Русская война 1854. Книга пятая (СИ) - Страница 45

— Хотите посмотреть?

— Хочу тоже извиниться. И… Я ведь тоже инженер, хочется верить, что полковник и для меня найдет дело.

* * *

После разговора с Меншиковым я засел за работу. Стать силой, сказал он? И я взялся за машину, которая сможет уничтожить любого современного врага с таким запасом, что даже мыслей не должно остаться о том, чтобы продолжать бой. Вот только решиться было просто, а сделать… Когда я нарисовал схему будущего самолета и расписал все проблемы, с которыми нужно было разобраться, стало казаться, что это просто невозможно. Но мы все равно начали, и вот…

— Статус? — подозвал я закопавшегося в бумаги Лесовского. О, как его умение организовывать других помогло мне в эти дни.

— Сейчас, — тому потребовалось меньше минуты, чтобы найти последние отчеты и начать вводить меня в курс дела. — По корпусу. Новый генератор собрали, печи для электролиза алюминия готовы к запуску. Томпсон с Достоевским докладывают, что форма планера почти рассчитана. Помогли и ваши идеи, и этот математик Остроградский — они еще продувают модель в трубе в разных режимах, но, кажется, удалось избежать завихрений над крыльями, и подъемная сила работает без искажений.

Я прикрыл глаза. Кажется, всего несколько слов, но сколько за ними стоит. Например, мои вернувшиеся инженеры. В один из дней американец с Достоевским просто пришли, попросили прощения и задачу посложнее. А я… Сначала хотел проучить, но потом вспомнил слова Меншикова — кто я? Военный, дворянин — не политик, не интриган. В общем, простил, тем более что дел было выше крыши, и не прогадал. Опыт Томпсона в расчетах сложных конструкций для железных дорог очень пригодился, Достоевский же восстановил все наши наработки по планерам для «Чибиса».

Да и я помог: первые расчеты показали, что нашему мотору не будет хватать мощности, так я вспомнил МиГ-9, где в корпус планера засунули сразу две турбины. С нашей не самой высокой надежностью очень хорошее решение. Отказала одна, останется вторая. А там набьем руку и опыт, и в новой модели уже можно будет пожертвовать запасной турбиной ради скорости и аэродинамики.

— По металлам, — продолжал Лесовский. — Менделеев доработал новый сплав алюминия. Тот, который сначала не подходил по расчетам.

Я кивнул: здесь тоже помогли идеи из будущего. Уверен, Дмитрий Иванович рано или поздно сам бы справился, но время… Так что недостаточную прочность нашего сплава мы заменили усиливающими двутавровыми рейками. В итоге и расчетные нагрузки на сжатие прошли, и по весу перебрали всего ничего.

— Теперь топливо, — Лесовский перешел к самой неприятной теме.

И ведь недавно мне все казалось таким простым! Ставь газовые баллоны, мешай с кислородом, сжигай и лети. Но, стоило добраться до практики, сразу вылезла целая куча проблем. Нет, сам водород при горении оказался даже лучше керосина — тепла выделял в два раза больше[1] на один килограмм веса. Вот только этот самый килограмм водорода занимал 11 кубических метров! Теоретически его можно было сжать, Менделеев даже рассчитал: всего двести атмосфер, и мы уложимся в половину куба.

Правда, у нас пока не было для этого ресурсов, а даже если бы и получилось, то там такие невероятные условия по хранению вылезали! Пришлось бы изобретать и ставить на самолет криогенную установку, способную выдать минус 253 градуса, и молиться, чтобы она не дала сбоя при маневрах и перегрузках. Неудивительно, что в моей истории подобные самолеты так полноценно и не появились. Ну, не считая тестового Ту-155 на исходе Союза, и то из сотни проверочных полетов полностью на водороде было всего пять.

В общем, на газу могли работать мои небольшие приборы, где при заправке баллона достаточно было обойтись всего парой атмосфер. Но газовая пила и самолет — это два разных мира! Пришлось возвращаться к классическому топливу в виде керосина, и я уже начинал представлять, какие уже скоро меня будут ждать проблемы, когда раньше особо не нужный продукт перегонки нефти потребуется в совершенно иных объемах. Я вот навел справки по этому вопросу и выяснил, что активно сейчас разрабатывается только одно месторождение.

