Рождественская сказка о любви (СИ) - Страница 3

Письмо получилось не совсем гладким, сумбурным, но у неё уже не было сил его править. Не доверяя слугам, Сильвия сама отнесла письмо в почтовое отделение. А поскольку то было закрыто по случаю праздников, то она не пожалела времени и отнесла письмо, к немалому удивлению почтмейстера, к нему домой, только чтобы оно с первыми же днями нового года ушло по адресу.

В этот второй день Рождества по всей Англии справляли «Boxing Day» – буквально, «день коробки или ящика» – ящика не простого, а с подарками, конечно. По традиции в этот день, день святого Стефана, в церквях открывали копилки-коробки с пожертвованиями, и их содержимое священник раздавал бедным.

О пожертвованиях и начала говорить миссис Уинлоу, когда пришла к своей старой подруге Гертруде Трелони. И уже потом миссис Трелони спросила у неё, пытливо заглядывая в глаза:

– Скажи, Сара, почему ты вчера не приняла приглашение доктора Легга проводить тебя? Джордж отзывается о нём, как об очень достойном господине… Он тебе не понравился?

Миссис Уинлоу заметалась глазами, потом уставилась в одну точку и, наконец, пролепетала:

– Ах, Труда, совсем не в этом дело.

– Да в чём же, дорогая? Скажи! – не отставала та.

– Я не знаю… Я почему-то так испугалась! – прошептала миссис Уинлоу. – Наверное, я уже отвыкла от мужчин.

Проговорив это, она посмотрела на подругу огромными зрачками затравленной лани. Миссис Трелони заулыбалась и облегчённо сказала:

– Ну, если дело только в этом? А к мужчинам легко привыкаешь, поверь…

– Нет, дело не только в этом, – вдруг твёрдо произнесла оправившаяся от смущения Сара Уинлоу, и веер быстро забился в её руке. – Мужчины всегда пропадают… Вот ещё вчера он ходил возле тебя, вздыхал и делал тебе комплементы, а завтра… После того, как ты отдала ему самое дорогое, что в тебе есть – тело, а главное, душу… Глядь – а его уж нет! Исчез, испарился, оставив тебя страдать и надеяться, что он ещё появится… Я так устала от этих надежд и ожиданий! Лучше быть одной!

Миссис Трелони застыла, не зная, что на это ответить.

Тут доложили о приходе новых гостей, и она, нежно обняв подругу, ушла их встречать.

****

Новый год капитан Линч, доктор Легг, супруги Трелони с юной Сильвией и миссис Уинлоу с дочерью Мэри встречали в загородном поместье лорда Бриффилда,

Дом лорда Бриффилда был огромный, старинный, тёмный, средневековый. Один только камень его заметённого теперь снегом двора, истоптанный, затёртый ногами многих поколений людей, по нему ходивших, выглядел старым и мудрым, как философский фолиант. Так и представлялось, что круглые высокие башни по углам замка возводились ещё для астрологов, и что сейчас там непременно бродят привидения, а загадочные ниши, полускрытые в цоколе, казались замурованными пыточными камерами. Но штат слуг был большой и хорошо вышколенный, а весело трещавший огонь в каминах гостевых комнат удивительным образом поднимал упавшее, было, настроение.

Наступал 1739 год этого поистине галантного ХVIII века, проникнутого преклонением перед женщиной, в которой по тогдашней моде всё должно было быть миниатюрно и в то же время округло и румяно. Придворные кавалеры не отставали от дам, используя в своём арсенале яркую косметику, пудреные парики, банты, высокие каблуки и обилие кружев. Мускулы, загар, грубые черты лица – всё это считалось не приемлемым для мужчин того времени, потому что являлось признаками презираемого труженика.

Поэтому, когда гости лорда Бриффилда увидели обветренных и загорелых капитана Линча и доктора Легга, а ещё мистера Трелони с его свежим шрамом на щеке, они оказались несколько шокированы, особенно дамы. Но уже через какое-то время общения с нашими джентльменами, а больше, конечно, под действием обаяния капитана Линча мнение их изменилось. А когда того избрали «лордом беспорядка», тут уже веселье не прекращалось ни на минуту.

