Русская стилистика - 2 (Словообразование, Лексикология, Семантика, Фразеология) - Страница 4

Приведем забавный пример невообразования с тем же суффиксом:

Вот когда матушка с тятенькой еще живы были, хозяйство, конешно, крепше стояло. И курье держали, и червырей запасали толченых, и Котя был: мышей ловить. Да матушка ленива была и непроворна. Летом, в самую пору, ей бы яиц-то напастись - чтоб зимой квас-то варить. Ведь осень придет, холода нападут, курье на юг соберется, еще воротится ли?

Т.Н. Толстая. Кысь

"Курье" - это куры-мутанты с повадками, напр., "воронья".

Приведем еще один пример окказионального использования суффикса. Оно возникает из-за неоправданного отождествления русского суффикса с иноязычным или "народно-этимологической" адаптацией иностранного слова, а также с возникшим на этой почве "обратным словообразованием". Один пример такого рода стал хрестоматийным: возникновение формы "зонт" из "зонтика" от голландского zondek, т.е. тент, парусина от солнца (между прочим, слово "зондек" существовало в русском языке XVIII в. - в речи моряков). Приведем аналогичный пример обыгрывания суффикса -ИК, а вернее, неадекватной его идентификации. На сей раз пример взят из набоковского романа "Отчаяние", где герой жалуется на свою жену:

Она малообразованна и малонаблюдательна. Мы выяснили как-то, что слово "мистик" она принимала всегда за уменьшительное, допуская таким образом существование каких-то настоящих больших "мистов", в черных тогах, что ли, со звездными лицами.

-ИК в слове "мистик" - не суффикс, а субморф, т.е. часть морфемы, внешне омонимичная самостоятельной морфеме, но не являющаяся ею. -ИК входит в состав корня мистик. Образование "мистов" от "мистиков" - это типичный случай окказионального "обратной деривации". Типичной она является для детей: К.И. Чуковский и Н.А. Янко-Триницкая приводят много подобных примеров (лога - вместо ложки, подуха вместо подушки и т.п.). Любимый Набоковым Льюис Кэрролл тоже прибегал к "обратному словообразованию". Так что набоковская героиня в буквальном смысле ведет себя по-детски.

В главе I было сказано, что варианты, образованные суффиксальным способом от несклоняемых прилагательных (бежевый, бордовый вместо беж и бордо), являются разговорными. Но прилагательные, образованные от несклоняемых фамилий (чаще французских), с интерфиксами, соответствующими немым звукам оригинала, по-видимому, следует считать книжными: это прилагательные типа дидеротов, фальконетов, раблезианский, дюмазовский, беранжеровский и т.п.

Прием окказионального членения слова (пересегментации) нередко встречается в публицистической и философской литературе. Делается это пунктуационными средствами - обычно с помощью дефиса вычленяется та часть слова, которую следует переосмыслить, увидеть по-новому или вообще заметить. Путем дефисации обнажается внутренняя форма слова или осуществляется его переразложение. Так часто поступал М. Хайдеггер, а философ В. Подорога, подражая ему, озаглавил одну из своих статей таким образом: "Гео-логия языка и философствование М. Хайдеггера". В русском языке слово "геология" давно не воспринимается по частям. Мы не выделяем элементы "земле-" и "-словие". Для нас геология - это наука о полезных ископаемых и т.п., мы не подвергаем это слово калькированию. Когда Подорога ставит дефис, он не просто делит слово, но вкладывает в него другой смысл, а именно: слово ("логос") в чем-то повторяет метаморфозы Земли ("гео-"). Реальная Земля не имеет шарообразной формы (горы, впадины), однако стремится к ней: какие-то участки поднимаются. Какие-то опускаются, происходят разломы земной коры. Землетрясения - это не катастрофы, а знаки активной жизни Земли, ее стремления к идеальной сферической форме. Точно так же хайдеггеровское слово развивается, движется к своему "настоящему" значению, при этом разламываясь. Знак этого разлома - знаменитое дефисное написание слов у Хайдеггера. На месте разлома тотчас же возникает новое значение. Как пишет Подорога, хайдеггеровский разрыв - это сгиб, единство разделения и связности. Когда Подорога сам делит слово "гео-логия", мы понимаем это не как науку о земных недрах, а как метафорическое сходство слова и Земли: оба перестраиваются, в обоих возникают разломы. Аналогичный пример - название книги философа Ф.И. Гиренка "Пато-логия русского ума", т.е. мышление в "патовой" (безысходной) ситуации.

