Русская война 1854. Книга третья (СИ) - Страница 45

У нас, к счастью, сообщения идут не по буквам, для большинства ситуаций придуманы коды, у каждого корабля в бухте свой номер… Но все равно каждая вспышка — это уплывающие драгоценные секунды. И вот целых четыре «Волка», которые могли бы придержать выстрелы, спустили их на уже и так падающую громадину «Ройял Джорджа». Еще один без особого вреда зацепил борт «Джеймса Уатта». Ничего, ничего… Перезаряжаемся мы быстро!

Дистанцию поражения я уже не стал менять — так и шли линией в ста метрах от суетящихся кораблей. Оттуда уже прилетело несколько ружейных выстрелов. Одиночные не страшны, а вот когда офицеры построят матросов и дадут залп, тут может и скорость не спасти.

— Готовьсь!.. — Лесовский закончил перезарядку.

Грохот выстрела! Даже сквозь него я услышал крик с одного из идущих вслед за нами «Волков». Услышал, потому что ждал, что рано или поздно это случится. Вот и первая наша жертва, и единственное, что помогает с ней смириться — цена, которую заплатит враг. Серия пробоин расцвела на борту французского линкора. Какой же он невероятный! Кажется, ну как можно было сделать такое — толщина переборок на уровне моря достигала чуть ли не метра… Но мы и ее пробивали.

В этом вся сила бомбических пушек. Огромное ядро — 33 килограмма весом, 25 сантиметров в диаметре. В сражениях флотов и бастионов хватало двух десятков таких ядер, чтобы потопить линейный корабль противника. Но это с дистанции 800–1000 метров. А мы стреляли с сотни, и каждое ядро летело точно в цель! Сколько занял этот прорыв вдоль линии вражеских кораблей? Меньше минуты! И вот два огромных гиганта, английский и французский, уже медленно уходят под воду.

— Передавай отступление… — я попытался отдать приказ, но не смог. Показалось, голос пропал, но, к счастью, это просто во рту пересохло.

Несколько лишних мгновений ушли на то, чтобы победить себя, и именно в этот момент я понял, что у нас нет необходимости сбегать. Время опять замерло, давая рассмотреть ситуацию во всех деталях. Сотни солдат на кораблях, офицеры собирают взводы, на верхних палубах уже подкатили к бортам пушки… Если хоть один союзный корабль сможет повернуться к нам боком, и мы окажемся на линии выстрела — тут-то нам и конец. Но опять же враг готовился к тому, чтобы встречать нас там, где мы прошли в первый раз!

— Передавай разворот! И приказ номер один! — я досчитал про себя до пяти, чтобы Иванов успел просигналить, а остальные командиры «Волков» разобрали вспышки… А потом заложил плавный разворот направо.

Приказ номер один — это «делай, как я». Когда планы изменились и нет времени объяснять. Как сейчас… Мы могли уйти налево через косу и раствориться в утреннем тумане так же, как и появились. Но я повел всех направо — в глубину порта. Риск? Да, но в форте Мемеля стоят прусские войска, эти не должны будут открывать огонь просто так… И бастионы молчали, словно давая нам добро на продолжение атаки.

Я довернул руль, направляя нашу стаю прямо в центр порта. Мы снова пройдем мимо союзников! Только на этот раз с другой стороны.

Это же внешний рейд, тут корабли стоят не так часто, а «Волки» не такие уж и большие. И мы пролетели сквозь весь порт еще раз. Теперь прямо между вражеских кораблей. Жалко, опять не удалось добраться до «Джеймса Уатта», но зато с фрегатами и шлюпами мы не скупились. Каждому досталось хотя бы по паре ядер. Еще пришлось подбить слишком ретивого шведского капитана, который решил разрядить в нас свои крохотные пушечки. Дым, гарь, треск дерева и крики. Мы вылетели на открытое пространство, и на этот раз я больше не сомневался.

Сигнал отступления. Мы вскарабкались на Куршскую косу, подобрали нашего фотографа, которому, кажется, удалось сделать удачные снимки. Иначе с чего бы ему так радостно размахивать руками? И я, наконец, смог запросить потери.

— Семь человек, — через несколько секунд доложил Лесовский, приняв сообщения с других «Волков».

Семь? Много… Учитывая, что нас задевали только случайные выстрелы… А что бы нас ждало, прими мы бой с противником, который был к этому готов? А если бы не мы нападали, а враг зажал нас в своем порту? Нет, определенно для серьезных сражений нужны не только быстрые «Волки», но и что-то посерьезнее.

— Семь раненых… — я не сразу разобрал, что Лесовский, оказывается, еще не договорил.

— Раненых? А убитые?

— Убитых нет.

Я почувствовал, как тело расслабилось, и если бы не руль, в который я вцепился изо всех сил, то сейчас бы точно сполз на палубу. Стыдно-то как… Словно институтка какая-то! Но вроде бы получилось удержаться.

— Передавай! — я прикрыл глаза, выдохнул и окончательно пришел в себя. — По буквам! Спасибо, братцы! И… Курс домой!

Сквозь плески волн, шипение паровых машин и рев вентиляторов было невозможно ничего услышать, но я прямо-таки почувствовал, как где-то через минуту меня накрыло ревом дружного «ура».

Как и планировали, мы вернулись под вечер этого же дня. Раньше любых новостей о нашем налете, которые медленно расползались из Мемеля по Пруссии, а потом и по всей Европе. Можно было уже вечером попроситься на доклад к Николаю, но я потратил время на пару заказов для этого самого доклада и доложился в итоге уже только с утра.

Впрочем, даже так сразу принимать меня никто не стал, отправили подождать дома, но уже к обеду за мной прибежал запыхавшийся адъютант с выпученными глазами. Меня требовали на доклад… Без лишних объяснений и деталей. Кажется, слухи все-таки добрались до Санкт-Петербурга. Я надел заранее подготовленный парадный мундир, проверил Анну на сабле, поправил Георгиевский крест, захватил заранее подготовленную папочку и тубус. Вот теперь можно было и прогуляться к царю.

Спасибо Стерве. Без нее я бы думал, что меня ждут награды и благодарности. Сейчас же я знал, что на самом деле меня ждет еще один бой.

Сижу, медленно хлебаю чай и думаю о раскладе.

Мы собрались в большом важном зале — не перед троном, конечно, но обстановка официальная, и это говорит о том, что дело серьезное. С другой стороны, мне предложили чай — это определенно знак хорошего отношения. Кажется, только у китайцев была традиция: выпить с человеком хорошего чаю перед тем, как отправить его на казнь.

Теперь к тем, кто сегодня собрался по мою душу — я на мгновение оторвался от кружки и окинул взглядом сидящих за столом людей. Сам царь… Хмурится, но в то же время не чувствуется в нем злости — похоже, он еще сам до конца не определился с отношением к ситуации. Константин — сидит со сжатыми губами, чашка демонстративно отставлена в сторону, с ним все понятно. Военный министр Долгоруков — чай пьет, смотрит доброжелательно, но… Он пришел с Константином, а значит, готов поддерживать его линию. За ними расположился сухой старичок, оказавшийся на самом деле бессменным министром иностранных дел Российской империи Карлом Васильевичем Нессельроде. Этот, кажется, себе на уме…

— Думаю, пора начинать, — Николай отодвинул свою чашку, и через мгновение нас окружили слуги, убрав и все остальные чайные принадлежности. — Итак, Константин, зачем ты решил всех собрать?

Все всё знали, и мне хотелось закричать: к чем эту притворство⁈ К счастью, несколько минут чая помогли сосредоточиться и удержать себя в руках. И заодно пришло понимание: все это — ритуал. Ритуал, который помогает не спешить, а еще с его помощью в случае чего можно сохранить лицо, признавая неправоту. Очень полезное свойство, которого в мое время многим не хватает.

— Мы уже получили новости из Пруссии, — Константин поднялся. — Да, у нас война с Англией и Францией, но князь Меншиков от лица России подписал перемирие, и я его придерживался. И вот в нарушение всех традиций, лишая страну передышки, которая была нам так полезна и нужна, капитан Щербачев нападает на нейтральную державу. Нет, на наших союзников и родственников! Нарушает договор и, почти не нанеся ущерба флоту настоящего врага, губит сотни мирных горожан. Я знаю, что у нас нет смертной казни, но… Когда как не за такое преступление ее стоит вернуть?