Русская Атлантида. Невымышленная история Руси - Страница 14

Если верить Н. В. Гоголю, то от этих призывов немедленно «пахарь ломал свой плуг, бровари и пивовары кидали свои кади и разбивали бочки, ремесленник и торгаш посылал к черту и ремесло, и лавку, бил горшки в доме. И все, что ни было, садилось на коня» [30. С. 232].

В этой эпической картине есть только одно несколько темное место — мне трудно поверить, что так уж и всякий пахарь немедленно бросал земледелие; что всякий абсолютно ремесленник и торговец тут же «посылал к черту» свое дело и в приступе буйного помешательства бил в доме всю посуду. Вероятно, все же одни убогие «гречкосеи» и «баболюбы» пользовались малейшим случаем, чтобы попасть в «настоящие люди», в «охочекомонные казаки». Другие, вероятно, не очень спешили. Предоставляю читателю самому представить себе типы и тех, и других — тех, кто спешил, и тех, кто не спешил бросить свое полезное занятие.

А вот так встречали явившихся на Сечь (не задавая никаких вопросов о том, кто этот человек и чем занимался раньше):

«— Здравствуй! Что, во Христа веруешь?

— Верую! — отвечал приходивший.

— Ив Троицу Святую веруешь?

— Верую!

— Ив церковь ходишь?

— Хожу!

— А ну, перекрестись! — Пришедший крестился.

— Ну хорошо, — отвечал кошевой, — ступай же сам знаешь в какой курень» [30. С. 248].

Бездна мысли, что и говорить! И какой тщательный, продуманный отбор… Андрия удивляла такая всеядность… Меня в 12 лет — тоже. Тогда я еще не знал, как функционируют разного рода уголовные сообщества. А Андрий, застреленный «отцом», уже и не сможет этого узнать.

Ситуация становится особенно комедийной, если учесть, что «правила приема» вполне распространяются и на «ляхов» — поляков, злейших врагов казачества: ведь они верят в Христа и Троицу, ходят в церковь и умеют креститься.

Не менее забавно и странное презрение казаков к производительному труду и ко всем, кто им занимается. Ну да, минезингер XII века Бодуэн де Куртенэ радовался, видя «народ голодающим, раздетым, нищим и необогретым».

Ну да, он любовался «всадниками, скачущими через поля и через луга, распугивая скот и мужиков».

Но, во-первых, сам французский феодализм вырос из акта завоевания. Французский дворянин относился к мужику не просто как к человеку иного сословия, а как завоеватель — к завоеванному (и замечу, достукался до «жакерии»).

Во-вторых, французское дворянство действительно было рафинировано в культурном отношении и сильно отличалось от простонародья…

А ведь наши-то «герои» (вернее — «герои» Н. В. Гоголя) — это и есть самое что ни на есть «простонародье». Ни бытом, ни поведением, ни нравами, ни уровнем общей культуры, ни образованием казаки не отличаются от остального населения. Главный герой, Тарас Бульба, даже насмерть перессорился со всеми, кто стал заимствовать польские, европейские обычаи…

Разумеется, снобизм — в любом случае не самое похвальное состояние умов. Но французский дворянин жил несравненно сложнее, утонченнее, интереснее мужика (при том, что жил-то за его счет и сидя у него на шее). А Тарас Бульба жил несравненно примитивнее всяких там «гречкосеев» и «баболюбов».

Но сидел на их шее еще покрепче Бодуэна де Куртенэ и презирал их труд еще похлеще.

Итак, казаки — это те, кто с легкостью бросил любые ремесла, хлебопашество и любые другие полезные занятия, те, кто проникся к ним презрением.

Вопрос, конечно, для чего они бросили работу и дома… Что движет казаками?

Казаки объявляют себя защитниками «Украйны». Но до XX века не было такого государства — «Украина». Территория современной Украины с 1569 года входила в Королевство Польское, на фоне чего и протекали все польско-казацкие войны.

Так что война казаков с Польшей — никак не война двух государств. Под Дубном насмерть бьются подданные одного государства. Причем государства, в котором в данный момент нет никакой смуты, никакого ни политического, ни династического раскола.