Поскольку мы коснулись словообразования на основе греческих морфем, остановимся на этом вопросе подробнее. Излишне говорить, что удельный вес подобной лексики высок в научных и общественно-политических текстах, и эта лексика привычна носителям русского языка. Однако в течение последних 10-15 лет в обиход вошли новые грецизмы. Такие слова, как "геополитика", "харизма(тический)", но особенно - "демократ", "патриот" и т.п., конечно, не возникли в наше время, а лишь наполнились актуальным, порою специфическим значением.

В конце 1980-х гг. вышла статья И.Р. Шафаревича "Русофобия" (правильно следует произносить с ударением на предпоследнем слоге), после которой это слово стало использоваться очень широко.

В ХХ в. появились или утвердились новые науки, научные направления, а вместе с ними - их наименования и термины. Это привело к ренессансу греческих словообразовательных элементов, и данный процесс охватывает весь ХХ век, иногда выходя за его рамки. Атомная физика, архетип, гелиобиология, кибернетика (синергетика, тектология - три науки о самоорганизации систем; слово "кибернетика" принадлежит М. Фарадею, "тектология" - А.А. Богданову), кинематограф, космонавтика, криогеника, ноосфера, экология, этногенез и др. Представители гуманитарных наук нередко заимствуют терминологию из наук естественных, тем самым словно придавая собственным исследованиям дополнительную корректность и объективность, - в чем вряд ли нуждался М.М. Бахтин, взявший термин "архитектоника" у З. Фрейда, а "хронотоп" - у физиолога А.А. Ухтомского.

Особенностью современной терминологии греческого происхождения следует признать использование мифологических элементов; таковы, напр., слова "клиометрия" (исторический аспект социальных наук - напр., политэкономии), "кентавристика" (синтез научного и эстетического мышления), "химера этническая" (по Л.Н. Гумилеву - сосуществование неоднородных этносов в общей государственной структуре) и др.

Говоря об использовании в словопроизводстве иноязычных элементов, отметим один момент, важный для культуры речи. В высшей степени неудачны многие "французско-нижегородские" образования типа "читабельный" (довольно старое словечко, было известно уже в первые советские годы), "смотрибельный", "подписант", "антинакипин" - и т.п. псевдонаучные и псевдокнижные конструкции. Они оправданны в двух функциях: стилизаторской и юмористической, причем нередко обе они совмещаются. Таковы, напр., пресловутый "веснулин Бабского" в повести И.А. Ильфа и Е.П. Петрова "Светлая личность" (средство от веснушек, после применения которого исчезает всё тело; квазинаучное наименование подчеркивает кустарность работы незадачливого изобретателя), "антихрапин" в романе Д.А. Гранина "Иду на грозу".

В юмористических целях писатели часто создают остроумные аббревиатуры - чаще всего названия учреждений и предприятий: КЛООП у Ильфа и Петрова, НИИЧАВО (НИИ чародейства и волшебства) в романе братьев Стругацких "Понедельник начинается в субботу", КУКУ в фильме Л.И. Гайдая "Жених с того света", ШИМЫЗ (Ширле-Мырлевский завод) в романе А.А. Зиновьева "Зияющие высоты". Эффект заключается в том, что аббревиатура должна затемнять содержание названия, здесь же аббревиатура его, напротив, безжалостно вскрывает, обнажает бесполезность организаций, носящих эти наименования. Логика приема заключается в том, что аббревиатура убирает всё лишнее, снимает камуфляж, открывает суть вещей, т.е. буквально сокращает название до его квинтэссенции.

Мощнейшим источником выразительности являются окказиональные слова, которые иногда не вполне корректно называются "авторскими неологизмами". На самом деле, существует многоступенчатая градация слов, которые обычно не фиксируются в словарях литературного языка: