Русская война. 1854. Книга 5 - Страница 13

– Пара сплетен – это не повод рисковать дипломатической обстановкой на Дунае, – Меншиков не собирался отступать от своего мнения.

– Еще у меня есть письмо купца 3-й гильдии Никифорова[2], который лишился своего товара в румынских землях и через посольство просил царя о денежной помощи. Не слишком надежный источник, но вместе со всем остальным… – Горчаков на мгновение задумался.

– И что он пишет? – поторопил его Меншиков.

– Рассказывает, как радовались в посольствах Англии, Франции и Сардинии, когда узнали о смерти Николая. Пили до утра и делили наши земли, отмеряя, что кому больше нужно. Ну и о Польше не забыли, нарезав им надел аж до самого Курска.

– Еще? – Меншиков помрачнел. И чего он? Как будто ждал от врагов чего-то другого?

– Устраивали драки на панихиде по императору Николаю, хотели отменить службу.

– Еще.

– Помните, после Альмы союзники захватили вашего адъютанта и карету с гербом? Ее возили по улицам: прямо не говорили, но многие радовались, что вас пленили и скоро выставят в клетке на площади.

– Еще.

– Бояре Валахии ездят на поклон в Лондон и Париж, выступают перед парламентами и просят избавить их от разорения и тирании из России. А среди простого народа с декабря ходят слухи, что Австрия объявит нам войну и для этого объявляет новый набор. Что точно правда, более того, необходимое количество солдат они собрали за считанные месяцы, в основном за счет сербов. Наш купец пил с ними и спрашивал, как же они со своими братьями-русскими собираются воевать, и те отвечали, что на самом деле никакой войны не будет. Как дойдут до наших, так и перейдут на верную сторону с австрийским оружием в руках, чтобы дальше уже вместе гнать супостата.

Тут я невольно улыбнулся: сербы всегда умели себя подать и не боялись сражаться.

– Что ж, все понятно, – Меншиков задумчиво закусил ус.

– Что понятно? – мне вот пока ничего не было очевидно. Кроме того, что князь встал на нашу сторону, но вот почему?

– Картина всегда складывается из отдельных мазков. Сами по себе они ничего не значат, но вместе могут превратиться в рисунок, который нам нужно уметь прочитать, – Меншиков вздохнул. – Что мы видим? Элиты Австрии и занятых ею территорий готовы предать. Я и сам об этом слышал, но то одиночные истории. А когда о том же начинает писать обычный купец – дело дрянь. Дальше простые люди. Мы видим, что они уже не столько боятся войну, сколько смирились с ней. И, наконец, набор сербов. Очевидно, что ни на какой восточный фронт Франц-Иосиф их не отправит, а значит, набирает для себя. Чтобы прикрыть их штыками свой тыл и свой трон, потому что изнутри видит, насколько серьезна опасность.

– Значит, летим? – выдохнул я.

– Летим, – принял решение Меншиков.

– Летим, – как-то по-молодецки махнул рукой Горчаков.

Зубатов, как мой надзиратель, хотел было что-то возразить, но только вздохнул. Ну, а я приказал Степану пробежаться по местным, поискать ветеранов, вдруг кто решит к нам присоединиться. Если выгрузить лишнее, еще человек двадцать мы вполне могли принять на борт. А три десятка десантников, как показала моя авантюра в Константинополе, это уже вполне себе сила, с которой можно наворотить дел. Главное, оставалось придумать как.

Когда я рассчитывал, что Степан легко найдет нам ветеранов, то не очень верно представлял себе местные реалии. Тут действительно были те, кого по ранению списали из армии и кто не захотел ехать домой, но большинство таких солдат уже даже мысленно оставили службу, погрузившись в возможность заниматься землей. Земля… На ее зов тут готовы откликнуться в любой момент, а мне ответило всего шесть человек. Все ветераны, заработавшие шрамы еще под Севастополем: двое из моего Владимирского полка и четверо из тех, кто был рядом.

– Сможете встать в первый ряд штурмовиками? – честно спросил я, пройдясь перед строем мужиков. А то на эту роль смог бы пойти я, Степан, ну, может, еще Лесовский, если вытащить его из-за штурвала дирижабля. А остальные наши – они же пилоты. Молодые, тощие – храбрости-то им не занимать, а вот крепости, чтобы удержать строй, может и не хватить.

