#Розовым мелом (СИ) - Страница 41
Илье передался тот же характер. Именно поэтому им с отцом так сложно найти общий язык. Слишком уж они похожи. Хоть и отрицают это.
— Прям вот так?
— Прям вот так, — мою ладонь отпускают, чтобы включить поворотник. — Но. Прошу первый и, надеюсь, единственный раз: впредь в таких ситуациях никогда не влезай.
Иначе можешь ненароком огрести.
— Я учту, — да сама уже жалею, что влезла. — Как губа?
— А? — он ещё и не сразу понимает, о чём я. — Да фигня. Бьёт как девчонка, — Илья замолкает, пропуская барышню на минивэне. — Вопрос в лоб: это из-за этой жеманной крали тебя с бюджетки слили?
— Угу, — чего уж теперь скрывать. — Психанул, что ему так и не дали. Мы ведь с ним встречалась. Недолго. Очень недолго.
— Встречались? С этим чмом? Получше выбрать никого не могла?
— Могла. С тобой, как видишь, еду.
Краем глаза замечаю, как Князев начинает улыбаться и непроизвольно улыбаюсь в ответ.
— Сразу в твою помойку заедем или потом? — спрашивают меня пару минут спустя.
— Куда?
— Куда-куда. В притон, который ты называешь работой.
— Зачем? У меня сегодня отгул.
— У тебя с этого дня постоянный отгул.
Да ладно. Старая песня о главном? Уже подзаколёбывает.
— Только не начинай.
— Не начинаю. Заканчиваю. Ты не ответила: заявление по-собственному когда писать будем?
— Сколько раз повторять: я пока не могу рыпаться!
— Можешь, — Илья лезет в карман, вытаскивая сложенную в несколько раз принтеровскую распечатку и, не глядя, протягивает мне.
— Что это?
— Решение твоей проблемы.
Непонимающе разворачиваю лист… и слышу, как сердце падает в пятки.
Оплаченный счёт с пятью ноликами. Включая накапавшие за это время пени. С печатью банка и штампом университета.
— Это ч-что? — скоро точно заикой стану.
— Точно отвечать надо или сама догадаешься?
Слышу, как учащается мой пульс, отбивая дробью в ушах и пульсируя на запястье. Конечно, сама догадалась, но ничего умнее в голову не лезет вот так с ходу.
Потому что… Он погасил оставшийся за семестр долг. Целиком. Разом. До последней копейки. Который я выплачивала бы самостоятельно ещё месяца четыре. А то и больше, учитывая вечно набегающие проценты.
Машина, билеты в Испанию, новый телефон, аренда своей студии, теперь это…
— Откуда у тебя такие деньги?
— Это так важно?
— Разумеется!
— Тогда пусть будет: разбил копилку.
— В Швейцарском банке?
— Слушай, я ведь эти годы не в потолок плевался. До определённого момента дела шли вполне себе неплохо. И вообще, успокойся. Это не должно тебя волновать.
Не должно. Но волнует. Моё лицо неистово пылает. Ладони, приложенной ко лбу, капец как жарко.
— Я всё верну.
— Ага. Попробуй. А я буду отдавать обратно. В качестве оплаты за личные приваты, годится? Правда с монетками незадача, высыпаться начнут.
Тупая шутка.
— Я серьёзно.
— А я гоню.
— Илья…
— Закрыли тему.
— Но это же…
— Закрыли тему. Хочешь отблагодарить — дай слово, что с клубом покончено.
Я в шоке. Таком глубоком, что с ответом торможу. Не потому что задумалась, а потому что в сознании царит благодатная пустота. Ноль мыслей и сплошные тире из Азбуки Морзе. Никогда за всю жизнь ещё не делали для меня столько всего, сколько сделал он за считанные дни. Никто. Никогда.
— Покончено, — еле слышным эхом отзываюсь, наконец, я.
Да. Хватит. Теперь меня там точно больше ничего не держит. В загашнике ещё осталась заначка с прошлых ЗП, до выпуска, если диплом мне ещё вообще светит после недавних событий, должно хватить на бытовые нужны, а дальше с новыми силами газету с вакансиями подмышку и вперёд.
— Это всё, что я хотел услышать, — Князев доволен. Спустил немерено бабла и доволен. С трудом сдерживаюсь, чтобы не наброситься на него. С объятиями. Всего лишь объятиями, но самыми сильными и искренними, на какие я только способна. По-другому просто не представляю, как могу его отблагодарить.
