Рождение шестого океана - Страница 61

Программа действий давно разработана. Сергей звонит на обсерваторию сам. Трижды проверенные люди следят за состоянием атмосферы...

И вот наступает долгожданный момент. Дрожащим пальцем Сергей нажимает заветную кнопку.

Что произойдет на этот раз? Грянет ли с неба молния, искорежит приборы, разрушит надежды?..  

Или ионизирующие частицы не пробьются сквозь толщу воздуха, не достигнут ионосферы?

Сергей бросается к окошку. Гигантский светящийся столб вырос над горой, ушел в темное небо.

С ионосферой соединились! Но пойдет ли ток?

— Бха, Володя, кто там на проводе? Передайте, чтобы включали...

Пойдет ли ток? Сергей напряженно смотрит на стрелку магнитного прибора. Дрогнула, кажется?

А нужно смотреть не на стрелку, на небо следует смотреть, потому что невооруженным глазом видно, как на звездном фоне бегут, переливаясь, травянисто-зеленые, оранжевые, соломенно-желтые, перламутровые струи искусственного полярного сияния.

Ток идет! Горит многоцветная лента над Охотским морем, над Даурской тайгой, над пустынями и горами... В далеком Джанджаристане краснеют спирали плиток и лампочек; гудят моторы; в электрических ваннах плавится руда, растекаясь, как тающий воск; хлопают насосы, толчками выливая воду на иссохшую почву. Получайте наделы, безземельные, безработные, многосемейные, изголодавшиеся, обиженные!

Пришел русский ток!

В первые годы своего существования независимый Джанджаристан жил на суровом лимите.

Был лимит на электричество. Из-за нехватки энергии покойный Унгра не разрешил строить Атомный институт. В городах выключали свет с девяти до десяти вечера — это был час экономии. В каждой квартире на счетчике стоял ограничитель. Если зажигаешь лампы слишком часто— щелк! —и сиди в темноте до первого числа. Профессора университета писали просьбы: «Ввиду государственной важности проводимого мною исследования прошу сверх лимита отпустить мне 5 (пять) киловатт-часов в месяц».

Из-за лимита электрического сохранялся и лимит на воду. Механических насосов не было. Скрипучие деревянные колеса поднимали воду из мутных рек на поля. Крестьяне ревниво следили за робкими струйками, спорили, плакали, дрались, калечили друг друга из-за воды. Земли и солнца хватало в Джанджаристане. Урожай зависел только от воды.

Из-за водяного лимита держался и лимит продовольственный. Цены были такие, что ремесленник и даже служащий никогда не наедались вволю. Только люди зажиточные могли позволить себе роскошь быть сытыми каждый день.

И вот электрический лимит исчез. С севера хлынул поток энергии — широкая электромагнитная река. Столько времени потратил президент Дасья, разрешая тяжбы между городом и фабриками, трамвайной компанией и компанией «Свет на дому» — яростные споры из-за скудного электрического пайка. И только теперь впервые Дасья почувствовал себя щедрым хозяином богатой страны. Просьба о постройке трамвайной линии? Пожалуйста, тока хватит. Электрометаллургический завод? И завод обеспечим. Атомные лаборатории? Обсудим, за энергией дело не станет. Лампочки в деревню? Да, это важное государственное дело, готовьте проект. Установка такая: через десять лет лучина должна быть забыта. Насосы? Насосы — в первую очередь!

Большое удовольствие получил Дасья, принимая Тутсхолда. Европейцу не сиделось, он ерзал на подушках; попросив разрешения закурить, ломал спички и давил сигареты. Президент ждал, глядя на неуверенные движения рук Тутсхолда с набухшими венами и толстыми пальцами сердечно больного. Эти стариковские пальцы столько лет держали за горло страну. Все начинания наталкивались на эти загребущие руки. «Тутсхолду надо платить за уголь, Тутсхолду надо платить за нефть, Тутсхолду надо платить проценты». И железные дороги не строились, орошение задерживалось, не открывались школы и лаборатории. Страна сидела на лимите, чтобы не переплачивать Тутсхолду за топливо, чтобы расплатиться с тем же Тутсхолдом за топливо.

