Рождение шестого океана - Страница 49

И в ту же минуту горящий склад рушится, как будто держался до той поры, пока там были люди.

Все-таки ускоритель слишком близко стоит к огню, и головешки падают вокруг. Аппарат прикрыт чехлом, надо набросать на него землю. Земли! Земли! Лопатами! Сергей кричит, но его никто не понимает. Где Бха? Когда нужно, его, конечно, нет на месте. Бха, сюда!

Сергей оглядывается. Вот он, переводчик. С искаженным от ярости лицом Бха бьет какого-то связанного человека. Бьет не кулаком, а растопыренной ладонью, по-женски, взвизгивая, чуть не плача от злости.

— Бха, перестаньте! Господин Бха, что это значит?

И убежденный противник насилия, задыхаясь от ярости, кричит:

— Что с ним нянчиться? Этот поджигатель, эта падаль, этот навоз, червь сует мне деньги, чтобы я его отпустил. За кого он принимает меня?

Поджигатель весь трясется, озирается, втянув голову в плечи. Сергей узнает старого знакомого. Это опять тот бородатый шофер, который хотел взорвать его с автомашиной, он же и безбородый проповедник, пытавшийся увести рабочих со стройки.

— Спасите меня, — шепчет диверсант Сергею по-европейски. — Вы же цивилизованный человек. Прикажите дать стражу, а то эти дикари устроят самосуд.

... И после всего этого приходит письмо про Маню, Марусю и Машу, про гордую Клаву и прораба с гитарой. Сергей читает со снисходительной улыбкой и, пожимая плечами, думает: «Как дети! Легко им живется у себя дома».

Все решилось в один день — 11 апреля.

Накануне Валентин получил вызов к начальнику строительства на совещание в 11. 00. Он еще обратил внимание на сочетание цифр — 11-го в 11 часов — четыре единицы подряд.

В это утро он проснулся рано. Светало. Из полутьмы доносился монотонный шум волн. Над морем висела латунная луна. Валентин поглядел на нее и улыбнулся: «Гуляешь, голубушка? Погоди, запрягут тебя, будешь крутить роторы, освещать полярную ночь, обогревать арктические города».

Эти слова должны были сбыться через двадцать дней — 1 мая, когда приливная станция обязалась дать ток. Ведь приливы, как известно, зависят от влияния Луны.

Потом Валентин вспомнил о вчерашнем визите к Зине. Зине поручили сделать доклад о приливных электростанциях, она просила подобрать литературу. Валентин достал с полки несколько книжек, гораздо больше, чем нужно, но подумал, что прочесть их Зина не успеет — слишком долго и трудно. И по собственному почину решил составить тезисы для доклада. Он взял чистый лист бумаги и написал:

1.  Прежде всего рассказать о всемирном тяготении. Все тела притягивают друг друга: Солнце — Землю, Земля— г Луну, а Луна со своей стороны — Землю.

Чем ближе тела, тем сильнее притяжение. Против Луны надо нарисовать земной шар. Естественно, сильнее всего, Луна притягивает ближайшую, обращенную к ней поверхность, несколько слабее — центр земного шара, еще слабее — противоположную поверхность. Суша прочно связана с центром планеты, океанская вода самостоятельней. И там, где Луна ближе всего, вода стремится приподняться; там, где от Луны дальше всего, вода отстает, она притягивается слабее, чем дно. В результате и там и тут образуются водяные бугры — приливы.

2.  Так, регулярно, дважды в сутки Луна подымает воду во всех океанах, в среднем на полметра. Работа эта колоссальна. Чтобы подсчитать ее, нужно помножить на полметра количество воды в океане. В поднятой воде таится огромный запас энергии, который мы называем «синим углем», энергией прилива.

3.  Если бы вся Земля была покрыта океаном, приливные бугры равномерно двигались бы вокруг земного шара с востока на запад. По океанам катилась бы широченная плоская волна полуметровой высоты. Но материки, острова и заливы видоизменяют движение приливной волны. Она задевает за дно и за берега, застревает в узких проливах и особенно возрастает в постепенно суживающихся заливах, глубоко вдающихся в сушу. В некоторых заливах вода поднимается метров на десять — пятнадцать.

