Русские были и небылицы - Страница 18

О Волге и Вазузе в Тверской губернии рассказывают: «Волга с Вазузой долго спорили, кто из них умнее, сильнее и достойнее большего почета. Спорили-спорили, друг друга переспорили и решились вот на какое дело. “Давай вместе ляжем спать, а кто прежде встанет и скорее придет к морю Хвалынскому, та из нас и умнее, и сильнее, и почету достойнее”. Легла Волга спать, легла и Вазуза. Ночью встала Вазуза потихоньку, убежала от Волги, выбрала себе дорогу прямее и ближе и потекла. Проснувшись, Волга пошла не тихо, не скоро, а как следует: в Зубцове догнала Вазузу, да так грозно, что Вазуза испугалась, назвалась меньшою сестрою и просила Волгу принять ее к себе на руки и снести в море Хвалынское. И до сих пор Вазуза весною раньше просыпается и будит Волгу от зимнего сна».

Свирь явилась на свет ночью маленьким зайчиком, побежала на месяц, который тогда стоял над Ильмень-озером. Побежала Свирь и уж далеко пробежала, да, на беду, увидал новорожденную реку волк и пустился догонять ее по левому берегу. У Свири ноги были быстрые; она побежала от него, а сама все берет на полдень; волк все скачет вслед и сбивает с дороги. Много Свирь бежала и, пожалуй, ушла бы в Ильмень-озеро, да на пути повстречался другой волк. Свирь видит, что подходит беда неминучая, бросилась направо и ушла в Новоозеро. Волки постояли, постояли, напились мутной воды и ушли в лес, а Свирь с тех пор и бежит в Новоозеро.

Свирь и Волхов были чужие друг другу и постоянно спорили, кто из них лучше, а решить не могли. Ходили они к судье, да и тот не знал, как их рассудить, а сказал: кто скорее придет к месту, которое он укажет, тот и лучше. Пустились бежать Свирь и Волхов в одно время. Волхов начал рыть землю, да переворачивать камни, и такую вырыл себе дорогу, что и сам удивился. И пришел он Свири тремя часами, тремя минутами раньше. Узнала Свирь, что Волхов переспорил ее, посмотрела, не легче ли ему было в дороге, да как увидела, сколько он нарыл земли, да какие камни с места сдвинул, да и путь-то прошел больше, то и сказала: «Будь ты моим отцом, что велишь, то и сделаю». Волхов в ответ говорит: «Не буду я отцом, а только братом твоим родным». И живут они теперь в согласии.

Почтение к Дону в русском народе столь же вероятно, сколько и почтение всех вообще славянских племен к рекам Бугу, Дунаю и к некоторым другим. Эти великие реки, равно как и ключи-студенцы в древней религии славянской, неоспоримо принадлежат к чему-то особенно божественному: Дунай есть и в Индии, там есть и страна Дунайская!

Дон имеет свою подлинную сказку. Вот она. Известно, что в Тульской губернии есть озеро Иван. У этого озера Иван, говорят поселяне, было два сына, один – Шат Иванович, а другой – Дон Иванович. Шат Иванович был почему-то глупый сын, а Дон Иванович, в противоположность Шату, считался умным. Первый из этих двух братьев, т. е. Шат Иванович, т. е. голова неразумная, не спросясь воли родительской, не накопив еще силы под кровлею родимой, вырвался от отца, как бешеный, прошатался весь, на одних только полях родимых, и воротился на те же поля родимые, с которых и вышел: он не нашел доброго ни себе, ни людям. Такова доля и всех детей самовольных!

Напротив того, Дон Иванович, любимый сын за необычайную его тихость, получил добрый привет родительский, смело полетел во все страны дальние; его приняли со славою и готы, и хазары, и славяне, и греки (самые первые христиане на землях русских). Честь да добро послушному сыну! И поныне славен Дон Иванович Тихим Доном Ивановичем! Это величанье в самом деле неотъемлемо от имени Дона: его повторяют наши песни, наши поговорки, наши казаки, всегда гордые своим Тихим Доном.

Дунай не имеет, кажется, такой легенды, какую мы высказали сейчас, о Тихом Доне. Но в русских песнях и к Дунаю еще сохранены величанья, и – величанья, может быть, замечательные? Выпишем здесь одну из таких песенок, с припевом к Дунаю. Вот она:

Далее из той же песенки видно, что этот молодец Дунай Селиванович хаживал в рудожелтым камчатном кафтане, носил черную шапочку мурмашку (норманку) и был великий мастер играть на гуслях звончатых. На одном игрище ему понравилась вдовушкина дочь, перед нею заиграл он в звончатые гусли, перед нею уронил он свою шапочку мурмашку; девушка подняла ее, и Дунай Селиванович был счастлив!

Реки прежде были людьми. Днепр был брат, а Волга и Двина – его сестры. Остались они сиротами, натерпелись всякой нужды и придумали наконец пойти по белу свету и разыскать для себя такие места, где бы можно было разлиться большими реками; ходили три года, разыскали места и приостановились все трое ночевать в болотах. Но сестры были хитрее брата; едва брат уснул, они встали потихоньку, заняли самые лучшие отлогие местности и потекли реками. Проснулся поутру брат, смотрит, – далеко его сестры; раздраженный, ударился он о сырую землю и в погоню за ними понесся шумным потоком по рвам и буеракам, и чем дальше бежал, тем больше злился и рыл крутые берега. В нескольких верстах до впадения в море гнев его утих, и он спокойно вступил в морские пучины; а две сестры его, укрываясь от погони, разбежались в разные стороны. Вот отчего Днепр течет быстрее Двины и Волги, вот почему у него много рукавов и порогов.

Днепр и Десна – это брат и сестра. Как шли они в дорогу, то послали вперед: первый – богатырского коня, а вторая – сизокрылого орла, чтобы показывали путь к морю.

Перед дальней дорогой конь с орлом договорились: кто первый окажется возле морской криницы и напьется воды, тот будет старшим, тот отрубит крылья или переломает крылья опоздавшему.

Посланный Днепром конь мчался, как стрела. Ему не были преградой ни кряжи, ни горы. И он первым оказался возле моря. За ним следом бежал Днепр, и, как слился с морем, широко раздвинул берега, и заревел на порогах.

Орёл же в дороге позарился на гнездо рябчика. Он схватил рябчёнка. Рябчик стал за орлом гнаться и догнал его возле Киева. Между ними начался бой. Орел крикнул, а Десна, что бежала за ним следом, подумала, что обгоняет брата Днепра, и в этом месте слилась с его водами.

А как долетел орёл до моря, то стал просить коня, чтобы помиловал – не рубил крылья. Конь сжалился и сказал:

– Будь же ты меньшим братом!

Песенные сказания сохранили живое воспоминание о жертвенных приношениях морю и рекам. Как Садко чествовал хлебом-солью Волгу, так Илья Муромец – свою родную Оку. Отправляясь с родины на богатырские подвиги, опустил он на прощание корочку хлеба в Оку – за то, что поила и кормила его. До сих пор простолюдины наши, после счастливого плавания, благодарят реку каким-нибудь приношением.