Русские были и небылицы - Страница 2

«То памятник путей богатырских», – говорят жители, да и до сей поры еще частёхонько меряют их четвертями. В самом деле, здесь мера следа человеческого ныне неслыханная: она до трех четвертей длиннику и до полуторы четверти поперечнику. А конскому копыту мера: голова человеческая! Каковы ножки?

Такова же была мера ноги богатыря Аники и коня его, мера ступней богатырей киевских, мера копыт коней их.

Ужасен был Щелкан, лихой полководец татарский, вдоволь он напивался русскою кровью; но никто, кажется, больше не претерпел от него жителей Залесского Переславля: крепко он жал их своею грозною, железною рукою.

Стан Щелкана был на виду города Переславля, и одно только озеро спасало иных жен, девиц, старцев и младенцев переславльских, живших тогда, на воде, в ладьях, почти без пищи, в непрестанном страхе. Но тот, над кем не держалась рука Господня, тот все испытывал, все терпел: губила его неволя постыдная, ела мука смертная! Мастер был этот Щелкан на пагубу христианскую; и его нет уже, с шумом погибла о нем память!

На месте Щелкановой стоянки теперь помещается деревня, через которую всегда пролегала большая дорога из Москвы в Ростов; а на земле, улитой кровью мучеников, луга и пашня. Одно имя: Щелканка напомнит еще кое-кому о своем прошедшем страшном; во всем другом вековая тишина!..

Лес около Щелканки редок, и самое место ее долго стояло обнаженным: того требовала война убийственная! Но крест, воздвигнутый над могилами павших, привлек сюда поселенцев.

За несколько десятков лет пред сим здесь, на полях, находили еще двурогие копья, топоры; из одного болота вытащили кольчугу. Все это после принадлежало ближнему в Щелканке помещику, покойному графу Д. И. Хвостову.

Все знают о предшествовавшем Куликовской битве сражении Вожском, в 1378 году, августа 11-го дня; но никто не указывает на место этого сражения. Оно было на берегах рек Вожи и Быстрицы; в виду Рязани, близ села Городища. Тут есть еще множество признаков славной битвы: могил и частью укреплений; тут много путей достопамятных, которыми ходили Донской, его сподвижник князь Владимир, татары: Бегич, Батый и другие. Главным помощником Донского в ратном деле на Воже был некто рязанский казак Ермачок; он со своими сотнями скрывался в перелесках между Вожью и Быстрицей и внимательно подстерегал врагов, засевши в одном болоте; а когда русские устали биться насмерть, Ермачок выскочил из своей засады и решил дело; но смятый бегущими врагами, сам попал в свое болото и погиб там. Это болото и теперь называется Ермачково. Говорят, что здесь встарь слыхали Ермачков свист и песни, а над болотцем видели белую лошадь, являющуюся с ржанием на утро 11 августа. В числе храбрых товарищей Ермачка крестьяне перекольские, иногда называли казачьих богатырей Рогожу и Чайцу. После Вожского сражения рязанский князь жаловал их землями, и потому тут около Переколи многие дачи сохранили имена прежних владельцев.

Голутвинский монастырь на Оке под Коломною: там жив еще путевой костыль св. чудотворца Сергия Радонежского. С этим костылем угодник Божий шел на поле Куликово благословить и поздравить великого князя Димитрия с победою над Мамаем!..

У нас так немного уцелело от старины, и мы так мало ценим это небольшое, что все подобные сведения не должны нам казаться мелочными!..

Близ города Скопина, в монастыре, святым Димитрием основанном, как думают старцы из часовни, существовавшей во времена Мамая, хранится посох, сделанный из яблоневого дерева. Богомольцы, посещающие Скопинский монастырь, благоговеют пред ним. Он, по преданию, принадлежал некогда сподвижнику Донского, храброму победителю Челубея – монаху Пересвету. Народное поверье приписывает остатку этой древности целебную силу. Во времена Петра Великого многие из окрестных дворянских детей испытывали над Пересветовым костылем силу, поднимая его. Таково поверье дворян рязанских. В 1825 году посох Пересвета был еще цел.