4.  Приливы совсем незаметны в таких морях, как Черное и Балтийское. Моря эти связаны с океаном узкими проливами, через которые проникает слишком мало воды. Своеобразно получается в Белом море. Подходя с севера, приливная волна попадает здесь в коридор между Кольским полуостровом и полуостровом Канин.

 Чем дальше на юг, тем уже коридор. Приливной волне становится тесно, она растет в вышину и в узкое горло Белого моря входит огромным валом четырехметровой высоты. Однако, пройдя горло, вал попадает на просторы Белого моря.

И здесь приливная волна растекается в разные стороны. Бугор рассасывается, приливы почти незаметны.

5.  Принцип приливной электростанции очень прост. Нужно отгородить бассейн в конце узкого залива, проделать в плотине водоспуски, поставить в них турбины и пропускать через турбины воду четыре раза в сутки: во время прилива из океана в бассейн, во время отлива — из бассейна в океан. Количество энергии, которую можно получить, равно площади бассейна, умноженной на высоту прилива. Мезенская электростанция будет давать до сорока миллиардов киловатт-часов в год.

6.  Затем на очереди у нас еще более мощная станция в горле Белого моря. Но здесь свои трудности. Поставив плотину в горле, мы превратим Белое море в закрытый бассейн. Однако бассейн этот слишком велик — один прилив не успеет его заполнить. Даже к концу прилива уровень воды в море гораздо ниже, чем в горле. Поэтому Беломорская станция может сработать с пользой только во время прилива, а во время отлива — вхолостую. Возможно стоит вообще не спускать прилив в Белое море, поставить в горле вторую плотину, наполнять приливной водой не все море, а только горло. Но две плотины — это вдвое больше работы.

Валентин исписал несколько больших листов, приготовив материал, по крайней мере, на два доклада. Но времени до одиннадцати часов оставалось еще много, и Валентин решил, как легко догадаться, навестить по дороге Зину, благо она работала сегодня в вечерней смене. Да и предлог был подходящий — привез книжки и тезисы.

Валентин внимательно оглядел себя в зеркало, решил, что брюки помялись и подправил складку электрическим утюгом, выпрошенным у соседки.

Он сдал ключ от комнаты и зашел к Геннадию Васильевичу сказать, чтобы тот подъехал на машине к общежитию девушек к половине одиннадцатого.

Лузгин сидел в полосатой пижаме у стола, что-то писал. В комнате его было по-холостяцки не прибрано, пахло табаком и спиртом, постель была скомкана, на столе среди бумаг стоял открытый патефон и полупустая бутылка коньяку.

Увидев входящего Валентина, Лузгин сложил недописанный лист бумаги и сунул в ящик стола.

— Что это вы прячете? Письмо к любимой? — пошутил Валентин.

На лице Геннадия Васильевича мелькнуло смущение, потом появилась усмешка и снова смущение, на этот раз какое-то нарочитое, наигранное. Но Валентин ничего не заметил. Он был слишком занят мыслями о Зине и настроения странноватого помощника мало интересовали его.

— Развлекаюсь в неслужебное время, — сказал Лузгин. — Захотелось вспомнить молодость, кое-что написать. Когда-то я питал слабость к литературе. Нет, не просите, это лирика — не для постороннего глаза. Вам будет неинтересно.

— Почему лирика неинтересна? Наоборот,

 мне приятно узнать, что и у вас были лирические переживания, Геннадий Васильевич.

Глаза Лузгина сузились. На лице появилось что-то злое.

— Ничто человеческое мне не чуждо, — сказал он. — В десять лет я болел корью, в двадцать— любовью. А когда выздоровел — увидел рядом с собой обыкновенного человека, чуть пониже ростом, чуть поменьше весом, чуть глупее меня, чуть хитрее и гораздо беспомощнее, слишком беспомощного, чтобы стоять на своих ногах и потому желавшего ездить на мне верхом... К счастью, я вовремя заметил это и успел убежать.