Русская война. 1854 (СИ) - Страница 28

— Вот хотя бы для чего стоит считать выстрелы, — пожилой каперанг, стоящий недалеко от меня, потер нос и усмехнулся. — Пятнадцать пушек должны и выстрелить пятнадцать раз.

Вяземский, скорее всего, его не услышал, он тряс головой, пытаясь прийти в себя. И в этот момент по нам ударила вторая волна ядер. Сейчас фугасные заряды еще не используют, но и так нас снова неслабо тряхнуло. Я насчитал пятнадцать ударов, а потом рявкнул во весь голос:

— Поручик Вяземский, выгляните из окопа и проверьте, как близко подобрались к нам англичане!

— Что? — князь вытаращил глаза.

— Выгляните из окопа и доложите обстановку! Или вы думаете, мы так и сидели под землей, прикрыв глаза, а по врагу ударили случайно? Нет! Мы скрывались от огня, но и следили за англичанами, чтобы не пропустить лучший момент для атаки. И это сейчас у нас есть для этого запас в несколько минут. Уже скоро враг поймет опасность окопов и будет накрывать их огнем до последнего, и атака пехоты будет идти только на гребне каждого такого огненного вала. Пропустишь момент, и тебя сметут. Так что высунули голову, поручик Вяземский, и доложили обстановку!

— Есть, — князь неожиданно улыбнулся, а потом вскочил на ступеньку для стрельбы из окопа. — Враг готовится к новому залпу…

Он повернулся в мою сторону. Я уже тоже стоял на ступеньке, а вслед за нами наблюдательные позиции заняли и остальные офицеры.

— Спасибо за доклад, — я вернул улыбку. — А вот все остальные… В нашем отряде за лишний риск жизнью бьют морду. Русский солдат слишком ценен, чтобы давать ему умирать просто так.

— Значит, один наблюдатель в бою? — посмотрел на меня пожилой капитан.

— Один рискует за всех. Если его ранят или убьют, только тогда встанет другой. У меня в том бою двое получили раны на этой позиции. Последний пришел без единой царапины, но всем троим я написал представление на награду.

— Один рискует за всех, — капитан кивнул, принимая мои доводы. — Знаете, а ведь это в каком-то смысле библейский сюжет. Изначально я был против вашей идеи, считая, что она будет разлагать солдат, убивать их храбрость и единство. Но теперь я вижу, что здесь может быть скрыто что-то большее.

Снова загрохотали ядра, а я думал о том, как порой странно все устроено. Капитан был против меня, но потом увидел аллюзию с Христом, принявшим на себя грехи остальных, и это убедило его в полезности нововведения больше, чем любые аргументы. Правильно ли это? Мне кажется, нет, но, с другой стороны, если логика и Библия приводят к одному и тому же результату, может, я просто чего-то не знаю?

[1] «Врагу не сдается наш гордый 'Варяг» — песня по мотивам стихов австрийского поэта Рудольфа Грейнца. Известный нам перевод был написан русской поэтессой и переводчицей Евгенией Михайловной Студенской. Наш герой только заменял название крейсера на слово «солдат». Еще он думал убрать обращение «товарищи», но потом вспомнил, что в этом времени так вполне нормально обращаться к нижним чинам, и поэтому оставил.

Мы закончили не потому, что закончились ядра. Нет, князь Вяземский сказал «хватит», а потом протянул мне руку и извинился.

— А снаряды мы лучше потратим против врага, — его ладонь крепко сжала мою. — Ваше благородие, рад, что мы смогли лучше узнать друг друга. И теперь, если враг попробует зажать нас превосходящими силами, мне найдется чем ему ответить.

— Может, тогда по имени будем общаться? — предложил я.

Рукопожатие Вяземского стало еще крепче. Краем глаза я заметил, как уехала повозка с Ядовитой Стервой, но всем было не до нее. Посидевшие в окопе офицеры делились впечатлениями, артиллеристы добавили, что стрелять по скрытым в земле и не возвышающимся над ней укрытиям гораздо сложнее.

