Русская стилистика - 2 (Словообразование, Лексикология, Семантика, Фразеология) - Страница 7

В той же поэме Цветаева употребляет те же синонимы в другом контексте:

Не ем глазами - жру

Русь.

Просторечный вариант не только передает крайнюю интенсивность чувства, но еще и разрушает подобострастный, "лакейский" фразеологизм "есть глазами": фанатичная любовь к России далека от рабского обожания, от идолопоклонства. Тонкость этого цветаевского глагола состоит в том, что упомянутый "холопский" оборот существует и в другом, более семантически интенсивном, варианте - "пожирать глазами", выражающем гораздо большую степень раболепия. Здесь происходит уже отказ от собственного "Я" и полное подчинение чужой воле. Цветаева парадоксальным образом движется в этом направлении, но приходит к духовному раскрепощению, отказываясь, по сути, не от одного, но от двух клишированных оборотов и предпочитая свой собственный.

Один из распространенных видов синонимии - сопоставление нейтрального и книжного вариантов - напр.: "Твой поцелуй - воистину лобзанье" (К.Д. Бальмонт. Зарево зорь). Здесь сквозь обыкновенное просвечивает высокое.

Разновидностями синонимов являются эвфемизмы и дисфемизмы, т.е. "благопристойные" и "неблагопристойные" замены слов. Эвфемизмы бывают табуистическими и этическими, т.е. ими подменяются слова, неуместные по религиозным (суеверным) или моральным (этикетным) причинам. Иногда различить их довольно нелегко:

- Вам нужно мертвых душ? - спросил Собакевич очень просто, без малейшего удивления, как бы речь шла о хлебе.

- Да, - ответил Чичиков и опять смягчил выражение, прибавивши: несуществующих.

- Найдутся, почему не быть... - сказал Собакевич.

- А если найдутся, то вам, без сомнения, (...) будет приятно от них избавиться?

- Извольте, я готов продать.

Н.В. Гоголь. Мертвые души

На первый взгляд, "избавиться" вместо "продать" - "этикетный" эвфемизм, порожденный ханжеством Чичикова, а "несуществующих" вместо "мертвых" - табуистический. Но точнее было бы сказать, что оба они относятся к одному разряду: если для Чичикова не существует табу на торговлю мертвыми душами, то суеверия в области наименований для него тем более эфемерны. Контраст между прямыми и косвенными указаниями на предмет основной прием этого микротекста - подчеркивает различие между грубой торгашеской цепкостью Собакевича и фарисейской торгашеской цепкостью Чичикова.

Обратим внимание и на то, что эвфемистические пары не синонимичны сами по себе - напр., "избавиться" - еще не значит "продать". Синонимами такие слова делает контекст, в котором под ними понимается одно и то же.

Дисфемизмы - это эвфемизмы со знаком "минус": это такие же косвенные, часто метафорические, наименования предметов, однако они намного предосудительнее, а то и непристойнее, чем прямые названия: "окочуриться" вместо "умереть", "осточертеть" вместо "надоесть", "мусор" вместо "милиционер" и т. п.

Дисфемизмы не противоположны эвфемизмам. Напротив, они в заостренной форме выражают суть последних. Как заметил В.Б. Шкловский, "эвфемизм не столько способ говорить пристойно, сколько способ говорить непристойности, не столько скрывая их, сколько обостряя"10.

Иногда эвфемизмы и дисфемизмы совмещаются - таково наименование продажной журналистики "второй древнейшей профессией". Дисфемизм состоит в том, что журналистика уподобляется проституции, эвфемизм - в том, что последняя обозначается косвенно.

Как мы сказали, синонимы иногда возникают в контексте, вне которого между словами нет ничего общего. Иными словами, контекстуальные (окказиональные) синонимы появляются на основе метафоризации. Поскольку речь только что зашла о продажной прессе, то уместно вспомнить одно из лучших стихотворений на эту тему:

Ползет подземный змей,

Ползет, везет людей.

И каждый - со своей

Газетой (со своей

Экземой!). Жвачный тик.

Газетный костоед.

Жеватели мастик,

Читатели газет.

Кто - чтец? Старик? Атлет? Солдат? - Ни черт, ни лиц,

Ни лет. Скелет - раз нет

Лица: газетный лист (...)

