Розовый коттедж - Страница 31

Дэйви появился вскоре после ухода Присси и сообщил, что его матери позвонили из фирмы: перевозчики приедут на следующий день.

— В субботу? — воскликнула я. — Я и не думала, что они появятся раньше понедельника!

— У них, похоже, срочная доставка в Седжфилде, потому мистер Кэсло велел им заехать на обратном пути заодно и сюда. Ему это обойдется в ту же сумму, а перевозчики тоже не возражают против сверхурочки, раз оплата полуторная. Так что они приедут завтра утром, и нам пора браться за дело.

Дэйви принес пачку цветных наклеек-ярлыков, и пока я готовила чай, он обошел кухню и заднюю часть дома, держа в руках бабушкин список и приклеивая ярлыки к тем вещам, которые надо было перевезти. На мою долю оставалось разобрать всякие мелочи, отсутствовавшие в списке, но которые, по моему мнению, бабушка хотела бы получить. Посему, убрав со стола и помыв чашки, я предприняла заключительный обыск выдвижных ящиков, а затем перенесла свое внимание на содержимое стоявшего под лестницей шкафа.

— Сверху не очень много, — заметил Дэйви, изучая список. — У тебя останется, на чем спать. Из комнаты твоей бабушки тоже немного. Она, полагаю, увезла на север все, что получше?

— Не думаю. Уж точно не мебель. Начать с того, что она поселилась в Стратбег-Лодж… Во всяком случае, кровати и все в том же роде просто не стоят того, чтобы куда-то их везти. Они здесь со времен потопа. Самая лучшая мебель в спальне у тети Бетси.

— Не иначе.

Я рассмеялась:

— Если честно, именно из этой комнаты бабушка перебралась наверх к ее приезду. Там стоят две или три хорошие вещи родом из Холла. Они значатся в списке.

— Ага… — Дэйви разбирал довольно неуверенный бабушкин почерк. — Вот оно — «Комната Б. Малый столик с раздвижными ножками. Комод. Стул зеленого бархата. Стеклянная ваза. Картинка Холла. Половик у кровати. Площадочные часы». Ради всего святого: что такое «площадочные часы»?

— Часы на лестничной площадке, что же еще?

— Н-да, что же еще… Ладно, я пойду их помечу, хорошо? Где комната тети Бетси?

— Вторая слева на верхнем этаже. Часы возле двери.

— О'кей.

Я разобралась со шкафом под лестницей и опорожнила ящики буфета, чтобы упаковать в них как можно больше из тех вещей, что бабушка не упомянула в списке, но которые ей приятно было бы получить.

Подсвечники с каминной полки, вазы с рисунком из роз, фарфоровые уточки — все это, аккуратно завернутое в газеты и старые посудные полотенца, я присовокупила к чайному сервизу, «лучшим» скатертям и полудюжине серебряных ложек — свадебному подарку от Паскоу. Я как раз высыпала содержимое верхнего ящика на стол, когда до меня дошло — постепенно, так сказать, что наверху царит мертвая тишина.

Я остановилась и прислушалась. Ни движения, ни звука — ничего. Только я набрала воздуха в грудь, чтобы окликнуть Дэйви, как услышала его голос:

— Кэйти…

— Да?

— Поди сюда на минутку.

— В чем дело?

— Подымись сюда.

Я с неохотой послушалась. Со времен своего возвращения в Розовый коттедж я еще ни разу не входила в большую переднюю спальню. Но мне не было нужды бояться, что здесь осталось что-то от тети Бетси. Комната стояла пустая и чистая, в воздухе витал запах полировки миссис Паскоу. На кровати — голый матрас, и кроме мебели здесь оставались только ситцевые занавески и «половик у кровати» — истертый, но все еще красивый восточный коврик, подарок леди Брэндон. Он лежал на матрасе, сложенный так, чтоб занимать как можно меньше места, и рядом с ним стоял один из вынутых из шкафа ящиков. Пустой. Дэйви сидел на кровати, держа в руке листок бумаги. Не список вещей: тот слетел на пол к его ногам. Этот весь пожелтел от старости.

— Дэйви, ради бога, в чем дело? У тебя такой странный вид…

Он встал, взял пустой ящик и засунул его на место:

— Мне и самому как-то странно… Сядь. Я обнаружил кое-что любопытное для тебя.

