Рожденная чародейкой - Страница 118
Резчики весьма заботились о внешнем виде здания. Все деревянные его части блестели так, словно их только на днях покрыли лаком. Скорее всего, так оно и было, поняла Аверан, поскольку близилась зима.
Зал собраний выглядел словно памятник красоте дерева во всех ее проявлениях. Вдоль фасада его были высажены ореховые деревья, и аллея их заворачивала за угол, спускаясь к реке. Листья уже побурели и осыпались.
«Как жаль, что эта красота погибнет, — подумала Аверан. — Хоть полюбуюсь, пока не поздно».
Она разглядывала дом, когда услышала чей-то голос:
— Эй, девочка, давай-ка я помогу тебе слезть оттуда.
Сильные руки обхватили ее за пояс и стащили с лошади. Повернувшись, она увидела незнакомого мужчину с бледным лицом и гнилыми зубами. Лицо он пытался скрыть под капюшоном плаща.
— Что такое? — спросила Аверан. Он так быстро сдернул ее с седла, что она не успела ничего понять, только крепче сжала в руках поводья.
Он отобрал у нее повод и сказал:
— Слышь, ты, это же не твои лошади. Они стоят кучу денег. Где ты их раздобыла?
Девочка подумала, что он знал, должно быть, прежнего хозяина белой кобылы, и потому слова его не лишены справедливости. Но не успела ничего ответить, потому что в следующий момент он ее ударил. И все завертелось перед глазами Аверан.
Свет на мгновение померк. Острая боль пронзила голову и челюсть. И стало ужасно холодно.
Оказалось, что она лежит на камнях мостовой. Люди кричали;
— Держите вора! Он украл у нее лошадей!
— Н-но! — крикнул воришка, и кони рванули с места. Только подковы зазвенели.
Аверан приподнялась, чтобы посмотреть, куда он поскакал, но вокруг толпился народ.
— Вставай-ка, бедняжка, — произнесла какая-то старуха, наклоняясь к ней и помогая девочке подняться. От ее шерстяного платка сильно пахло вареными овощами.
Челюсть болела, и Аверан подвигала ею, проверяя, не сломана ли. Падая, она ударилась затылком, и теперь ее слегка тошнило. Девочка потрогала затылок, сморщилась от боли и с испугом увидела на своих пальцах кровь.
Всего минуту назад она была такой гордой и независимой. А сейчас ничем не отличалась от окружавших ее людей.
Аверан разозлилась на вора. Разозлилась и на себя за то, что позволила ему украсть лошадей.
И не успев сообразить, что делает, занялась колдовством.
Она представила себе серого имперского жеребца и сосредоточилась на его образе. Увидела, как тот скачет по дороге, вслед за новым хозяином, который держит его повод.
Конь был испуган. Он чувствовал страх людей, слышал далекий топот приближающейся орды опустошителей. Ему хотелось сбежать, оказаться на открытых просторах равнин Индопала.
Он грезил о сладкой траве, о ночной скачке по лугу, с раздувающимися ноздрями и развевающимися по ветру гривой и хвостом. О кобылах своего табуна, о чистой воде горных ручьев.
То, что чувствовал конь, казалось Аверан удивительным и совершенно чужим. Едва коснувшись его сознания, девочка поняла, что с этим прекрасным животным у нее нет ничего общего.
Она позвала его, и образ коня сразу растаял. Удержать его она не смогла. Скакун Биннесмана не хотел отвечать на зов. Он хотел ускакать подальше отсюда.
Тогда Аверан сосредоточилась на другом объекте. На человеке, который на нее напал. Увидела его лицо, седую бородку, гнилые зубы, бородавку под левым глазом.
Он скакал прочь из города, ведя запасных лошадей, и время от времени оглядывался, не гонятся ли за ним. И усмехался, видя, что погони нет.
Аверан попыталась войти глубже в его сознание. Начала дышать в ритме его дыхания. Вскоре она почувствовала, что мочевой пузырь у него переполнен. Он был очень возбужден и уже еле терпел.
Затем она услышала и его мысли. «Славные лошадки. Сбуду их в Гандри… и уж на этот раз не за пинту эля, не-ет!» Мельком ей предстала воображенная им картинка — он сам в окружении голых гулящих девок.
И все мысли его были такими же грязными. Аверан стало противно.
Но она позвала его, приказала повернуть лошадей обратно. «Вернись, — потребовала. — Вдруг ты бросил ребенка умирать?»
Вор на мгновение затаил дыхание.
«Откуда такая мысль?» — подумал он. И передразнил вслух пискляво:
— Вдруг ты бросил ребенка умирать!
Затем хихикнул и сильно пришпорил белую кобылу Аверан.
Аверан вышла из его сознания и вновь оказалась перед залом собраний. Ноги ее едва держали, на лбу выступил пот. Попытка колдовства стоила слишком большого напряжения.
«Легче было бы червяка вызвать, чем этот ком грязи, — подумала девочка. — И червяк был бы куда чище». Только сейчас она вспомнила слова Биннесмана, что чем выше разум, тем труднее до него дотянуться.
Она с сожалением подумала, что лучше надо было позвать остальных лошадей.
Аверан вошла в зал собраний. И сразу увидела Биннесмана, который спускался по широкой лестнице с гильд-мастером Уоллаком, внушительной внешности человеком с деревянной цепью на груди — знаком своей должности. Позади них шла Весна.
Мастер говорил на ходу:
— Я понимаю ваше беспокойство, но мои посланные уже выехали, пятнадцать минут назад. Боюсь, что первые бочонки с отравой уже в воде.
— Что вы им дали?
— Ничего особенного — щелочное мыло и лак. Хотел было дать пива. Уж такое порой варят в Фелдоншире — в рот не взять.
— Вот и вылили бы в пруд, чем людей травить.
Они были так увлечены разговором, что не видели Аверан.
— Биннесман, — позвала она, привалившись без сил к ближайшей стенке. — Нас ограбили… украли лошадей!
— Что? — спросил Уоллак. — Кто украл?
— Дядька, — сказала Аверан, не зная, как описать вора. — У него изо рта пахло ржаным хлебом и… рыбой.
— Где он? — спросил гильдмастер.
— Уже далеко! — ответила Аверан. Из-за двери доносился шум, царивший в городе, — крики людей, ржание лошадей.
Мастер глубоко вздохнул. Принес свои извинения.
— Не огорчайтесь. Вы можете поехать со мной. Жаль, что так получилось с вашими лошадьми. Вообще-то, фелдонширцы честные люди. Но…
Биннесман посмотрел на Аверан.
— Ты пыталась вызвать лошадей?
— Да… пыталась, и вора тоже. Но ничего не вышло. Девочка подошла к ближайшему стулу и села на него, понурив голову.