Воин-богатырь, отправленный святым Сергием к Донскому, шел путем-дорогою простым, бедным странником, доверившим себя одному милосердному промыслу небесному. На пути Пересвет посещал все пустыни, все монастыри, молился в них, и вот, здесь, недалеко от степей Куликовых, доверил свой страннический посох в хранение отшельнику – обитателю часовни Святого Димитрия. Пред ликом святого затеплил он свечу, препоясал себя мечом, положил на грудь свою крест и явился героем на страшную битву Донского с Мамаем.

Это город Вязьма, а это немного правее, на дороге в Смоленск, ступня Федора Блудова. Какая богатырская ступня! На ней поле, долины, леса; она чуть-чуть не покрывала всей Вязьмы, она в ее воротах; да не прошла в них.

Московские князья, за большие службы, пожаловали эту ступню отцам Блудова: ею отцы его питали себя, на ней откармливали они своих разудалых коней, сивок, бурок и вешних каурок. Тут первая была опора против первых нарысков польских. Федор Блудов долго владел этою ступнею; да вдруг замирился князь Иван Васильевич с князем Александром Литовским, и отдал он ему многие земли, и приказал он также ему отрезать на себя и ступню Федорову.

Заплакал горько Федор о своей ступне богатырской и не обиняком, не через людей, а сам прямо молвил великому московскому князю Ивану Васильевичу: «Кровь отцов моих залила ступню нашу на Вязьме: так не владеть ступнею моею литвину, не отдам моей крови, умру на ней…» И московский князь не отдал этой ступни литовцам; он сберег при себе кровь русскую.

Но в Вязьме позабыта уже эта славная ступня, – вероятно, теперь ровное поле!

Вот селение Царёво-Займище: Борис Годунов раскинул его на землях Можайских! Вот остатки его пруда, некогда богатого рыбою. Пруд этот держала плотина, устроенная по разуму хитрых иноплеменцев. По широте этой плотины могли проходить ровно сто лошадей в ряд. Такая-то была эта плотина! Годунов во всем любил видеть размеры большие: от церквей до колокола, от колокола до плотины!..

Но и широкая его плотина прорвалась скоро! Чужие люди не всегда нам запруживали прочно!

В виду Царева-Займища, тоже на полях Можайских, есть место городка Валуева; крепко было это место во времена для нас черны. Товарищ полководца князя Елецкого, Григорий Валуев, держался тут геройски; он отражал поляков Мартина Казановского и Самуила Дуниковского. С ними были толпы воинов, а Валуев с малолюдством действовал как партизан. От трех тысяч своего войска он высылал по сотне всадников удить врага. И эти всадники мастерские были рыбаки: много они переловили польской рыбы.

В 1812 году мы почти тут же запустили первую сеть за рыбою французской. Это очень памятно, а славу рыбака Григория Валуева с его земляною сеткою не всякий помнит!

Высок этот курган, как и все курганы, как и все сторожки воинов древних. Да! Эти береговые курганы, эти короны рек Москвы, Оки, они не могилы; а сторожки! Был какой-то народ, который только курганами и берег себя!

Курганы – зародыш, куколка, личинка наших крепостей; но они же иногда и монумент человеку сильному: под курганами прятали сильных, и коней их, и сбрую конскую; часто тут же зарывалась с другом милым своим и жена его молодая; благодарные воину храброму, накидывали на него землю горстями из рук богатырских – так бывало!

При Годунове начальствовавший левым крылом войска русского каширянин Иван Писарев; он один только, из всех бывших под началом князя Воротынского, побил царевича Калгу-Гирея: храбро он отбил у него наживу под самым высоким курганом и телами врагов возвысил и эту насыпь. Но за то, кажется, что не побежал с другими, он умер вдали от очей царских, в каширской своей вотчине – Даниловском: и похоронен на погосте церкви Святого чудотворца Николая, что в Сытине, ныне приходской церкви села Даниловского.