Русские сказки, богатырские, народные - Страница 11

Если удобно привести воображение в самый ад, то кажется, и он не покажется столь ужасен, как это строение. Наружность его составлял плетень, свитый из всех родов ползучих змей. Головы их торчали наружу и испускали смертоносный пар, и свист их достаточен был, чтобы повергнуть в трепет самого бесстрашного человека. Кипящая кровью река текла вокруг плетня с клокотанием. Чудовища неописуемой мерзости выглядывали из нее, глотали кровь и словно погружались. Исполин с двадцатью руками стоял на мосту и стерёг вход. Я видел множество богатырей, пытавшихся перескочить по мосту и неминуемо погибающих. Исполин хватал их, перекусывал пополам и бросал в реку, где чудовища их пожирали. Крылатые змеи страшных видов летали над зданием, сделанным из чистого стекла, в котором слышно было кипение смолы и серы. Великое колесо из раскалённого железа с острыми острогами вертелось в пропасти, где клокотала горящая смола, с ужасными громом и стуком. Крылатые змеи нападали на исполина и старались, захватив его, повергнуть на колесо, он же с крайним усилием отбивался от них, беспрестанно между тем защищая вход покушающимся ворваться богатырям.

Не знал я, что заключить о поступках этого исполина. Непонятно мне было, каким образом он, находясь в очевидной опасности быть поверженным на раскаленное колесо, имел столько ярости умерщвлять людей, пекущихся, может быть, избавить его от нападающих змиев. Но взор на погибель множества столь отважных воинов исполнил меня справедливого гнева. Я бросился, чтобы спасти их и умертвить чудовище. При приближении моем к мосту гром и стук в пропасти усилились, так что казалось, весь свет превращается в ничто. Крылатые змеи устремили на меня пламенное сияние, чудовища речные завыли ужасными голосами, и исполин протянул на меня все двадцать рук, выпустив из них острые кривые когти, подобно тому, как выпускает их тигр, ловящий свою добычу. Мне потребовалось всё присутствие духа, чтоб не оробеть при виде этой ужасного зрелища. Я ударил наотмашь саблей по великану, и так удачно, что не у него осталось ни одной руки. Тот страшно заревел и бросился ко мне с разверстой пастью, чтобы меня проглотить, но второй удар отделил прочь его дебелую голову, которая упала к ногам моего коня. Я соскочил, схватил голову за волосы, и в то же самое мгновение здание, все окрестности, труп великана, река и мост с ужасным треском обратились в густой дым, которым меня всего окутало. Земля заколебалась под моими ногами, и казалось, что, вихрем подхватив, меня понесло посреди непроницаемого мрака; однако я не упустил из рук головы великана.

Представьте, всепресветлейший князь, в каковом удивлении я был, обнаружив себя через несколько мгновений на площади пред дворцом царицы узров! Вместо головы исполина я держал в руках молодого человека редкой красоты. Я тотчас выпустил волосы его из моей руки, и молодой человек бросился ко мне с объятиями, он принес мне свою благодарность в чувствительнейших выражениях, восхвалял мою неустрашимость, и, словом, от него я узнал, что он-то и был заколдованный князь Печенежский. Я оглянулся вокруг и не видел уже ни одной каменной статуи, ни мучащих их нетопырей. Все приняли прежнее подобие людей и радостными восклицаниями наполнили площадь.

Между тем как народ стекался ко дворцу, полюбопытствовал я узнать причину жестокого поступка Сарагура и подробности несчастного приключения народа узров и избавленного мною князя, почему тот и начал.

