Рождение шестого океана - Страница 36

Но эта клевета предназначалась для внутреннего употребления. Буржуазные газеты на Западе писали в ином тоне, не скрывая своего удовлетворения:

«Джанджаристан переходит на сторону западного мира».

«Крайний левый Дасья изолирован. Путь к свободе открыт! »

«Самопожертвование во имя культуры и цивилизации» (в этой статье убийца изображался как поборник прогресса, почти герой).

«Перспективы делового подъема в связи с событиями в Джанджаристане».

«Нет, право же, надо показать газеты преступнику, — думал Дасья, — пусть видит, кого он обрадовал».

И он позвонил в тюрьму, вызвал Хитсари: Следователь пригласил профессора приехать. Едва ли он не знал о вчерашнем заседании. Но формально Дасья был еще министром. И вообще Хитсари не желал принимать во внимание склоки этих «гражданских»...

— Мы тут развернули бешеную деятельность, — сказал он, — перерыли все архивы колониальной полиции. Знающих джарийский язык оказалось только восемнадцать человек. Приезжайте, проведем испытание.

Видимо, Хитсари хотелось блеснуть своим мастерством.

 И снова перед профессором стоял арестант с ненавидящими глазами. Лицо его еще больше поблекло и опухло. На пожелтевшей коже резко выделялись небритые черные волоски.

— Раскрой рот, скотина! — кричал на него следователь. — Будешь ли ты говорить?

Впрочем, это была только психологическая сценка. Младший следователь разыгрывал грубияна, Хитсари — справедливого защитника обиженных, поборника законности.

— Не надо кричать на человека, — говорил Хитсари. — Ведь мы все знаем теперь. Подстрекатель находится здесь же, в тюрьме. Его фотография у меня, вот в этой пачке. Ты думаешь я обманываю тебя, Дхаттабубия? Смотри сам.

-Хитсари поднес к лицу убийцы первую фотографию.

— Этот?

Преступник молчал.

— Этот?

— Этот?

— Этот?

Вытянутое, длинное, как будто обиженное лицо. Утиный нос. Печальные глаза. Торчащие уши...

— Ну?

 У Дасьи екнуло сердце. Зрачки преступника расширились на миг, только на миг. И тут же глаза спрятались за веками.

— Этот! — воскликнул Хитсари, торжествуя. Он не следил за глазами, пользовался более точным указателем. К руке- преступника был прикреплен аппарат, измеряющий кровяное давление. Стрелка указателя дрогнула.

— Молчишь? — продолжал Хитсари. — Молчи, молчи! Могу сообщить, кого ты выгораживаешь. Вот тут написано: «Вилли фон Гинценберг, владел поместьем в Восточной Пруссии, офицер войск СС, воевал в России. После разгрома Гитлера бежал в Западную Европу, служил в иностранном легионе, затем в колониальной полиции. Хорошо знает джарийский, джангийский и гористанскйй языки. Выполнял особые поручения князя Гористани, был инструктором в его армии. После национального освобождения служил разъездным агентом в банке «Чария и Компани»... Вот кого ты избрал своим наставником, голубчик: колониальный шпион, наемник без родины, бывший фашист.

Молчание. Зубы стиснуты. Но стрелка на приборе так и пляшет.

— Что молчишь? Спасаешь шпиона? Ничего, другие скажут. Завтра привезем сюда твоего соседа по келье. Он видел, как ты разговаривал с этим самым Вилли фоном..

— Все ложь! — прохрипел Дхаттабубия. — Написать можно, что угодно. Привыкли лгать народу.

Следователи переглянулись. Преступник выдал себя. Значит, именно этот агент вложил камень в его руку.

Но тут Дасья, задетый последними словами, вскочил с места.

— Все ложь? — воскликнул он. —-Что же ты полагаешь, весь мир старается тебя провести? И вчерашняя толпа, которая требовала выдать тебя на растерзание, комедию разыгрывала? И иностранные газеты — читай, читай, ты же образованный — тоже издаются, чтобы тебя обмануть? Вот «Биржевой вестник» — «Самопожертвование во имя культуры... ». Гляди, кто тебя восхваляет, — биржевики. «Новый бизнесмен» пишет: «Перспективы делового подъема. Акции поднимаются. Джанджаристан отроет границы нашим товарам... Крайний левый Дасья изолирован». Гордись, Дхаттабубия, дельцы рукоплещут, угодил ты бизнесменам!..

