Русская Армения - Страница 38
Эта хозяйственная неподготовленность нашей армии стоила нам очень дорого, потому что протянула азиатскую войну еще на два года.
Битва при Курюк-Даре разразилась уже не осенью, а в развал лета 1854 г. и, как нарочно, также против втрое сильнейшего врага и также через несколько дней после молодецкого дела под Баязетом генерала Врангеля — начальника эриванского отряда.
Селение Аргино, которое мы только что посетили, точно также как самая дорога, по которой мы едем, и все окрестности разъезда Курюк-Дара были полем этой второй славной победы князя Бебутова.
Гора Караял и тут играла важную роль, как во всех наших битвах в этой местности в 1853, также как в 1854, также как в 1877 годах. На ней главным образом сосредоточивался бой этого кровавого дня. Курюк-даринский бой был еще ожесточеннее, чем Башкадыкларский. Обе армии, словно по сговору, в одно и то же время двинулись друг против друга, но атаковали все-таки наши. Турки бились как львы; битва то и дело переходила в отчаянные рукопашные схватки. Наша железная пехота без одного выстрела лезла в штыки прямо на турецкие пушки. Резня была такая, что один только батальон грузинского полка потерял в несколько минут 450 человек, арабистанские полки турок были почти поголовно истреблены в беспощадной сече с эриванцами и грузинцами; а турецкий кавалерийский полк, бросившийся отбивать захваченные орудия, был также весь изрублен тверскими драгунами и линейцами Скобелева. Наша легкая артиллерия оказала здесь чудеса храбрости и проворства. Она снималась с передков почти у носа неприятельских рядов, обсыпала их тучами картечи и тотчас же уносилась обратно. Турки хотя и захватили вначале несколько наших орудий, но лихачи нижегородцы своими отчаянными атаками отбили и их, и много турецких орудий.
В конце концов, несмотря на всю свою стойкость и беззаветное мужество, турецкие полки дрогнули и побежали. Драгуны и линейцы преследовали и рубили бегущих, пока не изморили вконец и себя, и лошадей; охотники Лорис-Меликова и грузинская милиция дорвались даже до турецкого лагеря. Разбитые турки все-таки успели спастись в стенах Карса, и кн. Бебутов, также как и после Башкадыклара, был не в силах уничтожить их окончательно дальнейшим движением своего победоносного войска к стенам Карса. Победа эта стоила нам больших жертв: одних убитых и раненых офицеров оказалось 140, да около 3.000 рядовых (из них убито 578). Турецких же убитых было насчитано 3.000, не считая раненых и 2.000 попавших к нам в плен, вместе с 15-ю орудиями…
В Александрополь въезжаем по прекрасному мосту через Арпачай. Бывший наш пограничный казацкий пост на его берегу теперь вошел в состав целого городка новеньких казарм и конюшен северского драгунского полка. За ними на холме опять городок казарм бакинского полка, а немного дальше по дороге в город — еще третий казарменный поселок знаменитого в летописях кавказских войн кабардинского полка. С другой стороны, за крепостью, такие же многочисленные и обширные корпуса артиллерийских казарм; в Александрополе стоят постоянно артиллерийская бригада, летучий парк и крепостная артиллерия. Вообще, здесь центр войсковых частей разного рода, — готовых двинуться по первому сигналу — и на защиту Карса, и через турецкую границу. Это придает простому уездному городу эриванской губернии совершенно особенную физиономию и равняет его во многих отношениях с губернскими городами. Тут много хороших магазинов, четыре клуба, пять кондитерских, несколько фотографий. Войска проживают порядочно денег, и армянским торговцам есть на чем заработать.
