Русские были и небылицы - Страница 17

И, очистив таким образом это место, поставил царь Саин там город Казань, что означает: Котел – золотое дно. После того царя Саина другие цари-кровопийцы, губители Русской земли, царствовали в Казани многие годы.

В некоем улусе стоял на высоком берегу Камы опустевший городок, который русские называют бесовским городищем. В нем обитал бес, с давних пор прельщая людей. Еще при старых болгарах здесь было мольбище языческое. И сходилось сюда много людей со всей Казанской земли: варвары и черемисы[7], мужчины и женщины, жертвоприношения творя бесу и прося совета у живших там волхвов. Таких людей бес как будто исцелял от болезней, всех же, кто пренебрегал им и обходил стороной, не принося ему никакой жертвы, убивал, – у плывших по реке перевертывал лодки и топил всех в реке. Губил он и некоторых христиан.

И никто не смел проехать мимо, не пожертвовав ему чего-нибудь из своего имущества. Тем, кто его спрашивал, он невидимо отвечал через своих жрецов, ибо приезжали к нему жрецы и волхвы. Предсказывал он и долгую жизнь, и смерть, и здоровье, и болезни, и убытки, и земли их завоевание и разорение, и всякую беду. И когда уходили они на войну, то приносили жертвы ему, вопрошая его с помощью волхвов, с добычей или пустыми возвратятся они домой. Бес же все предсказывал им, соблазняя их, а иногда и обманывал.

И послала царица самого казанского сеита узнать, московский ли царь и великий князь одолеет Казань, или казанцы одолеют его. И девять дней лежали, припав к земле, бесовские иереи, молясь и не поднимаясь со своего места, и ели только для того, чтобы не умереть с голоду. И на десятый день, в полдень, едва отозвался им бес, и услышали все люди, находившиеся в мечети, его голос: «Зачем досаждаете мне, ведь уже нет вам отныне надежды на меня, ни на помощь мою, ибо ухожу от вас в пустынные и непроходимые места, изгнанный Христовой силой, так как приходит он сюда со славою и хочет воцариться в земле этой и просвятить ее святым крещением».

И вскоре повалил густой черный дым из городка, из мечети, и в изумлении увидели все, как вылетел с ним вместе на воздух огненный змей, и полетел на запад, и скрылся из глаз. И поняли все, что случившееся означает: пришел конец их житию.

Кто погулял по городу по Казани, тот, конечно, знает Си-Юнь-Бекину башню. Бедовая эта башенка. Всплыла она было на крови христианской; но вечная память царю-государю Иоанну Васильевичу: он спас слуг христианских своею рукою царскою. Господь поддержал свой венец над ним!

Красивы были в Си-Юнь-Бекиной башеньке окошечки татарские; не косяк вязал их, – клеило солнышко красное. И крепко держалась под теми, под окнами, царица-колдунья Си-Юнь-Бека, лихая чародеица! Ничто вдове той не деялось, ничего с той вдовою не приключалось. Камнем была ее грудь белая, и стрелы христианские ломались о ту белую грудь в крошечки. Лихи были чары царицыны, и гораздил те чары, вместе с царицею, Кощак, любовник царицын, крымский улан, кровопивец, злодей! А молодчина был этот Кощак, каких мало! Своею рукой перерезал он, Кощак, наших воинов. Вот упали пред ним головы князя Лопатина, князя Кашина!..

А светлы были у тех князей сердца христианские!

В каждую полночь народ еще и до сей поры иногда видит Си-Юнь-Беку. Смотрит она из своей башенки в окошечко бледная, худенькая! Пропало на ней все царское; но огонь летает из больших черных глаз ее, и как железо звенят ее белые зубы. С нею же вместе с царицею в иную пору и Кощак появится, вертит он страшным богатырским мечом!..

Прежде еще думали казанцы, что придет время, когда Кощак умягчит гнев пророческий, и вот тогда помилует Си-Юнь-Бека пропавших. Башня Си-Юнь-Бекина тогда рассыплется, и взойдет луна над тою башнею вместо солнышка. Уж не время ли это магометанского светопреставления?