Нахимов пожал мне руку, сказал, что будет ждать от нашей группы новых подвигов, и передал приглашение на очередной раут у Волохова. Кажется, меня окончательно приняли в местное высшее общество. Я мысленно поставил галочку напротив этой задачи, а потом позволил Тотлебену оттащить меня в сторону, и мы еще какое-то время обсуждали вопросы по добавлению к нашему отряду легкой батареи. Той самой, что сейчас нас обстреливала и которая с учетом добавленных к ней корабельных орудий была уже скорее средней. Как оказалось, Корнилов еще вчера дал на это добро при условии, что я одержу верх в споре с Вяземским.

И вот мой заслуженный приз. Через полчаса все гости понемногу рассосались, и я остался теперь уже только с нашими офицерами.

— Поздравляю, — Ильинский еще раз пожал мне руку.

— Когда уже три залпа прошло, а вы все там сидите, у меня сердце сжалось, — Лесовский все еще не мог успокоиться. — А потом князь поднимается и говорит, что извиняется. Все дамы, что следили за обстрелом, только тогда начали дышать!

К нам подтянулись мичманы Прокофьев и Алферов, а также ефрейторы Николаев и Игнатьев, формирующие наш небольшой штаб. Неспешным шагом подошел штабс-капитан Дмитрий Петрович Григорьев, командир нашей батареи. А потом, словно решившись на бросок в омут, еще два мичмана. Те самые, что сидели в окопе, а до этого помогали с доставкой пороха.

— Дмитрий Осипов, — представился один.

— Алексей Уваров, — вскинул голову второй, а потом затараторил, словно боясь, что мы его остановим. — Ваше благородие, разрешите перевестись в ваш сводный отряд. Мы уже сегодня напишем заявления у капитана Максимова, но хотели бы сначала получить ваше разрешение.

— Дмитрий Васильевич? — я посмотрел на Ильинского. — Моряки — это же твоя епархия, что скажешь?

— Если капитан Максимов вас отпустит и даст рекомендации, мы вас примем, — мой капитан-лейтенант выглядел растерянным. Кажется, раньше под его начало так не просились. Ничего, то ли еще будет.

Отправив мичманов заниматься переводом, мы взялись за распределение своих задач. Лесовский почти сразу уехал и дальше заниматься закупками. Ильинский хотел уйти руководить рытьем окопов, свалив все остальные дела на меня, но я его придержал.

— Дмитрий Васильевич, нужно выделить десять матросов и отвезти сотню наших ракет в мастерские Тотлебена. У нас в разговоре родилась идея, как их можно будет улучшить, вот сразу и попробуем воплотить ее в жизнь.

На самом деле это я рассказал о том, что ракетам можно приделать направляющие в виде крыльев, и мы договорились, что попробуем несколько размеров для проверки устойчивости полетов.

— Сразу сотню? Это же пятая часть всех наших запасов! — уточнил Ильинский.

— Много? Нет. Нам же не только сделать и проверить пару штук нужно, но потом и отстрелять новинку уже с нашими солдатами. Сделаем роту ракетчиков, которые на тренировках эту сотню ракет выпустят. Дорого, но зато они точно будут знать, на что способны. И мы будем знать! А заодно получим возможность использовать их как группу прорыва, сводя в один кулак, или как застрельщиков, по которым будут равняться остальные, если понадобится делать массовый залп.

В общем, договорились. Ильинский обеспечит доставку ракет и людей, ну, а я загляну в мастерские ближе к вечеру и уже на месте определюсь, что из предложенного Тотлебеном можно будет пустить в дело.

— Для меня есть задание? — штабс-капитан Григорьев смерил меня долгим взглядом. Кажется, с утра и до этого момента в его глазах я прошел эволюцию не меньше, чем от сухопутной мокрицы до вполне разумного орангутана.

— Конечно.

— Вести пристрелочные стрельбы?

— Для начала разделить пушки, — я нарисовал схему, где тяжелую артиллерию мы скроем на обратной стороне ближайшего холма. — Потом нужно рассортировать выданные нам ядра. Учитывая, что мы будем стрелять по координатам, чем точнее каждый новый выстрел повторит старый, тем больше шансов на попадание у нас появится.

— Я попробую достать весы, — задумался Григорьев. — Только учитывайте, что не вы первый, кому подобное приходит в голову. Дело ведь не только в весе ядер, они и по форме отличаются. Незначительно, но в полете этого достаточно, чтобы они летели не в цель, а только в ее направлении. Поэтому скорость и масса залпа с нынешним поколением пушек всегда будет важнее точности.