Русская война 1854. Книга пятая (СИ) - Страница 3

Я вывел для себя еще одну черту Горчакова — осторожность. Иногда это приносило пользу, но иногда… В памяти всплыли новые воспоминания о его деятельности. Многие считали, что Александр Михайлович, придя к власти на волне поражения, всегда хотел отплатить Австрии за ее предательство. Это же привело его к поддержке Пруссии и дружбе с Бисмарком, что сначала даже позволило выйти из навязанных условий Парижского мира, но что дальше?

Россия обрела флот на Черном море, но оказалась в полной зависимости от экономики Пруссии. А новый Тройственный союз? Чем-то он походил на Священный союз Александра I, вот только при его внуке и Горчакове мы оказались там совсем не на первых ролях. И это привело к закономерному финалу. Россия поддерживала решения, выгодные союзникам, но когда пришло ее время… Когда нам была нужна поддержка после русско-турецкой войны 1877−78 годов, чтобы закрепить итоги Сан-Стефанского мира, Пруссия и Австрия остались в стороне. Опять.

Берлинский конгресс стал итогом всей работы Горчакова, украл победу, которую добыли наши солдаты на поле боя. И вот сейчас разве он не пытается сделать то же самое? Из добрых побуждений, но… Сколько это будет стоить России? Я как-то разом заметил, что у Горчакова дрожат при каждом движении свисающие толстые щеки, а вид в очках так походил на моду тех, кто собирался вокруг великого князя Константина. А ведь они и будут дальше работать вместе.

Все эти мысли пронеслись в голове всего за мгновение, но теперь я смотрел на своего собеседника не как на будущую легенду, а как на противника. Или… Еще ничего не решено, и таланты Александра Михайловича, которые точно есть, по-прежнему могут принести пользу Родине? Но удастся ли мне перетащить его на свою сторону? Впрочем, если не спешить…

— А вы уверены, что наши враги готовы лучше? — я обвел рукой виднеющиеся вдали глади Дарданелл. — Они пришли к нам, но это мы взяли проливы. Мы всего лишь двадцатью тысячами держим в напряжении армии Англии, Франции и Турции, вытягивая все силы с других направлений.

— Вы правильно сказали, — Горчаков ни капли не смутился, — что у вас двадцать тысяч. Если быть точным, в строй сейчас могут встать всего шестнадцать с половиной, но это не так важно. Вот только что будет, если вы проиграете, если вас сотрут в порошок? Вы же не будете спорить, если я скажу, что другие части готовы гораздо хуже? И что тогда будет ждать Россию?

— Россию будет ждать мир на долгие годы, если вы усилите нас.

— А разве проблема только в людях? Я видел, как вы модернизируете «Париж», видел, как все до единой ракеты, снаряды и бомбы в тот же день идут на передовую. Вы держитесь, но, будь у вас в запасе, скажем, еще год, разве не сражались бы вы лучше?

— Но и враг подготовится.

— Так опередите его! Но без сражений, мирно. Чтобы одной силы вашего имени, чтобы одного вида кораблей и бронированных машин оказалось достаточно, чтобы наши дипломаты и без смертей смогли добиться справедливости. Армия — это аргумент, но стоит ли начинать спор именно с него?

Я думал, как перетащить на свою сторону Горчакова, а тот, кажется, пытался сделать то же самое со мной. И ведь был смысл в его словах, немного, но был.

— То есть вы предлагаете отступить? — продолжил я. — Отдать все, за что мы проливали кровь, и просто готовиться, чтобы сделать это еще раз? Поверьте, как бы убедительно ни звучали ваши слова, те же проливы без боя нам никто не отдаст. За некоторые вещи можно только бороться!

— Я успел поговорить с вашими офицерами и понимал, что вы не согласитесь. Надеялся, что вы сможете посмотреть не на год, даже не на десятки, а на сотни лет вперед. На то, что в итоге дало бы империи больше, но…

Горчаков еще говорил, но его слова больше не действовали. Они могли бы задеть кого-то другого, вот только будущий канцлер не учел, что я на самом деле видел будущее. Видел, как дипломатия без зубов может потерять даже то, что добыто силой орудий.