В Александрополе мы посетили оригинальный и дорогой для русского сердца уголок, — так называемый «холм чести». Довольно крутая одинокая горка, обсаженная кругом деревьями и обращенная в зеленый садик, с аллеями и скамеечками, — служит вполне подходящим местом мирного успокоения после боевых трудов многочисленным героям русского воинства, офицерам и генералам, павшим на поле битвы или умершим во время походов от ран и болезней. Много славных имен, записанных в военные летописи Кавказа, читается на этих мраморных, гранитных и чугунных памятниках, сплошь усеявших собою и темя, и скаты этого холма героев. Она хоронятся тут с самого 1804 года, с тех самых пор, когда князь Цицианов овладел в первый раз турецким городом Гумри; хоронились в особом обилии после блестящей кампании 53–54 и 55-го годов, поддержавшей историческую славу русского оружия в печальные дни севастопольского погрома; хоронились и в последнюю турецкую войну 1877 г., которой память еще так свежа у всех здешних жителей. Гранитный храм-часовня сурового цвета, сурового вида, осеняет своим золотым крестом эту общую боевую могилу русских орлов, словно пастырь, благословляющий поверженных кругом его воинов… Русские люди с особенным благоговением посещают этот тихий священный уголок, возбуждающий столько чувств и воспоминаний.
Турецкий город Гумри стоял на очень важном перепутьи караванных путей из Карса и Эрзерума — с одной стороны в Тифлис, с другой стороны в Эривань. Кроме того, здесь сходился узел рубежей трех соседних государств — грузинского, турецкого и персидского. Быстрины и обрывистые берега Арпачая делали, к тому же, этот город удобным для защиты. Поэтому турки и учредили здесь исстари укрепленную таможню и пограничный сторожевой пост. Гумри и значит по-турецки «таможня». Император Николай I велел переименовать турецкий Гумри в русский Александрополь, в честь Государыни Александры Феодоровны, и построил на его крутых холмах сильную для того времени крепость, сообщающую и теперь Александрополю весьма воинственный вид, хотя она, собственно говоря, давно уже разжалована из действительных крепостей в артиллерийский и интендантский склад, служа удобным резервом всякого рода для Карса, обращенного, по взятии его в 1877 году, в громадную первоклассную крепость.
В Александрополе, как во всяком молодом городе, мало любопытного для путешественника. После присоединения его к России, его заселили главным образом армяне, бежавшие из турецких владений от притеснений турок; он сохранил и до сих пор характер армянского города; русские тут только войска и чиновники. Мы зашли, однако, в нашу православную церковь св. Георгия. Этот маленький храм почему-то построен не в русском вкусе, с многочисленными золотыми маковками и кокошничками, в которых столько наивной прелести и какого-то радостно-светлого выражения, а в обычном, порядочно нам надоевшем своим сухим однообразием, грузино-армянском стиле шестигранной башни с заостренною пирамидою крыши.
Да и прячется эта церковка в каком-то узеньком переулочке, как раз сзади обширного и сравнительно великолепного армянского собора, словно на задворках его. Невольно приходит в голову, что было бы очень кстати именно здесь, на далекой окраине, среди чуждых племен и религий, проявить русскому православному храму особенное величие и красоту, а не стираться так скромно и бедно перед иноверными храмами.
Нас интересовали особенности церковной службы армян, религия которых, в сущности, очень близка к православию во всех главных догматах, и мы отправились в большой армянский собор. Армяне только в конце VI-го века отделились от греческой церкви; их просветитель св. Григорий чтится как святой и православною церковью. На первых трех вселенских соборах, восставших против лжеучений Ария, Нестория и Евтихия, армяне оставались в полном единении с константинопольским, иерусалимским и александрийским духовенством, и только четвертый вселенский собор, собранный в Халкедоне, вследствие ошибочных толкований смысла его постановлений, был отвергнут армянскими епископами, по инициативе первенствующего епископа их Авраама.
Собор армянских епископов в Дувине, тогдашней столице армянского царства, осудил в 596 году, как еретиков, всех защитников учения халкедонского собора и воспретил всякое сообщество армян с греками. Не позволялось даже вступать с ними в торговые договоры. Такое полное отчуждение от вселенской церкви одной из христианских церквей, со всех сторон окруженной язычеством и мусульманством, имело очень гибельное влияние на ее собственную судьбу, лишив армянскую церковь могущественной поддержки византийских императоров. Но попытки воссоединить и примирить церкви все-таки продолжались с обеих сторон еще в течение нескольких веков, под влиянием благоразумнейших из вождей той и другой церкви. Даже в IX веке знаменитый константинопольский патриарх Фотий, — при котором началось и отпадение римской церкви, — употреблял все старания убедить армянских епископов в их ошибочном толковании постановлений халкедонского собора и рассеять предрассудки армян против греков, — и почти успел в этом.