Русские народные сказки
(Илл. Р. Белоусов) - Страница 40

— Получай за часы, что они стоят, они твои.

Затвори в них меня и вези продавать, что получишь — все твое. В это время король с королевой ссорились. Она узнала, что он сказал: «Увези у меня жену». Он ей говорит:

— Ведь ты не лошадь, тебя не уведешь. Пойдем, погуляем. Вышли они, а тут у ворот им часовщик навстречу с часами. Он шумит:

— Ну, угодно кому часы?

— Продаете?

— Продаю.

— Ой, какие красивые!

— Так купите.

— А сколько они стоят?

— Тысячу рублей золотом, тысячу серебром и три бумажки.

— Уж больно дорого.

— Так ведь они все в золоте, в жемчугах. Это не часы, а мысли.

— Ну, выкинь из этой половины две четвертинки.

— Нельзя.

— Ну, получай деньги, только с тем условием, что довезешь их и установишь, чтобы они шли.

— Ну, хорошо.

Привозит. Король с королевой промеж себя говорят:

— Где ж их постановить?

— Так у меня в комнате, — королева говорит, — а потом увидим; может к дочке, она уже спит. На первый случай ко мне в спальню.

Поставили часы, пустили. Часовщик ушел домой. А король отдал приказ поставить часовых, строго-настрого к дому никого не подпускать.

Поздно вечером легли спать. Королева слушает бой часов. Пробило полночь, она заснула.

Алим вышел из часов. У него было бумажное чучело, надувалось оно через камышинку. Он быстро надул его и бросил в окно, со второго этажа. А чучело за что-то зацепилось и повисло. Во дворе сделалась тревога: все побежали туда, сам король тоже туда бросился. В это время Алим завернул королеву в одеяло, отворил окно на улицу, а там уж ждали лошадь и карета, и его товарищ. Он прямо ее бросил, товарищ поймал и — в карету. Он сам выпрыгнул и тоже — в карету. Сели и уехали. Когда они приехали домой, королева была без сознания, они привели ее в чувство и успокоили.

Алим пошел к королю и говорит:

— Ваша супруга у меня. Нужно — поедемте, возьмете.

Король поехал, взял свою королеву.

Алим говорит:

— Мне можно готовиться к венцу?

Король говорит:

— Еще одно задание выполнишь — дочь моя будет твоя жена. У меня в саду есть келья, в ней монах молится сорок лет и ни с кем не разговаривает. Если же вы его рассмешите, или он улыбнется, то в тот же день собирайтесь к венцу, и за вас отдам дочь. Даю вам две недели сроку.

Алим говорит:

— Будет выполнено в три дня.

Алим пошел на базар, там старуха продает перину.

Он говорит:

— Бабушка, продаешь перину?

— Продаю.

Сколько просишь?

— Сто рублей, сударик.

— Получай деньги, вытряхивай из нее пух, оставь мне одну наволочку и в ней горсти две пуха.

— Да как же так, сударик, пух ведь дорогой.

— Да я плачу за него. Говорю — высыпай.

Старуха высыпала пух, оставила две горсти, отдала ему наперник.

Алим пошел, купил меду фунта два и кусочек ладану.

Приходит ночью в келью потихоньку. Монах богу молится. Он зажег ладан, стал пускать его в келью.

Монах говорит:

— Господи, где я нахожусь, что так приятно пахнет?

Алим тихо говорит:

— Это я пришел тебя навестить, ты удостоен со мной говорить.

— Господи, возьми меня к себе.

— Пойдем со мной.

Он вывел его в сад. Было темно. Алим намазал монаха медом, сам накинул на него наволочку, завязал и понес на площадь, где должно быть представление. Сам король должен быть.

Положил Алим монаха на сцену. Когда началось представление, Алим развязал наволочку и говорит:

— Иди в рай.

И указал ему на сцену.

Монах вышел весь в пуху. Публика расхохоталась. Рассмеялся и сам монах и говорит:

— Я в раю. Здесь и король и королева, и я, и вся королевская семья.

Алим подошел, взял королевскую дочь за руку и сказал:

— Ну, пошли.

Был задан пир на весь мир. Скандальный был пир, на котором я была.

