Русские народные сказки
(Илл. Р. Белоусов) - Страница 48

Плачет над ним девица, убивается.

— Прощай, Финист — ясный сокол! Все я заморской царевне отдала, ничего у меня не осталось. Нашла я тебя, да в недобрый час, живого, а словно мертвого. Прощай, Финист — ясен сокол, желанный мой!

Стала она с ним прощаться и уронила ему на глаза слезу соленую. Знать, слеза та была жгучая. Проснулся Финист — ясен сокол, узнал девицу, брал ее за руки белые, целовал в уста сахарные. И собрал он людей рода разного — бояр, крестьян да служилый люд — и велел им думу думать: с какой женой ему век вековать? С той, что его выкупила, или с той, что его продавала? С той ли, что для него леса дремучие, пески сыпучие прошла, три пары сапог железных истоптала, три посоха чугунных изломала, три хлеба каменных изглодала, или с той, что его за забавы отдавала?

Думали люди русские три дня и три ночи, а потом в пушку выпалили и решили: быть ему с той женой, которая его выкупила, а ту, которая его продавала, вон из царства прогнать. Так и сделали. Был там пир на весь мир. Я на том пиру была, мед и пиво пила, по подбородку текло, а в рот не попало.

ВАСИЛИСА ПРЕКРАСНАЯ

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был купец с купчихою и была у них единая дочь Василиса Прекрасная. Когда девочке исполнилось восемь лет, купчиха захворала тяжкою предсмертною болезнью, призвала к себе Василису, подала ей куклу и сказала:

— Слушай, дочка, и запомни мои последние слова. Я помираю и оставляю тебе вот эту куклу; береги ее всегда при себе и никому не показывай, а когда приключится тебе какое горе — спрашивай у нее совета, — затем мать поцеловала дочку, вздохнула и померла.

После смерти жены купец потужил-потужил и стал думать, как бы опять жениться. Он был человек хороший; за невестами дело не стало, но всех больше по нраву пришлась одна вдовушка. Она была уже в летах, имела своих двух дочерей, почти однолеток Василисе, и по всему околотку слыла хорошей матерью и опытной хозяйкой. Купец женился на вдовушке, но обманулся и не нашел в ней доброй матери для своей Василисы.

Василиса была первая на все село красавица. Мачеха и сестры завидовали ее красоте, поминутно к ней придирались и мучили ее всевозможными работами, чтобы она от трудов похудела, от ветра и солнца почернела. Василиса все переносила молча и с каждым днем хорошела все более и более, а мачехины дочки, несмотря на то, что всегда сидели сложа руки, худели и дурнели от злости.

Как же это так делалось? Василисе помогала ее кукла. Без этого где бы девочке сладить со всею работою! Куколка утешала ее в горе, давала ей добрые советы и справляла за нее разные поделки.

Прошло несколько лет. Василиса выросла невестою. Все женихи в городе присватываются к Василисе, на мачехиных дочерей никто и не смотрит. Мачеха злится пуще прежнего и всем женихам отвечает:

— Не выдам меньшой прежде старших!

Вот как-то случилось купцу уехать в иное государство. Тем временем мачеха перешла на житье в другой дом. Возле этого дома был дремучий лес, в лесу была поляна, на поляне, стояла избушка, в избушке жила баба-яга.

Перебравшись на новоселье, купчиха то и дело посылала за чем-нибудь в лес ненавистную ей Василису, но та всегда возвращалась домой благополучно; куколка указывала ей дорогу и не подпускала к избушке бабы-яги.

Пришла осень. Мачеха раздала все трем девушкам вечерние работы: одну заставила кружева плести, другую чулки вязать, а Василису прясть, и всем по урокам. Погасила огонь во всем доме, оставила только одну свечку там, где сидели девушки, а сама легла спать. Девушки работали. Вот нагорело на свечке, одна из мачехиных дочерей взяла щипцы, стала поправлять да нарочно и потушила свечку.

— Что нам теперь делать? — говорили девушки. — Огня нет в целом доме, а уроки наши не окончены. Надо сбегать за огнем к бабе-яге!

— Мне от булавок светло, — сказала та, что плела кружево, — я не пойду.