Биби-Эйбат — это Апшеронский полуостров, если проще, восточная граница Кавказских гор, уходящая в Каспийское море. И тут было два важных нюанса. Первый: Каспий — это закрытое море, из него никуда не выбраться, и любой груз придется везти по суше, что существенно замедляет и удорожает любую доставку. И второе: промышленная добыча в 1855 году — это скважина глубиной 21 метр, а способ бурения — ударный, с применением деревянных штанг. После такого возникли серьезные опасения, а не рано делать ставку на нефть и ее производные, но, кажется, Лесовский сегодня пришел не с пустыми руками.

— Говори, — я с надеждой посмотрел на бывшего мичмана.

— Как вы и просили, мы выкупили все свободные поставки нефти на этот год. Перекупили у тех, кто был согласен на что-то меньше, чем двойная цена. А еще… Я нашел горного инженера, что запускал Биби-Эйбат.

— Привел?

— Привел, — кивнул Лесовский. — Статский советник Василий Семенов. Но не это главная удача: вместе с ним в столице оказался и управляющий работ на месторождении, Николай Иванович Воскобойников. Вернее, сейчас уже не управляющий, в 1847-м он ушел в отставку и потом несколько лет путешествовал по Персии, но в начале этого года вернулся в Россию и просится обратно на службу. Пока безуспешно, и мы вполне можем его перехватить.

Я кивнул — это действительно была удача. Купить месторождение через Волохова, особенно пока интереса к нефти нет нигде в мире, было несложно. В идеале не только Биби-Эйбат, но и что-то поближе вроде Крымско-Кудакинского и посерьезнее — вроде тех, что потом под Батуми начнет разрабатывать Нобель. Вот только все эти залежи нефти могли принести мало пользы без того, кто сумел бы ими заняться…

В этот момент дверь открылась, и ко мне зашли два очень разных человека. Семенов не зря носил мундир чина пятого класса и держался по-военному строго, хоть и скованно. А вот путешественник Воскобойников, сверкая седыми усами и шевелюрой, успел позабыть про многие условности и сразу закрутил головой из стороны в сторону, словно пытаясь по вещам в моей комнате понять, что я собой представляю.

— Ваш помощник сказал, что у вас есть к нам дело, — после представления Семенов сразу перешел к сути.

— Дело, связанное с нефтью, — поддержал его старый друг. Сколько не виделись, а на незнакомой территории держались так, словно готовы были в любой момент прикрыть друг другу спину. Ох, кажется, непростое это дело — качать ресурсы Родины в 1855 году.

— Все верно, — я указал гостям на два стула. — И я готов предложить вам по тысяче рублей в год и по проценту в будущем обществе, если получится выйти на нужные мне объемы добычи.

— Министерская зарплата, — оценил мою щедрость Семенов.

А вот его друг напрягся:

— Такие деньги не платят просто так.

— Все верно, — кивнул я. — Мне нужны будут ваши знания, опыт, а главное, готовность встраивать в них последние достижения науки.

— Если вам нужны новые месторождения, то в Горном институте вы сможете купить все это гораздо дешевле, — Воскобойников еще боялся верить в удачу.

— Где есть новые месторождения, я и сам знаю, — я отмахнулся. — Построим железные дороги до моря, там — портовые терминалы. Сталь и люди для этого есть. А вот чтобы достать нефть из-под земли и переработать ее, понадобится ваш опыт… — я понял, что инженеры прониклись и слушают. — Итак, для начала пара вопросов. Почему вы добывали нефть в Биби-Эйбате именно ударным методом с помощью штанг? И, кстати, почему та деревня называется именно так?

— Переводится как тетушка Эйбат, — с улыбкой объяснил Воскобойников, погружаясь в воспоминания.

— А насчет способа добычи — у нас не было отдельного опыта с нефтью, а ударно-палочный используют в соляных шахтах еще с 9 века в Старой Руссе, — добавил Семенов.

— Подожди, — повернулся к нему Воскобойников. — А Таманские шахты 1833 года? Там делали колодец методом вдавливания бурава, но с ними было сложно работать.