Русская война 1854. Книга третья (СИ) - Страница 55

— Насколько я помню, — заговорил я, — его аппарат взлетал только после разбега с горки, держался в воздухе, но не мог выровняться по горизонтали и закручивался в штопор.

— Именно, — Михаил рубанул рукой. — Так было, но сейчас Хенсон убедил нескольких дельцов, что его проблемы можно решить, добавив мощности двигателю.

Я невольно кивнул. Действительно, если бы его паровая машина была мощнее, то, возможно, смогла бы вытянуть полет. Но сколько мощности нужно будет добавить? Сколько веса убрать? И сумеет ли Хенсон найти этот компромисс?

— Ну, и еще одно имя, которое вы все наверняка слышали. Стрингфеллоу. Изначально он работал с Хенсоном, но после личного приглашения лорда Адмиралтейства переключился на летающие шары. Вернее, на паровые машины к ним. Сами шары, как считают на острове, можно просто скопировать с тех, что используем мы, а вот в двигателях нас можно и должно обгонять.

— И что известно о двигателях Стрингфеллоу? — я напрягся. Все-таки я не специалист, и если местные гении поймут, куда двигаться, то ведь действительно могут оставить позади.

— Известны данные его тестовой модели, — порадовал меня Михаил. — Выдает одну лошадиную силу и при этом весит вместе с котлом 6 килограммов.

Я тут же сравнил с тем, что есть у нас. Вес больше, 122 килограмма, но так это и не образец, а рабочая модель. Плюс у нас не только котел и паровая машина, сюда же входят еще и конденсатор с рекуператором. Вместе с лучшей сталью, которую мы получали в конвертере Петрушевского, все вместе это давало нам почти 50 лошадиных сил.

— У него 6 килограммов на лошадиную силу, и неизвестно, удастся ли сохранить это соотношение при росте модели. У нас 2 с хвостиком! Почти в три раза мощнее, — я озвучил разницу, невольно думая о скорости прогресса.

Еще ведь совсем недавно ученые мужи считали, что меньше 10 килограммов на лошадиную силу не может быть в принципе. И вот уже в разных странах самые разные люди легко рвут эти представления на части. Ладно я… Но ведь и другие не отстают, стоило им только осознать, что это возможно.

— А что во Франции? — Николай напомнил, что у нас не один противник.

— Белльвиль совершенствует котлы и тоже перешел к идее использования множества небольших трубок. Братья Диетц переключились с локомотивов на облегченные паровые двигатели, — Михаил на мгновение задумался и продолжил. — Мне кажется, что во Франции этот процесс идет более системно. Есть те, кто работают только над двигателями, а есть те, кто готовы воспользоваться их трудами. Например, лейтенант флота Феликс дю Тампль недавно взял патент на «аппарат для воздушного передвижения посредством воспроизводства полета птиц».

Я посмотрел на еще один рисунок и понял две очень важные вещи. Первая: Европа пока старается не столько догнать нас, сколько сразу перегнать, не веря до конца, что мы идем по самому правильному пути. И этим можно будет воспользоваться… И вторая важная мысль — спасибо Джорджу Кейли с его книгами про полеты птиц. Став вдохновителем сотен изобретателей, он в то же время направил их идеи немного не в ту сторону. И вот уже который инженер вместо того, чтобы попытаться понять сам принцип полета и рассчитать его модель, просто берет и пытается перерисовать какую-то птицу из своего двора.

— Что-то еще? — я посмотрел на Михаила.

— Большинство работ для военных засекречено, — напомнил тот. — Но из интересного… Вот вы, Григорий Дмитриевич, посчитали, что ваша машина требует два килограмма на одну лошадиную силу, а французский математик Ландюр написал недавно статью, где уверял, что мы легко сможем выйти на один килограмм. А если воспользоваться высокими давлениями, то и того больше.

На меня бросили быстрый взгляд.

