Розы красные - Страница 60

Оглянувшись, он увидел, что мы преследуем его. Затем он вытянул шею вперед и увидел то, что резко изменило все его планы.

Впереди, на парковочной площадке, стояли три агента ФБР с оружием наизготовку. Стволы были направлены в сторону доктора, а сами агенты приказывали ему остановиться.

Фрэнсис замер на месте. Сначала он посмотрел на нас, потом снова на агентов, и сунул руку в карман штанов.

– Фрэнсис, не делайте этого! – заорал я, бросаясь к нему.

Но он вынимал не оружие. В его ладони блеснул маленький стеклянный пузырек. Он быстро вылил содержимое себе в рот.

Через секунду доктор Фрэнсис схватился за горло обеими руками, словно стараясь разодрать его. Глаза у него начали буквально вылезать из орбит. Он шумно свалился на колени, прямо на асфальт.

– Он отравился, – хриплым голосом констатировала Бетси. – Боже мой, Алекс!

Невероятным усилием воли Фрэнсис заставил себя подняться. Мы все в ужасе наблюдали, как он, корчась от боли и нелепо размахивая руками, передвигался, неестественно выпрямив позвоночник, между машин, будто исполняя какой-то дикий танец. Наконец, он потерял равновесие и разбил лицо о стоявший рядом серебристый «мерседес», так, что кровь забрызгала весь капот.

Он страшно закричал, пытаясь сказать нам что-то, но до нас доносилось только невнятное бульканье и хрипы. Кровь хлестала у него из носа. Затем он задергался в агонии, и никто из нас не был в силах помочь ему.

На стоянку подошли еще несколько агентов. Собирались и местные зеваки. Мы уже ничего не могли сделать для Фрэнсиса. Он убивал людей, некоторых отравил. Он убил двоих агентов ФБР. И вот теперь мы наблюдали, как умирает он сам. Все это было невыносимо и длилось слишком долго.

Он снова тяжело повалился на землю, при этом голова его хрустнула, ударившись об асфальт. Судороги затихали. Жуткий клокочущий звук еще рвался из его горла.

Я встал на колени рядом с ним, упираясь ладонями в землю, чтобы оказаться по возможности ближе:

– Где агент Дауд? Где Майкл Дауд? – умоляюще вопрошал я. – Ради Бога, скажите нам!

Фрэнсис уставился на меня, а потом произнес то, чего я меньше всего хотел от него услышать.

– Я не тот человек, которого вы ищете.

В следующую секунду он умер.

Прошло три недели, и моя жизнь постепенно начала приближаться к тому образу, который, в принципе, можно было бы назвать «нормальным».

Правда, не проходило и дня, чтобы я не подумывал о том, а не стоит ли мне и в самом деле бросить работу в полиции. Я не знаю, что подействовало на меня: то ли интенсивность и напряженность, с которой велось дело Дирижера, а может быть, просто накопилось много всего за эти годы службы, но только теперь я почувствовал, будто уже успел «перегореть» на работе.

Большую часть денег из доли Фрэнсиса в пятнадцать миллионов так и не нашли, и это понемногу сводило с ума всех сотрудников ФБР. Теперь Бетси все свое рабочее время посвящала поискам этих денег. Она занималась этим даже в выходные, и я практически не видел ее. Впрочем, свое отношение к такому положению дел, как мне помнится, она высказала еще во Флориде: «Я буду сильно скучать по тебе».

Сегодня Нана передо мной немного провинилась. По крайней мере, так считал я сам. Итак, мы с Сэмпсоном были заманены в ловушку и теперь стояли в древней прекрасной Первой баптистской церкви на Четвертой улице возле нашего дома, и уже не могли никуда скрыться.

Все те, кто окружал нас с Джоном – и женщины, и мужчины – все как один плакали. Священник, равно как и его супруга, занимался тем, что объяснял всем пришедшим, будто дать волю своим эмоциям и излить их наружу – дело весьма полезное. Тогда выплескивается и злоба, и страх, и даже все те яды, которые успевают скапливаться внутри нашего организма. Вот именно этим очищением и занимались сейчас прихожане. Все, кроме, разумеется, меня и Сэмпсона, казалось, приготовились выплакаться до последней слезы.