— И я не пойду, — сказала та, что вязала чулок, — мне от спиц светло!

— Тебе за огнем идти, — закричали обе, — ступай к бабе-яге! — и вытолкали Василису из горницы.

Василиса пошла в свой чулан, поставила перед куклою приготовленный ужин и сказала:

— На, куколка, покушай да моего горя послушай: посылают меня за огнем к бабе-яге, а баба-яга съест меня!

— Не бойся, — отвечала кукла, — ступай, куда посылают, только возьми меня с собой, а при мне никакого худа не станется!

Василиса положила куклу в карман и пошла в дремучий лес. Идет она и дрожит. Вдруг скачет мимо нее всадник — сам белый, одет во все белое, конь под ним белый, и сбруя на коне белая: на дворе стало рассветать.

Идет она дальше, скачет другой всадник — сам красный, одет во все красное и на красном коне: стало восходить солнце.

Василиса прошла всю ночь и весь день, только к следующему вечеру вышла на поляну, где стояла избушка бабы-яги. Забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские, вместо дверей у ворот — ноги человечьи, вместо заборов — руки, вместо замка — рот с открытыми зубами. Василиса стала как вкопанная.

Вдруг едет опять всадник — сам черный, одет во все черное и на черном коне. Подскакивает к воротам бабы-яги и пропал, словно сквозь землю провалился: настала ночь.

Но темнота продолжалась недолго: у всех черепов на заборе засветились глаза и на поляне стало светло, как среди дня. Василиса дрожала со страху, но, не зная, куда бежать, оставалась на месте.

Скоро послышался страшный шум: деревья затрещали, сухие листья захрустели; показалась из лесу баба-яга — едет в ступе, пестом погоняет, помелом след заметает. Подъехала к воротам, остановилась и, обнюхав вокруг себя, закричала:

— Фу-фу, русским духом пахнет! Кто здесь?

Василиса подошла к старухе, отдала ей низкий поклон и сказала:

— Это я, бабушка! Мачехины дочери прислали меня за огнем к тебе.

— Хорошо, — сказала баба-яга, — знаю я их, поживи наперед у меня да поработай, тогда и огня дам.

Потом обратилась к воротам и крикнула:

— Эй, запоры мои крепкие, отомкнитеся! Эй, ворота мои широкие, отворитеся!

Ворота отворились, и баба-яга въехала, посвистывая, за нею вошла Василиса Прекрасная, а потом опять все заперлось. Войдя в горницу, баба-яга растянулась и говорит;

— Подавай все, что есть в печи, я ужинать хочу.

Василиса зажгла лучину от тех черепов, что на заборе, и начала таскать из печки да подавать яге кушанья, а кушанья настряпано было человек на десять. Из погреба принесла она квасу, меду, пива и вина. Все съела, все выпила старуха. Василисе оставила только щец немножко да краюху хлеба. Стала баба-яга спать ложиться и говорит:

— Когда я уеду завтра, ты смотри двор вычисти, избу вымети, обед состряпай, белье приготовь, да пойди в закром[33], возьми четверть пшеницы и очисти ее от чернушки. Да чтоб все было сделано, а не то съем тебя!

После такого наказа баба-яга захрапела, а Василиса поставила старухины объедки перед куклою, залилась слезами и говорит:

— На, куколка, покушай, моего горя послушай! Тяжелую мне задала бага-яга работу и грозится съесть меня, коли всего не сделаю.

Кукла ответила:

— Не бойся, Василиса Прекрасная! Поужинай да спать ложись. Утро вечера мудренее!

Ранехонько проснулась Василиса, выглянула в окно: у черепов глаза потухают; вот мелькнул белый всадник — совсем рассвело. Баба-яга вышла на двор, свистнула — перед ней явилась ступа с пестом и помелом. Промелькнул красный всадник — взошло солнце. Баба-яга села в ступу и выехала со двора — пестом погоняет, помелом след заметает.

Осталась Василиса одна, осмотрела дом бабы-яги, подивилась ее богатству и остановилась в раздумье: за какую работу прежде всего приниматься? Глядит, а работа уже сделана, куколка выбирала из пшеницы последние зерна чернушки.