Русская война. 1854 (СИ) - Страница 58

— Кто из вас готов взять пушку и прогуляться со мной? — мой взгляд столкнулся со взглядом артиллериста. Словно он ждал от меня какой-то глупости, но точно не такой.

— На плечо закинем пушку?

— На «Карпа», — я указал на почти собранную «рыбку» еще из первых модификаций с большим куполом, на дуги которой как раз можно было положить ствол одного малого орудия. Четыре фунта, триста килограмм живого веса — как раз по границе грузоподъемности! Вернее, даже перебор, но мне и не под облака их отправлять.

— Это… — артиллерист разом смутился.

— Я готов повести этот отряд, и если врагов будет много больше, чем нас, то лучше хотя бы две пушки, чтобы я взял их в мешок, — отодвинув Григорьева, вперед вышел Руднев.

С тех пор, как после госпиталя капитан-лейтенант прибился к нашему отряду, эти двое постоянно боролись за лидерство. Григорьев мечтал, что его соперника наконец-то окончательно выпишут и отправят куда подальше, а Руднев угрожал остаться с нами навсегда. Иногда я думал, что он шутит, иногда, что нет… Например, как сейчас.

— В такое опасное дело своих людей поведу только я сам! — Григорьев тут же принял стойку.

— Дмитрий Петрович, — я остановил спор. — Вы все же отвечаете за батарею целиком, и мне потребуется ваше руководство на фронте. Иван Григорьевич, а от вашей компании я не откажусь. Значит, две пушки?

Я приказал распаковать еще одного «Карпа», и через пару минут мы выдвинулись. Два тяжеленных ствола сначала пытались прибить шары к земле, потом, когда мы перекачали горячего воздуха, попытались, наоборо, улететь… Но в итоге получилось выравнять подъемную силу с помощью клапанов, и теперь всего пара техников вели под три сотни килограммов веса словно воздушные шарики на детской прогулке. Рядом с ними Руднев и еще шесть человек обслуги, которые тащили с собой ядра и лафеты. Потом я и сорок владимирцев, чтобы прикрывать нашу небольшую кампанию.

Так как приходилось идти в обход, чтобы нас не заметили, дорога заняла почти полчаса. За это время с позиций перед пятым бастионом несколько раз доносилась канонада, и мне оставалось только молиться, чтобы мы не опоздали. Руднев несколько раз уточнял, в каком именно квадрате Степан видел отряды противника, и вот он решил, что мы добрались до места, откуда сможем их накрыть даже нашей мелочью.

За минуту разложили и зарядили пушки, а я забрался в один из освободившихся «Карпов».

— Начали! — я махнул рукой и отвязал канат, удерживающий меня у земли.

Шар медленно поплыл вверх, пушки Руднева громыхнули, выпуская ядра с картечью, чтобы накрыть лесок, где должны были прятаться французы. Я увидел разрывы, но врага не было… Неужели Степан ошибся? По спине потек пот, но тут за поредевшей листвой мелькнули тени. А потом я разглядели и солдат в синих мундирах, отходящих подальше от неожиданного обстрела.

И ведь сколько они тут стояли? Могли бы уже окопаться, но даже не подумали об этом… Дернув клапан, я резко пошел вниз, уходя из-под возможного обстрела.

— Берите правее! — крикнул я Рудневу, а потом, на ходу спрыгнув с шара, запустил в ту же сторону осветительной ракетой.

Обещанный знак, что мы смогли зацепить врага. Теперь вперед мог идти отряд Лесовского: не знаю, получится ли у него подавить хотя бы одну из батарей, но в любом случае этого хватит, чтобы штурмовики смогли отступить. Я опустился на землю, где Руднев дал еще несколько залпов, а потом, споро погрузив пушки обратно на «Карпов», мы так же быстро, как и пришли, двинулись назад.

На этот раз, впрочем, можно было не прятаться, и я поспешил вывести нас на ближайшую возвышенность. Как раз чтобы увидеть развязку. Кто-то из ракетчиков Лесовского оказался неожиданно удачлив и попал в пороховой склад французской батареи, и там пошли взрыв за взрывом, затягивая небо тяжелым черным дымом. Под этот аккомпанемент, уже почти не таясь, вернулся отряд Ильинского. А там пришла и наша очередь.