— Справедливо, — я согласился с выводами француза. — Вот только повышение давления должно идти вместе с повышением качества стали. А заодно и способов ее соединения. Того, что есть сейчас, решительно недостаточно. И если те же французы или англичане в погоне за мощностью попытаются шагнуть за десять атмосфер, то мне их будет даже жаль. Совсем немного, но…

— Кстати, в Англии недавно использовали серебряную пайку для соединения стенок котла, — Михаил попытался натолкнуть меня на какую-то мысль.

И ведь натолкнул! Пайка, сварка — похоже на рифму. А что мешает нам эту самую сварку освоить? Паровая машина — есть, генератор — почти есть, но довести его до ума не так уж сложно. Дальше — для сварки мне будет нужно напряжение повыше. То, чего хватило для лампочки, будет недостаточно для стали. И тогда… Трансформатор — я вспомнил то, с чего и началось мое попадание в это время.

Ни разу не собирал и не разбирал его, но ведь принцип известен даже школьнику… После разговоров с Якоби знания об электричестве начали пробуждаться в памяти. А трансформаторы строятся на простейшей электромагнитной индукции, которую открыл еще Фарадей. Подаем напряжение на первичную обмотку, формируем магнитный поток и на второй обмотке снимаем. И чем больше или меньше витков со второй стороны будет, тем выше или ниже будет напряжение. Просто же?

Возможно, я что-то не учел, но теперь хотя бы точно будет с чего начать. И со сваркой, и с электролизом. Идея получения алюминия в достаточном количестве давно сидела в голове. И ведь в реальной истории с этим справятся всего через шесть лет, так неужели я после прорывов в небе не смогу сделать и этот маленький шажок?

Смогу! Точно смогу!

— А вы понимаете, что уже проиграли? — неожиданно в разговор ворвался тихий голос Стервы. И ведь показалось же, что после выздоровления брата характер у нее стал получше, но нет. Некоторые вещи не меняются.

— Почему? — я первым справился с удивлением.

— Разве не очевидно? — Стерва говорила, даже не поднявшись со своего места. — Тебе же только что рассказали. В других странах над подчинением неба работают десятки инженеров, сотни людей, в это вложены сотни тысяч фунтов и франков. Так какие шансы у тебя, одиночки, с ними справиться?

— Пока справлялся.

— Везение! Ты — один. Пока тебе улыбается удача и, кажется, что все хорошо. Но стоит тебе хоть один раз ошибиться, и все! Ты падешь, и некому будет догонять наших врагов. У них же: ошибся один, и уже сотни готовы впиться ему в глотку, чтобы занять его место.

— А мне казалось, что вы верите в бога, Юлия Вильгельмовна, — вместо меня неожиданно ответил Обухов. Все это время, слушая про воздушные корабли, он молчал, но как дело коснулось изобретений в целом, не выдержал.

— При чем тут бог? — Стерва с трудом сдержалась. В некоторых вопросах просто нельзя позволять себе лишнее.

— Люди равны только для тех, кто смотрит на них как на скот, — неожиданно грубо ответил Павел Матвеевич. — На самом же деле все мы разные. В каждом горит огонь уникальной души, единственное в своей неповторимости отражение бога, и как после этого можно рассчитывать, что любой случайный ученый легко продолжит дело другого? Как он может оказаться лучше, так же он может быть и хуже.

— Будет хуже, заменят, — Стерва не сдавалась. — И давайте забудем про ученых мужей. Как вы сами сказали, мы уникальны, так какова вероятность, что в итоге победит разум одной уникальной души, а не сотен, что будут ей противостоять?

— На все воля божья, — Обухов ответил с немного грустной улыбкой. Словно ему самому уже пришлось столкнуться с этой волей и принять ее.

— И это весь ваш ответ? — Стерва фыркнула, уже посчитав себя победительницей.

— Я хотел сказать, что пусть с их стороны будут сотни душ, с нашей стороны будут тысячи.

— Что вы имеете в виду? А то я что-то не вижу других покорителей неба, кроме капитана Щербачева. И ведь что характерно, Григорий Дмитриевич за свои секреты готов глотку перегрызть. Вон, даже великому князю Константину вызов бросил, лишь бы не выпускать их из своих рук.