Я опустилась на кровать. Я уже догадалась, что он держал в руке. Это могла быть только та газетная вырезка, которой так не хватало для полноты семейной хроники. Я протянула руку, и Дэйви отдал мне ее, затем отошел к окну, где застыл, повернувшись ко мне спиной, глядя на улицу.

Это в самом деле оказалась заметка из газеты с запада Ирландии. Дата — 12 января 1931 года. Заголовок «Двое погибли в автокатастрофе». Дальше шел выдержанный в сухом стиле местных новостей рассказ о том, как сельский автобус, возвращавшийся домой поздно ночью, в котором к концу пути оставалось только двое пассажиров, столкнулся с черным и потому невидимым в темной ночи волом, бредшим по неогороженной дороге. Автобус отлетел в сторону, его занесло, затем он упал с крутой дорожной насыпи, перевернулся и загорелся. Как говорилось в заметке, в случившемся не было вины водителя, новичка на этом маршруте: несмотря на сломанную руку и многочисленные ушибы, он сделал все, что мог, пытаясь вытащить пассажиров из горящего автобуса, но помочь им оказалось невозможно. Мистер и миссис Смит, продолжал «Слайго Адвертайзер», лишь недавно прибыли в Ирландию, где мистер Смит работал в конюшнях знаменитых братьев Флаэрти. Мистер П. Флаэрти самолично опознал останки, родственники покойных в Англии оповещены о трагедии. Так оно и было.

— Смит — фамилия цыгана, так? — произнесла я наконец. — И у них не было никакого адреса, кроме этих конюшен. Может быть, они поселились там, бросив табор. Да. Это случилось через два года после того, как мама ушла из дому.

Я перевела дыхание, чувствуя что-то вроде облегчения:

— Значит, они были вместе, и Джейми женился на ней. Уже немало, верно? И отсюда следует еще кое-что: «джентльмен-иностранец», заходивший в дом к викарию, — это никак не цыган моей матери. Значит, нам надо еще подумать, кто он такой. Но я рада, что обнаружилась эта заметка, Дэйви. Где ты ее нашел?

— За ящиком. Комод пуст, и я решил, что сложу всю мелочь в ящики. Белье и вещи из ее комнаты, и… — он повернулся ко мне от окна. Лицо Дэйви я различала неясно, но голос его звучал невыразительно и неестественно, — эта заметка лежала в конверте, который приклеился к ящику сзади. То есть его туда приклеили. Чтобы спрятать.

— Ну и хорошо, что ты нашел его. Я-то удивлялась, почему про катастрофу ничего нет в бабушкином альбоме. Может, она не хотела, чтобы ей это все время напоминало… Если так, то я ничего не скажу бабушке, но заметку все равно сохраню.

Я попыталась взять более легкий тон:

— Ты читал «Нортенгерское аббатство», Дэйви?

— Нет.

— Там героиня думает, что вокруг нее «ужасная тайна». Она находит в секретере, стоящем в ее спальне, листок бумаги, который оказывается всего-навсего счетом из прачечной. По крайней мере, эта вырезка связана с нашей тайной, даже если в ней не говорится…

— Там были еще бумаги.

От его тона, точно так же как и от сказанного им, у меня перехватило дыхание, и слова замерли на губах. Дэйви сделал два шага от окна и встал рядом со мной.

— Вот, — сказал он и положил рваный грязный конверт мне на колени, затем быстро вышел из комнаты, и я услышала, как он сбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Входная дверь открылась и захлопнулась.

Я просидела в наступившей тишине, как мне казалось, полчаса или около того, хотя на самом деле, наверное, прошла минута. Что же, в конце концов, нечто подобного рода я и пыталась найти. Тетя Бетси знала нечто, неизвестное бабушке, нечто такое, что принудило мою мать, презренную грешницу, покинуть христианский дом и помешало ей испортить свое дитя… Доставая бумаги из конверта, я поняла, что у меня дрожат руки.

Это были письма — одно из них все еще в конверте — перевязанные шерстяной ниткой, которой тетя Бетси вышивала. Нитка сгнила и легко порвалась, и я положила письма на матрас, словно раскладывая пасьянс.

Первое письмо лежало в хлипком конвертике с американской маркой. Адрес, обозначенный сзади, был, предположительно, адресом меблированных комнат. Письмо оказалось без даты, но штемпель отпечатался четко. Июль 1932 года.