Называя вещи своими именами, казаки поднимают МЯТЕЖ. Причем «реестровых» казаков еще можно рассматривать как поднявшее восстание войско… Но «охочекомонные» — это уж чистейшей воды разбойники. Готовность польской короны вести с ними переговоры можно трактовать и как симптом слабости. Но лично меня эта готовность просто умиляет как проявление христианской кротости и ангельского человеколюбия — правда, совершенно неуместного…

Казаки — защитники народа? Но Польское королевство — вовсе не национальное государство. Польской короне служит многочисленная «русская шляхта», в том числе такие известные фамилии, как Вишневецкие и Потоцкие. Кстати, и те и другие в эпоху польско-казацких войн были ПРАВОСЛАВНЫМИ.

Под стенами Дубно стреляют друг в друга, рубят друг друга саблями РУССКИЕ. С обеих сторон.

Не поручусь, какой населенный пункт имел в виду Николай Васильевич, но и сегодня на р. Иква, субпритоке Днепра, есть городишко Дубно — с ударением на «у» — центр Дубненского района Ровенской области.

Главные события повести разворачиваются на Украине, на Руси. Через Русскую землю казаки двигаются, «…выжигая окруженные деревни, скирды неубранного хлеба и напуская табуны коней на нивы, еще нетронутые серпом, где, как нарочно, колебались тучные колосья, плод необыкновенного урожая…» [30. С. 264].

И путь их отмечают «избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранная кожа с ног по колена у выпущенных на свободу…» [30. С. 261].

Можно, конечно, придумать, будто казаки свирепствовали по отношению к «врагам-полякам» или, того лучше, по отношению к «эксплуататорам» и «угнетателям». Но будет это чистейшей воды сочинительством. Простите, в тексте Николая Васильевича ничего этого нет. А есть — «выжигание» русских деревень, из которых убежало население. Зверское истребление не успевших вовремя бежать. Не говоря уже о том, что в деревнях эксплуататоры и классовые враги народа отродясь не жили — по крайней мере, на Руси.

Это — о праве казаков на тоги защитников народа. Казаки ведь любят в них рядиться…

Защитники веры? Тогда позволю спросить — какой веры? Казаки много раз называют: православного христианства.

ХРИСТИАНСТВА?!

Под Дубном монахи пытаются остановить творимые казаками зверства. «И скоро величественное аббатство охватилось сокрушительным пламенем, и колоссальные готические окна его сурово глядели сквозь разделявшиеся волны огня» [2. С. 262].

А среди пылающего сада «…чернело висевшее на стене здания или на суку тело бедного жида или монаха, погибавшее вместе со строением в огне» [30. С. 265].

А вот еще сцена торжества «православного христианства»: «Не уважили казаки чернобровых панянок, белогрудых, светлолицых девиц; у самых алтарей не могли спастись они: зажигал их Тарас вместе с алтарями» (видимо, пытавшиеся спастись у алтарей женщины все-таки верили в пресловутое «христианство» казаков). [30. С. 332].

Я не склонен идеализировать гуннов, вандалов, варягов, сиу, навахов или даже алжирских пиратов… Но они по крайней мере не называли себя христианами.

Или, может быть, сжигая живьем польских женщин, казаки ждали от них обращения в православие? Так сказать, постижения заблуждений?

Казаки постоянно издают призывы в духе: «Отомстить ляхам за верных товарищей и Христову веру!»[30. С. 298].

По-видимому, как раз в порядке мести казаки «…ляшские тела, увязавши как попало десятками к хвостам диких коней, пустили их по всему полю и долго потом гнались за ними и хлестали их по бокам» [30. С. 293].

Вообще, Сечь подозрительно много говорит о защите «истинной православной веры». Так много, что возникает невольный вопрос — а что, ей и правда так велика угроза? Или это просто идефикс, имеющий самое косвенное отношение к христианству?

Сам Тарас Бульба не увиделся с сыном, не в силах стерпеть «поругание» своей замечательной веры [30. С. 324].

А перед смертью кричит полякам: «…узнаете вы, что такое православная русская вера!» [30. С.334].