Русская война 1854. Книга пятая (СИ) - Страница 56

— Что ж, если так будут думать в России, то и прекрасно, — неожиданно лорд Вуд хищно оскалился. — Если кто-то поверит, что это честная игра, тем им хуже! Одних агитаторов можно посадить и отправить на их место совсем других. Газеты нарисуют любую картину, главное, не жалеть на это денег, а все то изобилие, которое ты упомянул… Кажется, что оно играет на руку России, но оно же утянет ее на дно. Пока они тратят прибыль на выходные для рабочих, мы выкачаем ресурсы юга и будем пахать с девяти до девяти, шесть дней в неделю, и наверстаем тот отрыв, что пока у них есть. Кровь, пот, ложь — все станет нашим оружием! И мы еще посмотрим, кто будет лучше готов к новой войне!

— Значит, такой мир… — старый адмирал довольно кивнул. Подобные военные хитрости он любил и понимал.

* * *

Мы приходили в себя после сражения у Габа-Тепи почти неделю.

Лечили своих и чужих. Несмотря на победу, раненых было больше трех тысяч человек, и доктора проводили операции до вечера следующего дня. И это только срочные операции и русские солдаты. Англичан, французов и иже с ними добирали на лечение до сих пор… Я заглянул на перевязку, а потом прошел мимо операционной, где при свете доработанного для этого авиационного прожектора работал Пирогов. Уверенно, твердо, как и всегда.

Недалеко отсюда лежали в одной палате Корнилов и Нахимов. Оба пострадали во время прорыва вслед ускользающему союзному флоту. Увидев, что английские и французские корабли уходят, они тогда приняли на борт команды с двух пароходов и пустили те сквозь минную постановку. Семь взрывов почти открыли дорогу нашему флоту. Еще часть мин добили корабельными орудиями, и одну принял на себя сам флагман. Сталь выдержала, с небольшой течью справились насосы, а флот зато получил возможность отрезать хвост вражеской эскадре. Почти сорок кораблей поддержки были взяты на абордаж. Вышло жарко, учитывая, что там нашли убежище немало солдат из сбежавших пехотных полков, тогда-то адмиралов и задело пуском ракеты Конгрива, но, к счастью, бронированная рубка показала себя прекрасно. Взрывная волна и большая часть осколков ушли в сторону, а все, кто стоял внутри, отделались лишь небольшими царапинами.

В следующей палате лежала еще одна знакомая парочка. Мичман Алферов и граф Толстой: до начала нашего натиска именно на их фланге враги попытались нанести свой главный удар. Но наши справились. Броневики подвозили новые запасы ракеты прямо под вражеским огнем на переднюю линию, а там уже опытные стрелки бывшего Владимирского полка выбивали оставшиеся у врагов орудия и поражали любые укрытия, где солдаты в красных и синих мундирах только пытались собраться во что-то более-менее организованное.

Пробравшись сквозь медицинский городок, я дошел до района большой стройки. Здесь под командованием моих инженеров и вытащенного из Севастополя Волохова мы возводили полноценную ремонтную базу и авиачасть, где даже сейчас, под грохот паровых машин, пил и молотов, шло обучение новых пилотов. Митька сиял после успеха своей «зеленой» команды и гонял наших ветеранов, помогая освоить новые машины. Техники тоже учились — проверять все узлы, меняя их по мере выхода из строя или при исчерпании положенного времени. Многие говорили про мир, но мы готовились и к войне.

Вот такой вот у меня теперь утренний маршрут: больница, стройка, а потом… Администрация. После того, как вражеский флот ушел от наших берегов, формально выданный мне когда-то приказ потерял актуальность, и нам нужен был новый командир. Если честно, я опасался хаоса, но неожиданно проявили себя великие князья, взяв на себя полную ответственность. Николай, как старший, возглавил военную временную администрацию, а Михаил — мирную.

И вот уже неделю они каждый день проводили какие-то собрания. То с турками, то с греками, то по военным делам, то по торговым. Я, если честно, сначала думал: чего с ними всеми возиться, просто надо объявить свои новые правила, да и все! Но подход великих князей, наверно, сработал лучше. Сначала со спорами и при содействии смазки в виде военных гарнизонов, но дела пошли. Мы даже частично сняли блокаду с Константинополя, открыли проход для союзных торговых судов через проливы, и неожиданно нашлись сотни людей, которые только и ждали этого момента.

Возможно, когда отправленный на север «Кит» доберется до Санкт-Петербурга, а потом вернется с приказами царя, обстановка изменится. Но пока Восток быстро стряхнул пепел войны и стремился как можно скорее вернуться к жизни.

— Григорий Дмитриевич, — на входе в здание администрации меня поймала Анна Алексеевна. — Разрешите на пару минут?

— Конечно, — я вежливо склонил голову, невольно задумавшись о том, как раньше смотрел на девушку. С интересом, признаюсь, но это был интерес не столько к ней самой, сколько к ореолу власти ее отца. Как глупо…

— Слышала, что вы выполнили все условия своей сделки с акционерами, а прибыль ЛИСа за первую половину года уже перевалила за десять миллионов.

— Оборот. Прибыль все же меньше, и мы почти всю ее вкладываем в рост.

— В рост — это в обучение и новое жилье для ваших рабочих?

— Их знания и желание работать — это часть нашего успеха, но… — я внимательно посмотрел на девушку. — Давайте честно, вы же пришли ко мне совсем не за этим?

— Я видела название одного из новых «Китов». Александра, кто она? — самый неожиданный вопрос, к которому я оказался совсем не готов.

— Она еще девочка. Девочка, которая мне очень помогла и слово которой я не смог сдержать. Ради победы, но все же. И это название — символ того, что я всегда выполняю обещанное. Только дело чести, ничего больше.

— Девочки очень быстро растут, — Анна Алексеевна хитро улыбнулась и с видом победительницы упорхнула куда-то по своим делам.

Вот же зараза. Скажу честно, мне больше нравилось, когда мы не общались. Было проще.

Я уже почти зашел в здание администрации, когда поднявшееся внутри нехорошее предчувствие заставило меня обернуться, и взгляд быстро нашел в небе приближающуюся к нам точку. Дирижабль, причем, судя по расцветке, не наш, а один из тех, что Константин оставил в столице как раз на случай необходимости кого-то срочно куда-то отправить.

— Мы послали сообщение через Севастополь сразу же после победы. Нам могли ответить так же по телеграфу, но предпочли отправить кого-то лично. Причем прошло уже 2 недели, а дорога занимает лишь 3–4 дня… — рядом словно из воздуха появился Дубельт. После того, как стала известна правда о предательстве Зубатова, генерал сначала замкнулся, считая это своим личным поражением, но чем дальше, тем больше оживал.

— На что вы намекаете? — спросил я.

— Я прямо говорю. Если царю потребовалось больше недели, чтобы принять решение о судьбе новых земель, то это было решение, которое стало выражением не только его воли, но и всех, кто имеет хоть сколько-то власти в Санкт-Петербурге.

— Не очень уважительно по отношению к государю, не находите?

— Просто они разные, Александр и его отец, — Дубельт пожал плечами. Вот тоже мне, набрался вольностей вдали от престола. Впрочем, слушать истории генерала жандармерии я всегда любил. — Например, вы слышали о скандальном появлении нового, самого восточного поселения России в 1850-м?

— Нет.

— Николаевский пост, прямо в месте впадения Амура в Тихий океан. И это при том, что у нас был договор с Китаем, по которому все освоенные земли вдоль Амура остаются их зоной влияния.

— То есть мы тогда нарушили договор?

— Не совсем, — Дубельт покачал головой. — Никто не знал, куда течет Амур, где будет его устье, и доберется ли он, вообще, до Тихого океана. То есть неизвестность, и многие боялись ее нарушить. А вот капитан Геннадий Невельский не испугался, прошел до конца, взял на себя ответственность, а царь ее принял. Несмотря на то, что многие боялись и предлагали отступить, он сказал прямо. Где был поднят русский флаг, он уже спускаться не должен…

Дубельт замолчал, а я думал о том, что уже слышал эту историю. Только не про конкретного капитана, а про генерал-губернатора Николая Николаевича Муравьева. Он же еще перед назначением заручился поддержкой Невельского и договорился об этом походе, он поддержал это решение перед царем. И три силы — каждая на своем месте — изменили ход истории. Не будь хотя бы одной из них, и ничего бы не случилось.