— … итак, ваш выбор, — Горчаков поморщился, словно почувствовав изменения внутри меня. — Отступить и дать мне закончить войну на разумных условиях. Или же пойти вперед — победите врага, докажите, что сила на вашей стороне, и принудьте его к тому миру, что кажется правильным вам самому. Это выбор, который государь дал вам как признание ваших успехов.

Он ждал моего ответа. Выбор без выбора. Потому что сдаться — это признать бессмысленность подвига всех тех, кто умер тут, так далеко от дома!.. И ведь этот погрязший в венских интригах человек так и не понял наших врагов — почувствовав кровь и слабость, они не отступят, наоборот, обретут второе дыхание и продолжат погоню. И ради чего тогда умерла Юлия? Чтобы в лучшем случае России разрешили поставить одну крепость в проливах или чтобы вообще дотянуть до нового парижского позора?

А второй вариант — пойти вперед? Отказаться от тактики, когда мы перемалываем армию врага с минимальными потерями, и просто за день погубить все, что у нас есть. Да, мы не сгинем просто так, врагу придется умыться кровью! Возможно, этот ужас даже станет неплохим аргументом на будущих переговорах и позволит тому же Горчакову выбить для России лучшие условия. Даже без продолжения войны, но…

Оба эти варианта не имели никакого смысла!

— Я выбираю третий вариант.

— Его нет.

— У меня есть приказ светлейшего князя, и я должен его выполнить, — я напомнил о своем статусе.

— Князь отстранен от должности.

— Тем не менее, он успел отдать приказ. Или все же прямо прикажете сдаться?

— Будете упорствовать? Тогда мне придется вас арестовать и отвезти в Санкт-Петербург.

— Думаете, сможете?.. — я начал и резко замолчал.

Передо мной стоял красный, вышедший из себя Горчаков, а я думал о том, а так ли я нужен на передовой именно сейчас. Доделка «Парижа», новые снаряды, планомерная работа по уже утвержденной стратегии — с этим справятся и без меня. Нужно просто не мешать, чтобы хватило времени… И я могу его выиграть! Если повезет, то в процессе доведу до ума пару новинок, а то и помогу будущему канцлеру понять, в чем разница между болтовней в Вене и тем, что на самом деле творится на земле.

Решено!

— Вы хотите поднять бунт? — Горчаков не выдержал.

— Я сдаюсь, — я неспешно вышел из палатки, чтобы вдохнуть полную грудь влажного морского воздуха. — Как вы сказали, можете меня арестовать и отвезти в Санкт-Петербург.

А там еще посмотрим, чья возьмет!

[1] Это еще что… Броненосцы дойдут до брони и в 1,8 метра. Это, конечно, если со всеми слоями (подложки, контробрешетка итд), а если же брать чистую сталь, то максимум — 0,41 м (Ямато).

Глава 2

Сижу над ползущими внизу облаками и не забываю посасывать кусок вяленого мяса. Как леденец, только вкуснее, даже иногда забываешь, что наши ребята остались там, на передовой, а мне пришлось отправиться в столицу. Еще одна причина жевать мясо — это то, как недовольно морщится Горчаков. Привык, что в Вене все картинно следуют правилам приличия, а тут я…

— Может, не стоило забирать с передовой «Адмирала Лазарева»? Хватило бы и «Севастополя». Или даже на «Ласточке» могли бы долететь. С пересадками, но я бы потерпел, — Александр Михайлович долго думал, как бы меня уколоть, и вот нашел способ.

— Нет сейчас задач на фронте для «Китов», — я покачал головой. — По крайней мере, тех, с которыми не смогли бы справиться «Чибисы» или «Севастополь». А вот чтобы привезти в Санкт-Петербург все необходимые грузы, а потом дотащить не меньше обратно — лучше «Адмирала» не найти.

— Мы разве не напрямую в столицу летим? — Горчаков нахмурился, а я подумал, что как-то не складываются у меня отношения с этим родом. Сначала Петр Дмитриевич, потом его брат, сместивший Меншикова, теперь вот будущий канцлер.

— Надо будет остановиться в Севастополе… На профилактику «Кита» перед большим перелетом, потом закинем по пути пару грузов в Стальный, и дальше можно уже без остановок.