Что для таких господ -Закат или рассвет? Глотатели пустот, Читатели газет,

Газет - читай: клевет.

Газет - читай: растрат.

Что ни столбец - навет,

Что ни абзац - отврат...

О, с чем на Страшный суд Предстанете: на свет!

Хвататели минут,

Читатели газет (...)

Уж лучше на погост,

Чем в гнойный лазарет

Чесателей корост, Читателей газет!

Кто наших сыновей Гноит во цвете лет? Смесители кровей, Писатели газет!

М.И. Цветаева. Читатели газет

Стихотворение строится на окказиональной синонимии. Смысл этого приема понятен: Цветаева вскрывает суть бульварной прессы. Она показывает, что "газета" и "читатель" - это эвфемизмы, и находит "подлинные" названия для них.

Иногда синонимия связана с личностными особенностями персонажей: с их характером, интеллектом или, напр., степенью профессиональности при подходе к вопросу, представляющему особый интерес для автора. Таковы наименования шахматных фигур, различающихся в зависимости от подготовленности героев:

Остап проанализировал положение, позорно назвал "ферзя" "королевой" и высокопарно поздравил брюнета с выигрышем.

И.А. Ильф, Е.П. Петров. Двенадцать стульев

Как мы помним, Великий Комбинатор выдавал себя за гроссмейстера (хотя играл в шахматы второй раз в жизни), так что слово "королева" прозвучало в его устах действительно "позорно". А вот еще ряд примеров:

"Сперва расставим фигуры, - начала тетя со вздохом. - Здесь белые, там черные. Король и королева рядышком. Вот это - офицеры. Это - коньки. А это - пушки, по краям"

"Тура летит", - сказал Кребс. Лужин, следя за его рукой, с мгновенным паническим содроганием подумал, что тетя назвала ему не все фигуры. Но тура оказалась синонимом пушки.

Старик же играл божественно (...) Лужину показалось, что он играет совсем в другую игру, чем та, которой его научила тетя (...) Старик называя королеву ферзем, туру - ладьей.

В.В. Набоков. Защита Лужина

Симпатичная тетя не умеет играть в шахматы, гимназисты играют по-дилетантски, а старик, как сказано, - "божественно", и этим трем компетенциям соответствуют три системы шахматных терминов: наивно-окказиональная (тетя придумывает для фигур собственные названия), "бытовая" и профессиональная. Но в этой терминологической эволюции есть еще один важный смысл: перед нами "пунктир", обозначающий постепенное вхождение Лужина, будущего шахматного гения, в мир, который станет его судьбой. Тетя, как добрая фея, вводит Лужина в шахматную сказку, в волшебное "Зазеркалье". Гимназисты связаны со средой относительно грамотной, но посредственной любительской игры. Наконец, со стариком Лужин выходит на уровень высокого мастерства. Сказка - быт - искусство - стадии его шахматной эволюции.

Мы отчасти коснулись синонимии типа "непрофессионализм / профессионализм (т.е. термин)". Она в целом не нуждается в комментариях, отражая, как уже было сказано, уровень компетентности говорящего: с профессиональной или дилетантской точки зрения он судит о предмете. Но в художественном тексте посредством такой синонимии могут противопоставляться "казенное, формальное" и "человеческое" отношение к ситуации:

- Но их убьют! - крикнула строгая [женщина - А.Ф.] И то, что она крикнула не "расстреляют", а "убьют", полоснуло его [адвоката Седова А.Ф.] по сердцу.

"А то их убьют!" - крикнул кто-то в нем. Крикнул не "расстреляют", как следовало бы юристу, а "убьют".

И.Ю. Зверев. Защитник Седов.

Речь идет о людях, ложно обвиненных во вредительстве в 1930-е гг. Седов поневоле произносит не то слово, которое приличествовало бы юристу и которое затемняет суть дела. Это слово ("расстреляют") придает сфабрикованному делу видимость законности. Седов, как юрист, не может видеть в произволе что-то другое и употребляет слово, точно соответствующее положению вещей. Обратим также внимание на тавтологичное повторение глагола "крикнуть": сначала кричит женщина, обратившаяся к защитнику Седову, а затем - эхом - в Седове откликается голос совести.