Европеец начал издалека. Он говорил о своих дружеских чувствах к народам Джанджаристана, о честности и принципиальности в торговле и о том, наконец, что из чистой дружбы, не желая наживаться на старинных клиентах, компания Тутсхолду и Сайкла, не дожидаясь договорного срока, предлагает снизить цены... скажем, на пятнадцать процентов.

Дасье захотелось расхохотаться. Попалась, старая лиса! Прижали тебя ионосферным током. Ишь ты, «не дожидаясь договорного срока!» Понимает хитрец, что договор не будет возобновлен...

Но долг вежливости — прежде всего. Нельзя смеяться в лицо гостю. Дасья ответил такой же высокопарной речью. К сожалению, страна испытывает большие затруднения. Всюду строительство, оно поглощает такие огромные средства. Он лично рад бы... Тутсхолд и Сайкл — постоянные поставщики... традиционные связи— глубокое уважение. Но договор может быть продлен только в том случае, если цены будут решительно пересмотрены, скажем... уменьшены вдвое...

И Дасья испытующе посмотрел в лицо старому коммерсанту. Неужели согласится? Едва ли. Простится, встанет, хлопнет дверью. Ну, скатертью дорога! Теперь обойдутся без него.

Но Тутсхолд не уходит, мысленно подсчитывает расходы. Кое-что ему все-таки останется. Обидно получать кое-что там, где твой отец загребал золото лопатой. Ничего не поделаешь, времена не те.

— Мы с компаньоном обдумаем ваши условия, — говорит он. — С кем я должен вести переговоры о деталях?

Проводив гостя, Дасья усаживается поудобнее и, улыбаясь, потирает руки. Государственный человек должен быть сдержан, ему не пристало ликовать. Но как же приятно быть сильным и щедрым! В два раза больше энергии за ту же цену. В два раза больше!

И, придвинув к себе папку, на которой написано: «План орошения пустыни Дхат», Дасья исправляет цифру: не сто тысяч, а двести тысяч наделов в текущем году.

Хорошо быть сильным и щедрым!

Как было раньше? Существовал план государственного орошения, план наделения землей безземельных — миллион семей за десятилетие. В кабинете министров, в парламенте, на площадях висели красиво раскрашенные карты. Их вывешивали на торжественных митингах. Слушатели мечтательно смотрели на карты и вздыхали. Когда еще будет? И будет ли когда-нибудь?

Министерство земледелия раздавало около десяти тысяч наделов в год. Десять тысяч наделов это капля в море народной нищеты. Вокруг желанных наделов бурлила борьба — сильные отталкивали слабых, богатые давали взятки, влиятельные просили за родичей, хитрые выдвигали подставных лиц. Дасья сам утверждал список счастливчиков, но не мог же он лично обследовать десять тысяч семей. Списки составляли чиновники, у чиновников были друзья, знакомые, друзья знакомых. То и дело вспыхивали процессы о взятках, незаконной перепродаже, спекуляции наделами.

Но все это — в прошлом. Сейчас на площадях и перекрестках стоят плакаты: «Переселяйтесь на новые земли! » На базарах повсюду вербовщики. Сидя на корточках, они водят указкой по планам, разложенным на земле. «Люди, выбирайте любой! Кто хочет у самой реки — к воде ближе, кто хочет — поодаль, где берег не подмывает». Князья приказывают челяди ловить на дорогах незнакомых людей с бумагами, гнать палками прочь. Но ведь слуги — тоже крестьяне и тоже безземельные. Поймав вербовщика, они выспрашивают шепотом: «Правда ли, что воду дают даром? А налоги какие? И на сколько лет рассрочка? »

... У подножья достроенной ионосферной вышки собрался митинг. Техник Рамия читает вслух указ: «Желающим дается земля и вода. Каждый может получить надел при условии, что через месяц он засеет его».

Рамия читает торопливо, он думает, что ему не дадут кончить, бросятся расхватывать наделы. Но он дочитывает в глубоком молчании. Потом рождаются вопросы: «Будут ли давать участки женщинам? Какие назначат подати? Как расплачиваться за семена? Где взять орудия и буйвола? » И кто-то, так ничего и не поняв, спрашивает тоненьким голоском: