принял меня в услужение и, видя склонность мою к оружию, определил хранителем своей оружейной палаты – чин первый в государстве, после военачальника. Тайное побуждение влекло меня принять милость эту с благодарностью. Тугарин, предчувствуя силу моего оружия, возненавидел меня с первого взгляда; и ненависть его умножилась, когда я, представленный ему чрез князя, не захотел воздать введенного для него коленопреклонения. Поскольку я на побуждения к тому Тревелия отвечал: «Как можно мне поклониться богатырю, сил коего я еще не ведаю. Я не считаю себя ничем его слабее; и если хочет он моего коленопреклонения, пусть принудит меня к тому оружием». На этот досадный ответ исполин не сказал ни слова, и князь не принуждал уж меня более.
Настало время величайшего моего счастья. Я вошел во оружейную палату для осмотра вверенного мне оружия. Казалось, что богатства персидские заимствовали из этой палаты. Но не надо было мне подробно говорить о редкости оружия. Я не имел времени рассмотреть его, поскольку меч мой спал с меня почти при самом входе, и я увидел чудный меч Сезостриса, колеблющийся посреди прочего множества висящего оружия. Восторг мой был невообразим! С коленопреклонением принял я этот клинок, словно дар богов, препоясал им чресла мои и, надеясь на слова благодетельствующей мне Добрады, уверен был, что с этого часа совершу множество славных подвигов и буду истинным защитником гонимых и добродетели. Меч этот не имел никакого украшения, но вес его был в полтораста пудов и крепость в нем была непонятная. Вы, пресветлейший князь, – продолжал он обращаясь к Владимиру, – видите его на бедре моем».