Розовые очки (СИ) - Страница 2

— Видимо, не все… Не пойму, что он в тебе нашел?

— У меня медом там помазано! — Катя улыбнулась и пальчиком указала где.

— А мне дашь попробовать? — Марк отстранился от дивана,

чуть подался вперед и наклонился над столом, гипнотизируя ее взглядом.

— Миллион баксов, и вся ночь ваша, — не растерялась

девушка.

Теперь настала очередь Марка Борисовича смеяться. Катя его действительно удивила.

Он хлопнул себя по ногам и встал:

— Не родилась еще та баба, за которую я миллион заплачу. Максимум штуку.

Потом серьезно посмотрел на девушку:

— Как связь держать будем?

Катя поднялась, взяла чистый лист бумаги, записала туда свой электронный адрес и протянула:

— Вчера завела новый, на этот e-mail сообщите, когда он загуляет. Фоточки пришлите в доказательство. — Потом тяжело вздохнула и продолжила: — Эх, ваш парень только меняться стал, уже не таким мажором выглядит, а вы его опять под свою дудку плясать заставите.

— А надо, чтобы под твою плясал? Мне внуки нужны. А ты пустая, узнавал уже. Три выкидыша, пять полипов, внематочная беременность, разрыв трубы. И зачем ему такая? Хоть бы человеком еще хорошим была, а то ведь обыкновенная шлюха, я людей насквозь вижу…

Катя улыбалась. Она уже давно перестала вздрагивать от своих диагнозов. Думала, что никогда не смирится. Но нет, время творит чудеса.

И еще есть такое замечательное слово — «равнодушие». Оно появилось примерно год назад, сразу после ненависти: черной, как ее душа сейчас, и липкой, как любимое клубничное варенье.

И оно намного страшней всего, что только испытала Катя. Оно убивает человечность и все живое. Под ним даже страх умирает. Равнодушие — это медленная смерть.

Лучше уж ненависть или любовь. Да, иногда нестерпимо больно, но в этих чувствах, как в море, можно плескаться годами.

А вот безразличие разъедает душу, как ржавчина железо: не больно, не спеша, по миллиметру каждый день. Иногда даже приятно клокочет в груди, как будто сотни маленьких муравьев щекочут своими трудолюбивыми лапками и уносят по крупинкам твою душу к себе в муравейник.

Катя знала, что от этого чувства очень быстро умирают, но ей хотелось этой смерти. Два года, как ей хотелось этого…

Два года назад

Катя сидела за дубовым столом в огромном кабинете мужа, с окнами на набережную, и просматривала фотографии на большом экране компьютера.

В комнату зашел Стас с красной папкой. Увидев возле окна Олега с чашкой кофе, он направился к нему.

— Вот, Олежа, финансовый отчет, как ты просил, — тихо обронил он, поглядывая на Катю.

— Ага, спасибо! — Олег взял красную папку, подошел к столу и положил на гору белых бумаг. Сам остановился за спиной жены и уставился на фотографии, которые мелькали на экране компьютера.

Стас скосил глаза на друга и затем на отчет. Олег махнул рукой другу, что все хорошо, и Катя это заметила:

— Чего переглядываетесь? Есть секреты от меня?

— Ну что ты, лисенок, какие секреты? Стас меня на рыбалку затащить хочет, а я все никак не соберусь.

— Ну, так соберись! Мужская компания для настоящего мужчины необходима! — она замерла, уставившись на фото, где был весь ассортимент их товара: и колбаса, и копченое мясо, и сало, и даже кусок сыра с идеальными дырками, а сверху все это присыпано горстью брусники.

— Это постановочное? — спросил Олег жену.

— Нет. Это ярмарка в Сокольниках. Там девушка-продавец всем руководила: такая душевная, бойкая, покупателей зазывала! Все наше добро сама красиво расставила на прилавке. Я вот не удержалась и наделала миллион фоток. И не думала, что так хорошо выйдет, свет там был никудышный. А вот… хоть на баннер и на рекламу пускай.

Олег посмотрел на друга и слегка кивнул.

— Так что, Олежа, едем на рыбалку? — снова завел шарманку Стас.

— Да едет он, едет! — согласилась Катя и уверенно кивнула на фотографию: — Эту беру для рекламы.