«Несчастия мои и Карсены, царицы страны узров, заслуживают сострадание всякого великодушного сердца, к каковым я и отношу ваше, ибо мы иных не заслужили. Я – владетель сильного народа, обитающего по обеим сторонам Аральского моря, или известных всему свету храбрых печенегов. Курус мое имя, и в малолетстве моем, по особому дружелюбию отца моего с царем узрским и славе наук, процветавших в этом государстве, воспитывался я при дворе родителя Карсены славным волхвом Хорузаном. Мой наставник знал все таинственные науки и имел книги Зороастра, однако никогда не употреблял власти своей к произведению зла и чародейные книги персидского волхва хранил с великой заботой. Сарагур, известный свету своей свирепостью, был родной брат отцу Карсены и также был в числе учеников Хорузана. Лютый нрав его был заметен еще с малолетства, и по этой причине Хорузан скрывал от него все, чем только могла подпитаться его злоба. Я и царевна узрская росли вместе, мы почувствовали взаимную страсть, и от времени любовь наша стала беззаветной. Царь узрский со удовольствием взирал на наши чувства, как на средство, благодаря которому две могучие державы объединятся, ибо Карсена была единственная дочь его, а я был наследником престола в моем отечестве. Но и Сарагур мечтал через брак со своей племянницей получить корону. Я пресекал его надежду и потому был предметом его жесточайшей ненависти. Однако он он не смел ни нападать на меня, зная милость ко мне своего брата и любовь всех узров, ни покушаться на жизнь мою, когда покровительствовал меня Хорузан, потому удалился он из отечества и тайными происками довел до крайнего разрыва народы печенежский и узрский. Дружба правителей их разрушилась, разгорелась жестокая война, и я отозван был ко двору моего родителя. В слезах расстался я с моей возлюбленной. Мы оба были в отчаянии, но уверили друг друга в том, что сердец наших ничто разлучить не сможет. По приезде я едва успел я застать в живых моего отца. Жестокая болезнь лишила меня его на другой день моего приезда. Я взошел на престол, остановил неприятельские действия и чрез торжественное посольство стал искать у царя узрского возобновления ко мне его прежних милостей, потребовал его дочь себе в супруги и передавал ему скипетр печенежский в залог моей к нему преданности, не желая при жизни его нигде быть владетелем, кроме сердца Карсены. К несчастью, Сарагур возвратился ко двору своего брата. Он в странствиях своих преуспел в изучении чернокнижной науки, предательски убил нашего наставника Хорузана, завладел книгами Зороастра и вскоре стал страшен и самому аду и своими магическими чарами сумел отвратить от меня сердце царя узров. Все мои предложения были отвергнуты, и я вынужден был вести оборонительную войну, поскольку и самый мир мне был не дозволен. Я поручил управление государства и войсками моим вельможам и военачальникам, а сам тайным образом стал видеться с Карсеной, питая надежду, что если даже не смогу покорностью своей убедить отца ее, то хотя бы попытаюсь её саму склонить к бегству в мое государство.

Между тем Сарагур со всею своею чародейною помощью не мог ни склонить сердца Карсены, ни довести царя-брата согласиться на такой кровосмесительный брак, ибо некая покровительствующая ей волшебница, по имени Добрада, в том ему препятствовала. Однако ж он нашел время, в которое ему удалось отмстить своему брату за мнимое презрение. Он отравил его, постарался похитить престол и силой жениться на Карсене. Убийство его открылось, всеобщая ненависть народа к нему усугубилась, и он вынужден был оставить государство, поскольку опасался смерти. Поистине, есть часы, в которые и колдуны не бывают в безопасности. Карсена была возведена на престол, и я предстал перед ней, уже увенчанной царской диадемой. Только тот, кто страстно любил и был любим взаимно, может представить нашу радость. Я был объявлен женихом царицы узров, и уже был назначен день, в который следовало соединиться двум могучим державам, навеки прекратиться вражде их народов и мне предстояло стать счастливейшим из смертных. Я сидел у возлюбленной моей Карсены, разговоры наши исполнены были нежности, прекрасная рука её прилеплена была к устам моим; вдруг сильная буря вырвала оконные рамы в комнате, где мы сидели, густое черное облако влетело к нам, и из него выскочил Сарагур во всем своем страшном наряде. В руке держал он жезл, обвитый змеями, зодиак висел через плечо, и страшная пена била изо рта его. «Изменники, – вскричал он, – вы не долго будете ждать возмездия за оказанное мне поругание!» Затем он пробормотал некие непонятные слова, бросил письмо на колени моей возлюбленной, и в то же мгновение увидел я её обращенную в камень. «Не может быть иного состояния, более пристойного твоему нечувствительному ко мне сердцу», – издевательски сказал он мне. Вся кровь во мне закипела. Я хотел было обнажить меч мой и наказать мучителя, но руки мои мне не повиновались. Чародей наслаждался моим бессилием и продолжал: «Я презираю гнев твой, ничтожный князь! Ты никогда не будешь владеть своею Карсеной. Она же хоть и будет иметь прежние к тебе чувства в своем окаменении, но никогда уж тебя не увидит, равно как и ты ее».