Рожденная чародейкой - Страница 117
Ей было от силы семь лет, и Аверан вдруг поразила мысль, что девочке этой суждено увидеть в ближайшие часы столько ужасов, сколько не видели за всю жизнь многие старики.
Покинув Шрусвейл, они поехали дальше к Фелдонширу, минуя по пути деревню за деревней. И всюду Биннесман предупреждал народ. Вслед им начинали звонить колокола, и в следующих поселениях предупрежденные звоном жители собирались заранее, поджидая вестников.
Посланные Габорном гонцы обогнали их на полпути между Шрусвейлом и Фелдонширом.
И когда они добрались до города, колокола там уже звонили тревогу. Весть о нападении опустошителей передавалась дальше.
Улицы были полны суетившихся людей. Ржали и фыркали лошади, прядая ушами и раздувая ноздри. Они чувствовали страх своих хозяев. На востоке, милях в восьми от города, над холмами поднимался дым.
Аверан решила, что Габорн уже разжег костры в лесу у Шрусвейла.
Жители Фелдоншира выбегали из своих домов и мастерских и вливались в поток беженцев, стремившихся на север, к мосту через реку Доннестгри.
Крестьяне, одетые в домотканые плащи с капюшонами, шли пешком, неся на спинах увязанные в простыни пожитки. Хуторяне ехали на телегах, где среди тюков выглядывала чумазые лица ребятишек. Промчался в коляске богатый купец со своим семейством, понукая лошадей и щелкая кнутом над головами тех, кто смел загораживать ему дорогу.
Обычные люди, без всяких даров, без сильных лошадей, они передвигались слишком медленно. И к тому же тратили время на сборы. Им надо было созвать гулявших где-то детей. Собрать самое ценное, запастись едой.
Далеко ли они могли убежать, сгибаясь под тяжестью своих узлов?
На мосту уже возник большой затор. А на берегах Доннестгри еще стояли лагерем тысячи раненых из Карриса. Целый городок палаток, где под присмотром лекарей лежали беспомощные люди. По всему берегу горели костры, и в котлах над ними не еда готовилась, а кипятились предназначенные для перевязок тряпки. На каждом кусте были развешаны лоскуты ткани и одежда.
Аверан никогда в жизни не встречала подобного лазарета под открытым небом. Из-за сушившегося повсюду тряпья, серого холста палаток, копоти, покрывавшей все и вся, он выглядел, как город, выстроенный из ветоши.
Почти никто из раненых не мог передвигаться самостоятельно, и переправить их куда-то было достаточно сложно. Лодки, на которых они приплыли, уже отправились обратно на север за новой партией.
Чтобы перенести их на руках, потребовался бы не один час. День, если не два и не три.
И они уже знали последние новости.
Болезненные стоны раненых перемежались мольбами: «Помогите! Помогите! Сжальтесь!», обращенными к потоку людей, которые спешили на другой берег.
Некоторые из последних сил вставали на ноги и ковыляли к мосту. Они ползли еле-еле, задерживая идущих сзади. И даже палки не могли себе найти для опоры, ибо каждый прутик на берегу реки был давным-давно подобран. У входа на мост стояли двое мужчин в ярко-красной форме городских стражников и просили каждого, кто подходил:
— Помогите раненым. Возьмите кого-нибудь и помогите перейти! Времени еще много!
Но все знали, что времени осталось мало.
Среди палаток суетились лекари, которым помогало несколько городских жителей. Они переносили раненых в телеги, выстроенные вереницей вдоль реки. Но брали они только детей и женщин, большинство же раненых вынуждено было оставаться здесь на произвол судьбы.
Аверан увидела перед одной из палаток молодого парня, который лежал свернувшись клубочком и просто ждал.
Ей вспомнились слова Габорна. Накануне вечером он пытался объяснить ей, что люди сами приближают свою смерть, постепенно изнашиваются. Ей не хотелось в это верить. Но сейчас вдруг она поверила, хотя душа ее этого не принимала.
Они с Биннесманом скакали к залу собраний гильдии резчиков, и Аверан, глядя сверху вниз со спины своей белой кобылы, ощущала глубокую жалость к людям и свое одиночество.
«Я больше не похожа на них», — поняла она. На своей быстрой лошади она могла умчаться отсюда в любой момент. И не разделяла их страха, испытывая только жалость.
Давным-давно они с Брандом гуляли в поле за Башней Хаберд, и Бранд приподнял валявшуюся там в траве старую дверь. Под ней оказалась семейка мышей, которые заметались в панике, ослепленные солнцем.
Их там жило три поколения — мать, пятеро ее детей и еще шесть крошечных розовых мышат. Ни Аверан, ни Бранд не собирались причинять им вреда. Они только посмотрели секундочку, как мечутся мыши, и Бранд сразу же опустил дверь на место.
Примерно так чувствовала себя Аверан и сейчас — глядя свысока на суету жителей Фелдоншира. Но вильде от всех этих криков и беготни кругом нервничала. Взгляд ее настороженно метался по сторонам, и вздрагивала она то и дело, как загнанная в клетку дикая лисица.
Подъехав к залу собраний, Биннесман спешился и сказал:
— Присмотри за лошадьми, пока я поговорю с мастером Уоллаком.
Уоллак был не только гильдмастером резчиков Фелдоншира, Он был еще и мэром города и, хотя не имел даров, пользовался не меньшим уважением, чем какой-нибудь лорд.
Биннесман взял с собой вильде, чтобы та успокоилась немного вдали от уличного шума, и Аверан осталась одна с лошадьми.
Здание, в котором находился зал собраний гильдии резчиков, стояло в самом центре Фелдоншира. И являло собою прекрасный образец искусства своих хозяев. В нем было пять этажей, и сложено оно было из плит многоцветного камня, скрепленных известковым раствором. Высокие своды верхнего этажа поддерживали контрфорсы из древесины черного ореха, покрытые красивейшей резьбой. А вырезаны на них были сценки из жизни леса: медведи и олени в чащобах Дарквалда, стаи гусей над рекой Доннестгри.
Каждый фронтон, каждая дверь, каждый наличник и каждый ставень были просто чудом мастерства. Тема леса проходила сквозь все резные изображения. На фронтонах скакали по сосновым веткам прелестные белочки с пушистыми хвостами. На входной двери вырезана была дорога, ведущая в лес, камень на обочине, две прихорашивающиеся куропатки возле него. На галерее, обводившей здание по верхнему этажу, красовались деревянные фигуры знаменитых резчиков с инструментами в руках, занятых своей работой.