Дело было давно, когда Татарка воевала, когда город Казань был столицей татарской и город Козьмодемьянск был под ее державой. А наша столица была Кострома, а Нижний был вторым городом.

В то время в Казани царствовала княжна-татарка по имени Аннушка, вроде как у нас царствовала Екатерина.

Аннушка обладала сказочной силой: камни разжимала она своей рукой; если, бывало, на нее бросят камень, то она схватит его на лету, сожмет, и из него вода потечет.

Кроме того, была она и волхунья и умела всякое колдовство делать: ядра в руки хватала, и никакая пуля ее не брала. Если в нее кто стрелял, то она ловила пулю на лету и бросала ее обратно в того, кто в нее стрелял.

– Я бессмертная, – говорила она, – моя смерть находится под камнем, который называется Казак-камень; кто меня убьет, стоя на этом камне, тот и сам погибнет, провалится сквозь землю вместе с камнем.

Когда войско царя Ивана Грозного подошло к Казани и начало осаждать город, то Аннушка только издевалась над войском: жопу заголет да и покажет нашему войску, ездя по своей крепости:

– Вот вам моя Казань!

Между тем между русских нашелся один смельчак, который под видом купца пробрался в Казань и узнал то место, где находится Казак-камень.

Подговорив с собою нескольких товарищей, русский купец решился убить княжну-татарку. А чтобы в то же время самому избегнуть смерти, он употребил такую хитрость: своим товарищам он велел накрыть камень полотном и распорядился, чтобы те, как только он выстрелит в Татарку, полотно моментально дернули бы, чтобы ему не провалиться с камнем сквозь землю…

Товарищи исполнили его распоряжение в точности, и он убил Татарку, зарядив ружье медной пуговицей.

Аннушка была убита, и Казань досталась русским.

Кама с Волгой спорила, не хотела в нее течь. Сначала хотела ее воду отбить и до половины реки отбила, а дальше не смогла. Пустилась Кама на хитрости, уговорилась она с коршуном: «Ты, коршун, крикни, когда я на той стороне буду, чтобы я слышала; а я под Волгу подроюсь и выйду в другом месте». «Ладно», – ответил коршун. Вот Кама начала рыться под Волгу. Рылась, рылась, а тем временем коршуна беркут заприметил и погнался за ним. Тот испугался и закричал – как раз над серединой Волги. Кама думала, что она уж на том берегу, выскочила из-под земли и прямо в Волгу попала.

Есть в Нижнем Новгороде возле крепости маленький ручеек; он течет по оврагам и близ Никольской церкви впадает в Волгу. Зовут его Почайной и говорят, что Юрий Всеволодович, основатель Нижнего Новгорода, назвал так этот ручей, будучи поражен сходством местоположения нижегородского с местоположением киевским. В том месте, где Почайна берет свое начало, есть большой камень, на котором прежде было что-то написано, но теперь уже стерлось.

От этого камня зависит судьба Нижнего Новгорода: в последнее время он сдвинется с места; из-под него выступит вода и потопит весь Нижний.

По иным местам нашей Руси редко такие реки найдутся, как Пьяна, Свияга и Кудьма. Еще первыми русскими насельниками Пьяной река за то прозвана, что шатается, мотается она во все стороны, ровно хмельная баба и, пройдя верст пятьсот закрутасами да изворотами, подбегает к своему истоку и чуть возле него в Суру выливается. Свияга – та еще лучше куролесит: подошла к Симбирску, версты полторы до Волги остается, – нет, повернула-таки в сторону и пошла с Волгой рядом. Волга на полдень, она на полночь, и верст триста реки друг дружке навстречу текут, а слиться не могут. Кудьма, та совсем к Оке подошла, только бы влиться в нее, так нет, вильнула в сторону да верст за сотню оттуда в Волгу ушла. Не захотелось сестрицей ей быть, а дочерью Волгиной. Так говорят…