И целый день в доме раздавался смех – многоголосый, шумный, радостный, и беспрестанно кто-то из гостей хохотал, упав в объятия соседа или соседки, кто-то всплёскивал руками, округлив глаза и зажав себе рот, кто-то, отдуваясь, обмахивался кружевным платочком, оглядываясь в беснующемся море вееров, высоких дамских причёсок и мужских париков, а дети в восторге визжали и прыгали по комнатам, потому что когда же и не попрыгать ещё, как в то время, когда взрослые, сами уподобившись детям, на тебя внимания не обращают?

Ну, сущий Бедлам, да и только!

И среди этого Бедлама капитан беспрестанно находил лихорадочные чёрные глаза Сильвии Трелони, которые безмолвно твердили ему, ему одному: «Люблю! Люблю тебя!»

К вечеру в замок приехали музыканты, и все в доме тотчас же поняли, что будет бал. Джентльмены принялись загадочно улыбаться, а дамы бросились к своим горничным, чтобы пересмотреть с ними в который раз наряды.

Ровно в восемь часов вечера лорд и леди Бриффилд объявили начало бала.

Музыканты заиграли торжественный и величавый менуэт. Общество быстро разбилось на пары. Хозяин с хозяйкой раскланялись друг с другом, начиная танец. И вот уже дамы кружатся с высоко поднятыми головами, меняются местами, кавалеры галантно смотрят на них – руки согнуты в локтях, кисти рук изящно приподняты, размеренные маленькие шаги чередуются с приседаниями и чопорными реверансами.

Капитан первый менуэт танцевал с Сильвией. Он ласкал её глазами из-под их поднятых рук. Он и Сильвия плавно скользили, отступали и наступали друг на друга, уходили и опять встречались, и везде, в каждом жесте, в каждом повороте головы на капитана смотрели сияющие глаза девушки, которые безмолвно твердили ему: «Люблю! Люблю тебя!»

А потом последовала череда всевозможных танцевальных тем – французских, немецких, английских. И в радостной суматохе бала никто из гостей, занятых танцами или беседой не замечал мисс Мэри Уинлоу, безысходно сидящую у колонны. У неё были закрыты глаза, и только нервное трепетание веера говорило о том, что она не спит, а всё чувствует и понимает, и если бы кто-нибудь из высоколобых и важных мужчин заглянул сейчас в её головку, то поразился бы горечи мыслей маленькой Мэри.

«Эффекта Золушки не бывает», – думала девушка, а веер в её руке ходил всё сильнее и сильнее… Не бывает! Не бывает! Всё это выдумали сказочники, чтобы заморочить нам голову… Вот я стою на балу в красивом платье, с причёской, а на меня никто не смотрит! И он не смотрит… А потому, что новое платье – не главное, а главное то – что я осталась прежней, испуганной и робкой, и стою сейчас, замирая от ужаса, как будто платье на мне старое, и причёска старая, и ничего тут не поделаешь, меня не сделает новой ни одна фея в мире! Ни одна. Ни одна.

У Мэри были закрыты глаза, поэтому она не видела, как в перерыве между танцами к капитану подошла её мать, и тот оглянулся на Мэри и направился к ней, пробираясь среди гостей. И скоро она услышала самый прекрасный для неё голос на свете, голос капитана Дэниэла Линча, который произнёс:

– Разрешите пригласить вас на следующий танец, мисс Мэри.

И она открыла глаза, уже полные слёз, ахнула и протянула капитану руку.

Бал разгорался, и капитан Линч танцевал с другими дамами, как истинный моряк уверенно лавируя в волнах кружев, пене тюля, море бантов и лент. Из наших героев не танцевал один только доктор Легг. Он стоял в углу за колонной, не спускал глаз с миссис Уинлоу и твердил, что танцевать ему совсем не хочется.

Но вот заиграли гавот, и Сильвия, только потому, что не спускала с капитана глаз, увидела, как тот настойчиво стал подталкивать доктора Легга в сторону миссис Уинлоу. И когда, наконец-то, доктор с миссис Уинлоу заскользили в танце, капитан увлёк Сильвию за самую дальнюю колонну и там, всего на одно мгновение, притянул к себе и поцеловал.

Потом он сделал шаг назад и страшно побледнел, что стало заметно даже в неярком свете канделябров – казалось, что вся кровь внезапно отхлынула от его лица.

– Я прошу вашей руки, – начал говорить он и тут же запнулся, уже побагровев под загаром. – То есть, не прошу! Не могу просить! Ах, чёрт, что я говорю!