Русская война 1854. Книга пятая (СИ) - Страница 39
Я спросил и сам же нашел ответ. Система — это наследие классицизма, вдовствующая императрица же верит в романтизм, в свободу воли, что именно так люди смогут прийти к счастью. Вот только не придут.
— Вижу, вы не согласны, причем по-другому не согласны. Понимаете, Григорий Дмитриевич?
И я действительно понял.
— Вы думаете, я тоже представитель того нового, что должно появиться в мире?
— Я так начала думать, когда Александр поделился со мной вашей книгой. Книга — это не случайность, это целый комплекс идей, которых набралось достаточно, чтобы вокруг них родилась история. Именно поэтому я решила с вами встретиться. Ну, еще потому, что ваши идеи и подход мне нравятся больше, чем то, что несут демократы или социалисты.
Вот тебе и написал книгу. Думал, что просто смогу удивить и привлечь к себе внимание, а, оказалось, благодаря ей меня смогли увидеть по-другому. Вот что значит другое время и романтическое мышление. Немного наивное, но сколько же в нем веры в людей.
— Спасибо, что верите в меня, — я поклонился. — Скажу честно, я не думаю, что за мной стоит что-то большее, чем просто желание сделать мир лучше. Что это отличается от желаний того же Меншикова, Горчакова или вас, Александра Федоровна. Но я буду стараться.
— Поверю вам и… — вдовствующая императрица повернула голову в сторону замершего Бисмарка, о котором мы словно забыли. Пруссак выглядел немного озадаченным от услышанного разговора, но не растерял и капли своей решимости. — И я не буду просить вас помочь посланнику моего брата. Впрочем, не буду и запрещать, если вы сами захотите это сделать.
Императрица, кажется, узнала все, что ей требовалось, и теперь с интересом ждала уже нашей с Бисмарком беседы. Но уж нет, я так просто подобный случай упускать не буду.
— Александра Федоровна, — я опередил Бисмарка, собравшегося было что-то сказать. — Раз уж вы решили, что мои идеи вам нравятся, то могу ли я попросить вас повлиять на Александра и дать мне разрешение вернуться на войну? Закончим там, буду готов понести любое наказание, но пусть даст мне сначала возможность разгромить врага.
— Не буду, — вдовствующая императрица только покачала головой. — Я готова поддержать вас, Григорий Дмитриевич, но вот идти против решения моего сына будет лишним. Слышала, что вы начали реформы в имении Романовских: если вам что-то потребуется, можете на меня рассчитывать. А вот война, тут как скажет Александр. Да и, мне кажется, вам самим будет полезнее пройти это испытание, чем избежать его.
— Я понял, спасибо за откровенность, — поблагодарил я хозяйку дома, а потом повернулся к Бисмарку. — А теперь я готов вас выслушать, Отто.
— Что ж, моя просьба довольно простая, — начал пруссак, — но в свете услышанного разговора, наверно, позвольте мне начать с самого начала. Потому что мне хочется, чтобы вы поняли, почему я пришел именно к вам и именно с этой просьбой.
— Начнете с Наполеона? — не удержался я, уже зная, откуда в этом времени принято вести отсчет.
— С Венского конгресса 1815 года, — Бисмарк не поддержал мой шутливый тон. — Тогда по решению стран-победительниц на месте Священной Римской империи германской нации был создан Германский союз, состоявший из 34 государств и 4 вольных городов. Бремена, Любека, Франкфурта и Гамбурга.
Я невольно вспомнил, что слышал о том времени — как Англия предлагала точно так же разделить еще и Францию, но Александр ее отстоял. А если бы нет? На что бы походила тогда Европа? Я разом стал серьезнее.
— Также в Союз входили три иноземных монарха в качестве королей немецких владений. Король Англии владел Ганновером, король Дании Гольштейном и король Нидерландов — Люксембургом.
И снова воспоминание, теперь уже о будущем. Оказывается, в Европе есть не только традиция начинать с Польши, но и делить Германию. Бисмарк тем временем коротко пробежался по истории Пруссии. Рассказал, как формально союзом руководили австрийские Габсбурги, но его родина потихоньку тоже набирала вес. Тот же таможенный союз, который, увы, дал слишком много власти новым элитам и чуть не закончился революцией.