— Не знаю, Стас, ты же с ночевкой предлагаешь? А я и так из-за этих командировок редко жену вижу, — Олег прикусил губу и с надеждой посмотрел на Катю.

— Рыбалка — это отдых. А он тебе необходим. Вон какие глаза красные, представляю, как ты устал. Поезжай, — она поднялась и вытащила флешку из компьютера, — схожу в рекламный отдел, покажу им фото. Надо над шрифтом подумать. Наш старый мне надоел.

— Спасибо, лисенок, тогда я переоденусь, и за город. Люблю тебя! — Олег чмокнул жену в нос и поставил пустую чашку на стол.

Катя вскинула бровь, но Олег вовремя заметил:

— Ты ничего не видела! И вообще, одна секунда не считается. Ничего не было! — он схватил кружку, и на столе действительно не осталось никаких следов.

На всякий случай он протер то место, куда поставил чашку, рукавом пиджака.

— Олег!!! — зарычала Катя. — Этот гарнитур из красного сандала, а костюм Brioni.

— Все, все, лисенок! — Олег захватил супругу сзади и уткнулся носом в ее темные локоны, — я буду скучать по тебе.

— Врешь ты все, — пробурчала Катя, вырываясь.

Чувствовала ли она тогда, что видит своего мужа в последний раз?

Нет. Ничего, кроме раздражения. Столько лет она пыталась привить Олегу стиль, вкус, очаровать гламурной жизнью. А он, казалось, совсем не ценил ее проделанную работу и постоянно вытворял такое, что ни один воспитанный и интеллигентный мужчина себе не позволит. Как много она сделала для него, волчонка из неблагополучной семьи: вытащила из болота и оторвала от вечно пьяного отца и пришибленной матери. Эта женщина постоянно носилась с мужем алкоголиком, а родного сына даже покормить забывала.

Катя с Олегом познакомились 1 сентября, на школьной линейке. На девочке были шикарные банты, белая кофточка и синяя, в плиссировку юбочка.

— Смотри как красиво! — маленькая Катя закружилась, и юбка тотчас же приподнялась синим куполом над худенькими ножками в белых гольфах.

Олег зачарованно смотрел на эту красоту и не мог поверить, что такая девочка с ним заговорила.

— А ты почему без цветов? — спросила она его.

Олег пожал плечами. Не станет же он рассказывать, что и не пришел бы сегодня, если бы не соседка. Та отдала ему старые синие брюки своего сына, из которых ее Ванька уже вырос, и белую рубашку. Олег сам все это добро разгладил и долго любовался на себя в зеркало. Он даже зубы почистил! Правда, пальцем, а не щеткой, но зато настоящей зубной пастой, которую в ванной забыла эта же соседка по коммунальной квартире. И сейчас из его рта исходил запах мяты, и Олег был необычайно счастлив.

— И без портфеля! — опять заметила Катя.

— Мы не будем учиться сегодня, а завтра я принесу.

Катя недовольно ухмыльнулась и еще раз покружилась.

Нет. Никакого дурного предчувствия.

Катя отстранилась от мужа и вышла из кабинета.

Олег сложил руки, как при молитве, и прошептал:

— Слава Богу! Ужасно соскучился по своим девочкам!

— И долго ты так собираешься скрываться? — поинтересовался Стас.

— Сначала надо им квартиру купить! Сейчас-то уже все в моих руках! Тесть помер, теща в бизнес не лезет, Катька занимается только рекламой и пиаром. Так что у меня все руки развязаны!

— Веру жалко, — вздохнул Стас, — она, дурочка, верит, что ты бросишь жену и женишься на ней.

— Вот и пусть верит. Не мешай ей.

Олег выпрямился, обвел глазами кабинет и спросил у друга:

— Ты бы такое бросил? Всю эту классную, крутую жизнь? Эх, Стас, тебе меня никогда не понять. Сытый голодному не товарищ, так говорят? Я всю жизнь к этому шел. Сорок лет. И вот сейчас я почти ген директор! В понедельник подписываем все документы! И я, пацан из коммуналки, сын пьяницы и проститутки! Смог! Поднялся! Я ни за что не променяю эту жизнь.

Потом задумался и продолжил:

— И Катьку не брошу. Она меня таким сделала. Она! Если бы ты только знал какая она сильная. Я восхищаюсь ею.

— Этого мало. Бабу любить надо, а не восхищаться.