Русские немцы - Страница 10

Тележка сломалась, но, к счастью, мать нашла на дороге утерянные кем-то очки, и ей попался подслеповатый кузнец, который за эти очки отремонтировал тележку.

В конце концов, она пришла в свою родную Златоустовку под Кривым Рогом и до освобождения жила со своими родителями.

А советские немцы ехали на восток организовано: у них принимался скот и дома, за которые им на эту же сумму предоставлялся скот и жилища или материалы на постройку жилища на востоке в местах назначения. Им предоставлялись вагоны, в которые они могли взять с собою по тонне груза на семью.

Еще раз вспоминает Э.Б. Тареева: «Эшелон с выселяемыми немцами я из своего эшелона с беженцами видела своими глазами, он был несравненно лучше благоустроен, чем наш, и своими ушами слышала, как немецкая молодежь выкрикивала в сторону нашего эшелона по-немецки гитлеровские лозунги. …Правда, мы встретили эшелон с немцами, в котором стены и потолки теплушек были сплошь увешены колбасами и окороками, в августе, а решение о переселении АССР немцев Поволжья, как я сейчас узнала, было принято в конце сентября. И может быть с сентября условия переселения стали хуже и стали ограничивать количество багажа. Но те, кого не выселяли, кто бежал от немцев добровольно, как мы, вообще мог с собой взять только, что могут донести руки, а руки часто были заняты детьми. Нас тоже высадили в чистой степи, и никто нами дальше не занимался, мы устраивались сами как могли. Правда, высадили не на снег, потому что был теплый август, но думаю, что и из немецкого эшелона пассажиров тоже высадили на траву. А когда появился снежный покров, то на снег высаживали как немцев, так и русских беженцев. Немцев привезли ни в какие-то нежилые места, а туда где жили люди, и эти люди им очень обрадовались. Мужчины не немцы были на фронте, а мужские рабочие руки были очень нужны».

Тареева ошибается, Указ о выселении немцев был от 28 августа 1941 года, и она видела именно тех немцев — выселяемых по Указу. Что Тареева подметила правильно, так это то, что немцев выселяли не в пустыни, а в обжитые места, причем, некоторые попадали в колонии, которые немцы основали за Уралом еще в начале века во времена Столыпина. Блестящая жизнь героя этой книги Якова Геринг прошла в казахстанском селе Константиновка, которое было основано переселенцами с Украины, в основном немцами еще в 1907 году.

Случился дикий парадокс — наименее патриотическую часть своего населения Правительство СССР вывозило на восток со всеми, возможными в тех условиях, удобствами, а переселение в те же районы наиболее патриотической части советского народа было трагедией. Разумеется, советское правительство этого не хотело, и если бы была у него возможность, то оно бы всех эвакуируемых переселили так, как немцев. Но сделать это не дали наступающие фашистские войска, прихода которых ждала какая-то часть этих самых эвакуируемых немцев.

Еще парадокс, мужская элита — самая продуктивная часть русских, да и немецких мужчин Германии — погибла на фронте, а мужчины немецких колонистов в России спаслись в тылу. Правда, советское правительство не могло допустить несправедливости уж в крайней форме и мобилизовало немцев в трудовые армии, строящие оборонные предприятия за Уралом. Но что значила эта работа в тылу по сравнению с жизнью в окопах или одной атакой на немецкие позиции?

Поэтому, когда приходится читать или слышать вопли потерявших совесть представителей этих «выселенных народов» об этом своем несчастье, то, пусть они меня простят, но возникает даже не чувство презрения, а чувство омерзения.

Яков Геринг был, безусловно, коммунистом и советским немцем, но, одновременно, он был потомком немецких колонистов России, выселенных с Кавказа в Казахстан в 1941 году. На мой взгляд, это тоже могло иметь значение в его короткой и блестящей жизни. Ведь по большому счету, советские немцы должны были иметь комплекс неполноценности по отношению к остальным народам, воевавшим и победившим практически всю Европу во главе с Германией. Думаю, что такое положение, помимо его личных ума и воли, толкало Якова Геринга на великие дела и не давало успокоиться до самой его преждевременной смерти. Так это было или не так — это всего лишь мои личные предположения.

Поэтому я и предварил рассказ о нем этими размышлениями.