— В итоге перед германской нацией сейчас стоит два пути: объединиться либо вокруг Австрии со всеми другими народами, что входят в состав ее империи, либо вокруг Пруссии, что позволит не разбрасываться силами и создать ядро для быстрого роста новой великой державы. Державы, которая будет союзна России и всегда благодарна за ту помощь, которую она оказала.
А вот мы и подошли к делу. Хоть мне и очень хотелось напомнить, что ни Франция, ни Австрия не смогли свою благодарность сберечь, я просто ждал продолжения.
— Поделитесь с Пруссией не обрывками, а всеми вашими технологиями. «Киты», «Чибисы», «Медведи» — с нашим трудолюбивым народом мы сумеем наладить выпуск всего этого за считанные месяцы, а потом… Пруссия сможет оказать помощь России не как нейтральная страна, а как полноценный союзник на поле боя.
Я думал… Если бы не недавний разговор с Александрой Федоровной, то, честное слово, решил бы, что Бисмарк шутит. Ну или считает меня за идиота. Кто будет говорить о союзе стран с обычным полковником? Кто будет верить другому человеку просто на слово?.. А потом вспомнил, какая сейчас эпоха. Романтизм — вера в людей, в наивные идеалы. Но я-то не такой, и та же бывшая императрица уже улыбалась, зная мой ответ.
— Нет, — я покачал головой.
— Почему? — Бисмарк тоже не удивился. Ну да, он ведь тоже слышал наш разговор, все понял, но просто не мог не попробовать. Упорный он, будущий железный канцлер. Еще один.
— Что ж, я расскажу, а заодно… Вы уж выслушаете и мое предложение? — я посмотрел на пруссака, и тот кивнул.
Глава 18
Расскажи кому в будущем: на днях беседовал с женой Николая I и Бисмарком — в психушку сдадут. Несмотря на все процессуальные сложности. А мы вот сидим, и эти двое на самом деле готовы меня слушать: не факт, что договоримся, но слушают! И воспринимают всерьез. Наверно…
— Начну с причины отказа, — я поймал взгляд Бисмарка. — Может показаться, что предательство Австрии убило веру в союзы, но… Меня больше смущает другое. Не станет ли так, что оружие, в которое обратится Пруссия, обернется против России? Не из-за глупости, стечения обстоятельств, а потому, что именно для этого вас и создавали.
— Вам стоит следить за словами, — будущий железный канцлер нахмурился.
— Я могу не продолжать, если обида сильнее разума.
— И кто вас так учил общаться с посланниками других держав?
— Война. Война, которой между нами мне очень не хочется.
— Хорошо, я постараюсь сдерживаться, — Бисмарк откинулся на спинку своего кресла.
— Тогда… — я на мгновение прикрыл глаза. — Начну, как и вы, с Венской конференции, которая разделила Европу, словно специально постаравшись, чтобы там не осталось ни одной самостоятельной силы. Вы же помните то время: Испания в упадке, Италия раздроблена, Германия раздроблена, даже Франция, которая сохранила большую часть территорий, лишилась части окраин. Вроде той же Швейцарии, где, например, прятались от вас члены «Молодой Германии», устраивая бунты и подначивая народ к новой революции. И ведь смогли… А потом исчезли, словно их и не было, бескровно и с энтузиазмом уступив место новым лидерам-буржуа.
— Вы хотите сказать, что все эти процессы кем-то управлялись?
— Если честно, я не верю в какую-то тайную силу, чьего могущества было бы достаточно, чтобы организовать и воплотить в жизнь столь сложную задумку, растянутую на десятки лет. Но я не сомневаюсь, что в каждой стране сейчас появилась новая элита, которая готова добиваться своего схожими методами и которая хотела бы встроиться в новый мир глобальной экономики и торговли, где на вершине пищевой цепочки уже есть главный хищник.
— Британия? — Бисмарк задумался. — А вам не кажется, что это просто ваши с ними противоречия заставляют видеть врага там, где его нет? Да, Англия сильна, да, их желание лезть в чужие дела и навязывать свою волю раздражает, но… Их возможности не бесконечны.