– Теперь Бабуле Нане придется расплачиваться за свою «шуточку», – прошептал Джон, наклонившись ко мне.

Я улыбнулся его словам и только удивился, что этот здоровенный взрослый мужчина так и не сумел понять мою бабушку, хотя знал ее еще с тех пор, когда ему исполнилось всего десять лет.

– Она не имела в виду ничего плохого. Во всяком случае, она уж никак не могла рассчитывать на то, что тебе здесь не понравится. А уж если говорить о том, кто и сколько кому должен, то, наверное, надо вспомнить и о том, как мы обязаны ей за все те случаи, когда именно она спасала наши дурные головы, если нам хотелось немного попроказничать.

– Нет, Шоколадка, она привела нас сюда не просто так. Старушка что-то задумала. Хотя, конечно, за все то, что она успела сделать для нас, я готов простить и терпеть все.

– Создается такое впечатление, будто ты вознамерился прочитать проповедь церковному хору, – шепнул я.

– Нет, они заняты своим нытьем, – возразил Джон и усмехнулся. – Здесь определенно кроется какая-то тайна.

С обеих сторон меня и Джона плотно зажали две женщины, которые громко плакали, причитали, восхваляли Господа, твердили какие-то молитвы и просили о чем-то Всевышнего. Все происходящее называлось, кажется «Сестра, прости меня», и эта специальная церковная служба становилась в Вашингтоне весьма популярной, особенно в последнее время. Мужчины приходили в церковь, чтобы отдать должное и помянуть всех женщин, которым приходилось переживать и физическую, и моральную боль. В этот день мужчины повсеместно просили прощения у тех женщин, которых они могли хоть чем-то обидеть в течение жизни.

– Как хорошо, что вы все-таки решились прийти сюда, – раздалось рядом со мной. Женщина произнесла эти слова так громко, что я смог расслышать их даже сквозь всеобщий плач и причитания. Она слегка обняла меня за плечи: – Ты отличный парень, Алекс. Таких сейчас осталось немного.

– Да, и в этом, наверное, заключается одна из моих основных проблем, – тихо пробормотал я в ответ, а затем, уже более громким и внятным голосом, добавил: – Прости меня. Сестра. Ты тоже очень хорошая женщина. Ты просто прелесть.

Женщина ухватила меня покрепче. Ее действительно нельзя было не назвать прелестью. Звали красотку Терри Рашад. Ей недавно исполнилось тридцать лет, и она отличалась привлекательностью, настоящей женской гордостью и веселым нравом. Мне приходилось встречаться с ней в нашем районе: она жила недалеко от моего дома.

– Сестра, прости меня, – услышал я голос Сэмпсона, обращавшегося к женщине, стоявшей в одном ряду с ним.

– Да уж, тебе-то есть о чем просить, – услышал я в ответ задорный голос Лэйс Мак-Крэй. – Но все равно, спасибо тебе. Ты вовсе не так уж и безнадежен, как я раньше о тебе думала.

В тот же момент Сэмпсон легонько пихнул меня локтем и чуть слышно проговорил мне прямо на ухо:

– Ты знаешь, когда в это дело уходишь с головой, то тебя действительно начинают распирать эмоции. Наверное, все-таки, Бабуля Нана была права, что привела нас сюда.

– Безусловно. Она всегда знает, что делает. Ты только вспомни, сколько лет исполнилось этой мудрейшей женщине!

– А как у тебя идут дела? – наконец, поинтересовался Джон, когда плач, причитания и молитвы достигли наивысшей точки.

Перед тем как ответить ему, я несколько секунд помолчал.

– Я очень скучаю без Кристины. Но зато мы счастливы что Малыш остался с нами. Нана уверена, что он прибавит ей немало лет жизни. Он – как луч света в нашем доме, освещает все вокруг с утра до позднего вечера. И он считает, что мы все принадлежим только ему.

Кристина уехала в Сиэтл в конце июня. По крайней мере, она все же призналась, какой город выбрала для своего бегства. Я ездил в Митчелвилл, чтобы попрощаться с ней. Когда я прибыл туда, то увидел, что ее новенький автомобиль был уже полностью загружен вещами и готов отправляться в путь. Наконец, Кристина все же обняла меня и расплакалась, прижимаясь к моему телу.