– Справимся, ваше высокоблагородие, – кивнули все шестеро.

Кстати, да, я теперь не просто «благородие», а «высоко». Все-таки полковник, шестой класс в табели о рангах, нужно понимать.

– Броню и оружие получите. Жалование за операцию положу сто рублей и еще столько же за каждый месяц сверху, если придется где-то задержаться. Хватит?

Солдаты переглянулись и вновь закивали. Сто рублей – это немало, жалование поручика почти за год. Я мог бы дать и больше, но как бы не смутить мужиков. Пусть лучше будет приятным сюрпризом, когда вернемся.

– Если погибнете, – я коснулся еще одного важного дела, – семьи ваши получат по тысяче рублей. Прослежу, чтобы получили их, и никто не обидел после этого.

Если до этого ветераны улыбались, то теперь от улыбок не осталось и следа. Смерть – это всегда серьезно.

– В паре слов расскажите, где служили, что умеете, – я продолжил общение с ветеранами.

– Аким, – хрипло ответил старший из них. Высокий, с длинными, рано поседевшими волосами. Видно, что еще недавно был бородатым, но ее быстро сбрили, чтобы соответствовать армейским правилам. – Я с Новгородчины, служить начал еще с прошлой войны с турками. Мог уже уйти, срок вышел, но духу не хватило бросить своих, так и оказался в Севастополе. Бутырский полк 17-й Пехотной дивизии, 16 тысяч нас было до Инкермана, а потом… Много нас тогда полегло, и если бы не бронированная платформа вашего высокоблагородия, то и я бы на тот свет отправился. А так вытащили врачи, из армии выписали, ну, я и решил, что лучше в новый город поближе к своим поехать, чем обратно домой. Там же все, кого я знал, уже давно ушли, а новые – чужие они мне.

Солдат замолчал, а я невольно задумался о его судьбе. Получается, записали в рекруты Акима в 28-м году: если тогда ему было 16, то сейчас уже все 44. Вся жизнь вдали от дома… Потерянные люди, которым некуда возвращаться, которые стали обузой для государства, а могли бы, наоборот, быть опорой России. Тот же Аким ведь столько всего повидал. Как не боялся турецкого штыка, так и местных взяточников бояться не будет. А знания? Через руки одного лишь моего корпуса столько новинок прошло, да и остальных что-то да зацепило. А дисциплина? Готовность и умение работать целый день и целый год, если будет нужно, если ради дела. Кому как не таким людям на гражданке первыми осваивать новые технологии и пускать их в дело.

Я сжал кулаки, надеясь, что у Обухова получится наладить дело с ветеранами, а нет… Сам буду включаться, но точно найдем для них место.

А тем временем вслед за Акимом представились и остальные мужики. Петр, Савва, Илья, Трофим и Узбек – у всех них была такая похожая судьба. Даже жалко немного снова тащить их в мясорубку, когда мирная жизнь почти нашла каждого.

– Ваше высокоблагородие, – Аким, разом напомнив каждого из моих ефрейторов, каким-то образом заметил мои сомнения. – Вы как будто надумали нас жалеть, так не надо. Мы ведь не просто так отозвались на слова вашего казака. Мы шестеро – отрезанные ломти, не смогли вернуться, бывает такое. Кто нашел себя, те и остались на месте. А для нас помереть в бою – это не беда, а, наоборот, славное дело.

– А не слишком ли ты ладно говоришь для простого солдата? – неожиданно я обратил внимание на такую очевидную странность.

– Говорили, что я бастард баринский. Хотя брешут, он-то после 12 года для всех школу построил, всех там и учил, просто одни там штаны просиживали, а я… книги читал. И тогда, и потом, когда возможность была.

– И как твоего барина звали, который тебе не отец? – я внимательно посмотрел на Акима.

– Не важно это, ваше высокоблагородие, – тот отвел взгляд в сторону и…

Договорить мы не смогли, неожиданно подошел Степан с новым пополнением. В отличие от ветеранов эти были молоды, никогда не служили, а лица ясно выдавали местное происхождение.