Через четверть часа мы, наконец, встретились, и я обнял своих друзей. Сначала обнял, а потом потребовал написать полнейший отчет о сегодняшнем дне. Как мы попали в ловушку, что будем делать, чтобы этого не допустить… Грозно говорил, но народ почему-то только стоял и улыбался.

— У меня батюшка такой же, — неожиданно сказал один из солдат. — Так же ругается… А смотришь на него и понимаешь, что любит!

— Качайте его! — не растерялся Ильинский, и меня, подхватив со всех сторон, несколько раз подкинули в воздух.

— Да погодите! — я попытался вырваться, но куда там, когда тебя держит столько рук. — Сначала скажите, какие потери?

— Двое!

— Двое… — мои кулаки сжались. Немного, но и их могло не быть.

— Двое раненых! — повторил Ильинский, и сразу стало легче. — Ребята их уже перевязали, ничего серьезного, но в больницу все равно отвезем. Ты представляешь, Григорий, против нас сражалась половина полка, а мы выстояли и никого не потеряли!

— Кстати, кто там такой меткий? — я обвел взглядом отряд Лесовского. — Одной ракетой положил целую батарею?

— Мичман Прокопьев, — лейтенант подтолкнул вперед покрасневшего связиста. — Пошел с нами держать связь, но и ракету прихватил.

— Молодец, мичман! — я крепко обнял паренька. — Спасибо, что не испугался, спасибо, что попал. Возможно, именно благодаря тебе сегодня никто не погиб. А еще спасибо Степану! — на этот раз я вытащил вперед смутившегося казака. — Это его полет, к которому мы просто еще не были готовы, помог нам все это провернуть. Понимаете, не должны люди так летать, а у него получилось! Кто бы мог о таком подумать?

— Я бы не подумал, — хмыкнул Григорьев, немного смущенный, что не принял участие в основных событиях. — Впрочем, я не думал, что и пушки можно по воздуху таскать… Знаешь, штабс-капитан, если я когда тебя опять слушать не буду, ты мне напомни про этот день.

— И напомню, — серьезно ответил я.

В воздухе повисла тишина, а потом все разом расхохотались. Война — это тяжело, это боль, грязь и смерть, но в то же время именно на ней больше всего начинаешь ценить моменты, когда все хорошо. Когда ты жив, когда живы друзья, когда, самое главное, жива надежда, что вы победите.

И сегодня все было именно так. Сначала у нас на позициях, потом на собрании у Волохова, когда чуть ли не каждый считал своим долгом подойти и расспросить о ловушке и нашей вылазке. Я рассказывал, умалчивая разве что о летающих пушках и реактивном планировании без шара. В итоге устал так, как, наверно, не устал днем во время самой вылазки, и решил пораньше уйти домой.

Однако иногда наши планы зависят не только от нас.

— Ваше благородие! — я отошел от дома Волохова всего на пару кварталов, когда меня догнал запыхавшийся слуга. Кстати, мой Ефим что-то никогда так ради меня не бегал.

— Что случилось?

— Ваше благородие… — слуга тяжело дышал и пытался собраться с силами. — Прибыл гонец из Керчи! Два дня назад там останавливалась «Императрица Мария»! Новосильский передал письмо с описанием своей экспедиции!

Я больше ничего не слушал. Мгновенно сорвавшись с места, я развернулся и бросился назад к дому Волохова. Мой рейд, который случился именно благодаря моему вмешательству. Мои пилоты, которые должны были спасти его от кораблей противника. Они были живы, и я должен был узнать, как же у них идут дела.

И плевать на то, как выглядят со стороны бегущие штабс-капитаны!

Лорд Раглан проводил совещание с главой французского экспедиционного корпуса, генералом Франсуа Канробером. После неожиданной смерти Сент-Арно настроение уже старого лорда испортилось, и за две недели ни разу не было ни одной новости, что смогла бы это исправить. Еще и обрубок руки, потерянной на полях Ватерлоо, начал ныть, словно все в этом богом забытом уголке мира было против англичан.

— Что скажете о летающем шаре новой конструкции, который смог добыть ваш агент? — лорд Раглан не признал бы это вслух, но шпионские игры немного поднимали ему настроение.

— Русские их используют, я постоянно вижу их над городом в последние дни, но есть ли от того польза? — Франсуа сомневался и, как обычно в таких ситуациях, почесал свою огромную белую бороду.