Думала, правильные слова подберутся позже, но вот мы уже и домой приехали, и в квартиру поднялись, а ступор никуда не уходит, прочно обосновавшись там, где последние полгода обитала съедающая спокойствие и крутящаяся на повторе двадцать четыре часа мысль: как не вылететь из универа, как не вылететь из универа, как не выл…
Но больше её нет. Свобода. Тишина. Облегчение. Возможность выдохнуть и просто расслабиться. Просто перестать постоять куда-то бежать и изворачиваться всеми возможными способами, боясь опоздать, налажать и разочаровать. И всё благодаря ему.
Расходимся по разным комнатам. Я у себя, но с открытой дверью, поэтому слышу как в соседней разговаривают по телефону. Договариваются по поводу косметического ремонта помещения. Такой взрослый и деловой. Настоящий мужчина, а не мелкий пакостник и несерьёзный лоботряс, каким я всегда его помнила. Заботливый, сильный, сексуальный, желанный… Реально разрыв шаблона. Картинки «до» и «после» упорно не складываются, отказываясь воспринимать два образа как одного и того же человека.
Впрочем, может и не нужно их складывать? Прошлое тем и прекрасно, что оно в прошлом. Нужно лишь уметь его отпустить. Каким бы оно не было. Впереди же оседает на языке терпким налётом приятное послевкусие неизвестности. Хорошо, плохо. Как будет дальше? А главное, стоит ли знать об этом заранее?
Слабый хлопок, после чего голос слышится уже приглушённо. На лоджию вышел.
Да я и сама через приоткрытое окно уже улавливаю долетающий табачный запах. Неуверенно иду следом, подчиняясь порыву и замираю позади Ильи в нерешительности. Без футболки. Он стоит без футболки, для удобства опираясь локтями об подоконник. Поглощен разговором настолько, что меня не слышал.
Несколько секунд разглядываю непонятную буддийскую лупоглазую чупакабру с клыками, занимающую практически всю спину, после чего тихонько обнимаю его за пояс, прижимаясь щекой к прохладному и такому сильному телу. Почти сразу мои сцепленные на каменном прессе пальцы ободряюще накрывает горячая ладонь.
— Я перезвоню позже, — слышу за зажмуренными глазами. Всё затихает, но мы не шевелимся. Так и стоим.
— Спасибо, — первой нарушаю воцарившуюся идиллию. Короткая благодарность не передаёт и толики того, что я испытываю, но всё же это лучше, чем ничего.
— Есть ещё что-то, что я должен знать? Маньяки-преследователи, кредиты, коллекторы?
Смешок сдержать не получается.
— Нет. Больше ничего.
— Хорошо. Если возникают трудности, не скрывай, сразу говори мне.
Ничего не могу сделать с побежавшими по коже мурашками и глухо бьющимся об грудную клетку сердцем. Его слова обезоруживают. Поступки вызывают трепетную робость. Тактильная нежность… От нежности за закрытыми веками пляшет шальная карусель, играя в солнечных зайчиков.
— Когда возникнут трудности с тобой, тоже идти к тебе? — спрашиваю на выдохе.
— Разумеется. Будем решать, — бычок тушится об пепельницу, судя по шороху, и Князев разворачивается так, что теперь я прижимаюсь к его груди. Которую продолжаю обнимать. Не хочу отпускать. — А есть трудности?
— Честно? Не знаю. Не может быть всё так идеально. Не бывает такого.
Значит всенепременно надо ожидать какую-то подлянку за поворотом.
По макушке скользит ласковое прикосновение. Так приятны эти убаюкивающе поглаживания.
— Кто так сказал?
— Ты. Ты научил меня видеть во всём подвох.
Минутка мимишности закончена. Меня строго отодвигают от себя за плечи и склоняются так, чтобы наши взгляды встретились.
— Не надо. Не теперь.
Как он говорит. С такой уверенностью. А как смотрит! Словно насквозь пронизывает, пытаясь добраться до самых дальних глубин. Это он уже унаследовал от матери.
— Что, прям верняк? — уточняю я.
— Железный.
— На мизинчиках готов поклясться?
— Ого, — не сдерживает смешка он. — Да ты прям с козырей идёшь.
— Ну а чего юбки мять? Мы ж типа взрослые. Вот всё и по-взрослому.