Профессору не хватило воздуха. Он кинул газеты к ногам преступника и сел, держась рукой за грудь. Ныло сердце, и комок стоял в горле. Хотелось забыть всякую политику, оказаться за письменным столом, аккуратным почерком выписывать бесстрастные уравнения квантовой механики.  

— Больше не приду к вам, — сказал он усталым голосом. — Ухожу из правительства. Буду заниматься наукой.

Хитсари, пыхтя, нагнулся, собрал газеты с полу и протянул конвойному:

— Уведите арестованного. Газеты передайте ему. Пусть разберется, на кого он работал.

Преступник двинулся к двери. Что-то надломилось в нем. Он не держался так прямо, как раньше, и в глазах уже не было сосредоточенной злобы. Шагнув раз, другой, он схватился за дверной косяк...

— Погодите...

Его блуждающие глаза остановились на лице Дасьи.

— Старик, ты ненадолго переживешь меня. Жизнь уходит из твоего тела, ты с трудом удерживаешь ее. Скоро мы встретимся там, где никто не смеет лгать. Скажи, глядя в глаза: вы не обманывали меня сегодня?

— Нет, Дхаттабубия, мы не обманывали тебя.

— Клянись всеми своими будущими жизнями, клянись счастьем детей и внуков, клянись их бессмертием!

— Я не верю в будущие жизни. Но клянусь тебе светлой памятью Унгры, моего друга и учителя.

— Старик, ты убил меня. Не палач, а ты. Я не боялся плахи, пошел бы на нее с улыбкой. Во мне говорил голос бога, ты заставил его замолчать. Значит, я напрасно отказался от синего неба, от пыльных пальм над звонким ручьем. Зевака теряет кошелек в толпе, а у меня украли эту жизнь и все будущие. И не богом я стану, а червяком, и тело мое, чирикая, расклюет воробей.

В Джанджаристане верили в переселение душ. Считалось, что хороший человек после смерти становится львом, герой сливается с божеством, а человек злой и вредный начинает новую жизнь в образе паука, мухи или червя.

И старый профессор Дасья, автор трудов по квантовой механике, поклонник Ньютона и Гельмгольца, ответил серьезно:

Ничего не поделаешь, ты будешь червяком, Дхаттабубия.

На следующее утро Дасья проснулся в хорошем настроении. Спросил себя: «Почему? » И вспомнил: предстоит приятное — никаких заседаний, никаких делегаций. У себя в кабинете, за столом, он будет заниматься чистым делом — вопросом о квантовом характере движения мезонов в атомном ядре.

В Джанджаристане принято вставать рано, потому что продуктивно работать можно только на заре: с полудня не позволяет жара. Дасья завтракал в шесть утра, но уже к чаю ему принесли газеты и почту. Оказывается, поведение Дасьи интересовало всех. Студенты физического факультета приветствовали его твердую позицию, профсоюз кожевников предлагал поддержку. Женский комитет городов Джаристана прислал телеграмму: «Спасибо, что вы подумали о наших детях».

— И откуда они узнали так быстро? — вслух удивился профессор. — Ведь в газетах писали совсем другое.

Старый слуга, подававший ему чай, усмехнулся:

— Народ знает. Сегодня весь базар говорит, как вы ловко отбрили их: дескать, не хочу служить мартышкам против людей.

Профессор был польщен. И, даже перейдя в кабинет, не без труда заставил себя думать о квантованных орбитах.

— К вам пришли, господин. Целая делегация — человек пятнадцать.

Дасья с неохотой оторвался от стола. Но нельзя же, чтобы пятнадцать человек ждали одного.

— Проси, — проворчал он.

Посетители прошли в кабинет. Что за странная компания: два члена парламента из умеренных, декан физического факультета, три студента — все трое учились у Дасьи, затем владелец магазина из соседнего дома, преуспевающий врач и еще несколько незнакомых, судя по одежде, — учителя, чиновники, служащие частных контор.

Вперед выступил парламентарий. Кланяясь и прижимая руки к груди, он начал цветисто извиняться за то, что ранним вторжением они отнимают драгоценное время высокочтимого, увенчанного мудростью...