НИКОНЕЦ, С ТОГО СВЕТА ВЫХОДЕЦ

Не знаю где и в каком селе, жил старик со старухой. У них было два сына. Старик помер, а они остались. Один сын был плох здоровьем, он у барина стадо пас, простудился и тоже помер. Осталась старуха с одним сыном. Нечем им стало жить. Старуха и говорит:

— Ты бы пошел нанялся куда-нибудь в батраки.

Пошел он в соседнее село и стал там батрачить.

Вот раз идет соседский парень мимо их хаты, а старуха припозднилась что-то, у нее коптушка горит. Парень и думает:

— Пойду к бабке Татьяне Ниловой. Дюже старая, может, не узнает.

Он приходит.

— Здорово, бабушка.

— Здорово, родимый.

— Пусти прохожего ночевать.

— А ты, ягодка, чей? Откуда? Как тебя зовут-то?

— Я — Никонец, с того света выходец.

— Ой, чай, моего Михейку там видел.

— Как же! Сколько раз!

— Чего он там делает-то?

— Он индюшек стережет.

— Ой, ой! Ягодка мой бедный! Тут всю бытность у барина стадо пас и там, видать, заставили. Небось, поизносился уж весь?

— Обносился. Один воротник остался.

— Сударик, я соберу ему здесь деньжонок — последние, да и холсточка два, так ты отнеси.

— Да чего ж, можно.

Достала старуха из сундука два целковых, были припасены, и холстины два куска.

Взял парень и ушел. Приходит к матери и рассказывает:

— Вот зашел к бабке Татьяне, так она меня не узнала. Я пошутил, сказал, что я — Никонец, с того света выходец. Так она мне дала, чтоб я Михейке снес два целковых и вот холста.

Мать заругалась на него:

— Ах, бездельник, погибели на тебя нет, как тебе не стыдно только старую обманывать.

Схватила деньги и холст и побежала обратно бабке отдавать. Идет, а у ней уж коптушка потушена, спать легла.

— Ну, — думает, — ничего. Завтра отдам.

Утром что-то по хозяйству замешкалась. А тут на заре Егорка из соседнего села приходит.

Мать и говорит:

— Егорушка, здесь был Никонец, с того света выходец. Говорит, наш Михейка индюшек стережет, я говорю: здесь всю жизнь на бар пас и на том свете пришлось. Обносился он там. Никонец говорит: «Один воротник остался». Так я собрала тут ему последние деньжонки и холстики, он понес.

Егорка поглядел-поглядел на мать и говорит:

— Ну, мать, пойду по свету дураков искать, найду — то вернусь и докормлю тебя и похороню. А не найду — так не жди.

Ясно, мать последнее отдала, что было.

Вот пошел Егорка по белу свету дураков искать. Приходит на барский двор. Барыня сидит на балконе, а по двору свинья пестрая ходит с поросятами. Мужик подошел, уставился на свинью.

Барыня спрашивает:

— В чем дело, мужичок?

— Я барынька, к вашей милости. Ваша свинья пестра — моей-то жене сестра. А я сына женю. Пустите ее на свадьбу с поросятами. И нельзя ли лошадей. А то там будут проезжане[32], так она к венцу бы проехала. Я ведь и для молодых буду просить лошадей.

Барыня свинью отпустила и кучеру говорит:

— Кучер, запряги лошадей, посади свинью с поросятами.

Еще шубу дала, укрыться чтоб свинье, если дождь будет.

Егорка сел и поехал. Доехал до лесов, там чернолесье было, дубы. Егорка знал: погоня будет. Забрался поглубже, распряг лошадь.

Свинье желудей насыпал. А сам положил на дорогу шапку, сел и сидит.

Барин приезжает к себе, а барыня такая веселая, рассыпается, хохочет:

— Что ты такая веселая?

— Сказать тебе и ты будешь смеяться. Я ведь у тебя барыня?

— Ну, барыня.

— А у крестьян жены свиньи.

— Как так. Не понимаю.

— Вот так, свиньи. Тут один мужик приходил, так у него жена нашей свинье родная сестра. Он тут ее на свадьбу звал. Так я свинью отпустила, лошадей велела запрячь, в случае дождя пальто свое дала накинуть.

Барин говорит:

— Здесь надо не хохотать, а догонять. Ты не барыня, а дура. Кричит:

— Седлайте иноходца!

Вот выехал он, едет по дороге, доезжает до леса, видит — мужик сидит на дороге, а перед ним шапка лежит: