Роза и шип - Страница 3

Он услышал шаги и вскинул руки, чтобы защитить голову.

– Зрелище было жалкое.

Эллисон стоял над Рубеном и жевал яблоко, которое стащил с тележки торговца. Ему бы никто и слова не сказал… уж точно не торговец. Эллисон был старостой оруженосцев, самым старшим мальчиком с наиболее влиятельным отцом. В его обязанности входило не допускать подобных избиений.

Рубен не ответил.

– Дублет был недостаточно плотный, – продолжил Эллисон. – Но, разумеется, суть в том, чтобы вообще не дать себя избить.

Он откусил еще яблока и принялся жевать. Капельки слюны падали на его тунику. Он и Три Бича носили одинаковую форму, синюю с бордово-золотым соколом дома Эссендон. Из-за свежих темных пятен казалось, будто сокол плачет.

– В этом шлеме ничего не видно. – Рубен заметил, что выпавшая из шлема на траву тряпка была ярко-красной от крови.

– Думаешь, рыцари видят лучше? – спросил Эллисон, не прекращая жевать. – Они сражаются на конях. А у тебя были только шлем и драный дублет. Рыцари носят на себе пятьдесят фунтов стали, так что не надо оправдываться. В этом проблема с такими, как ты… у вас всегда находятся оправдания. Мало того, что нам приходится терпеть унижение и выносить вас в качестве пажей, мы еще вынуждены слушать ваши непрерывные жалобы. – Голос Эллисона стал визгливым, как у девчонки. – «Мне нужны туфли, чтобы таскать воду зимой», «Я не могу нарубить все дрова в одиночку». – Он продолжил нормальным голосом: – Почему молодых людей с безупречной родословной по-прежнему заставляют чистить стойла, прежде чем сделать их нормальными оруженосцами, – выше моего понимания, но добавлять к этому унижение работать рядом с кем-то вроде тебя, деревенщиной и бастардом, это просто…

– Я не бастард, – сказал Рубен. – У меня есть отец. И есть фамилия.

Эллисон фыркнул, и яблочная мякоть полетела во все стороны.

– У тебя их две, его и ее. Рубен Хилфред, сын Розы Рубен и Ричарда Хилфреда. Твои родители не были женаты. А значит, ты бастард. И кто знает, со сколькими солдатами переспала твоя мать, пока была жива. Горничные постоянно этим занимаются, знаешь ли. Шлюхи они, все до единой. Твой отец просто оказался слишком тупым и поверил, когда она сказала, что ты от него. Прекрасное доказательство его глупости. А если предположить, что она не лгала, то ты сын идиота и…

Рубен врезался в Эллисона всем телом, повалил его на спину, уселся сверху и принялся колотить по груди и лицу. Эллисону удалось высвободить руку, и Рубен ощутил вспышку боли в щеке. Теперь он лежал на спине, и мир звенел и вращался. Эллисон пнул его в бок с силой, достаточной, чтобы сломать ребро, однако Рубен почти ничего не почувствовал благодаря дублету.

Лицо Эллисона побагровело от злости. Рубен никогда раньше ни с кем из них не дрался, и уж точно не с Эллисоном. Его отец был бароном Западной марки; с Эллисоном не связывались даже другие оруженосцы.

Эллисон с гулким звоном обнажил меч. Рубен едва успел схватить с травы учебную деревяшку. Он вовремя подставил ее и спас голову, но сталь рассекла дерево пополам.

Рубен бежал.

Это было единственное его преимущество над оруженосцами. Он больше трудился и постоянно бегал повсюду, а они почти ничего не делали. Даже в тяжелом дублете он был быстрее, и его выносливости хватило бы на свору гончих. При необходимости он мог мчаться дни напролет. Тем не менее Рубен двигался недостаточно проворно, и Эллисон успел нанести еще один удар ему в спину, что лишь подстегнуло Рубена. Оказавшись в безопасности и сняв дублет, он обнаружил, что меч рассек и его, и тунику и оставил глубокий порез на спине.

Эллисон хотел убить.

Остаток дня Рубен прятался на конюшне. Эллисон и прочие никогда не заходили туда. Главный конюх Хьюберт имел обыкновение пристраивать к делу любого мальчишку из замка, не делая исключений для сыновей графов, баронов или приставов. Быть может, однажды они станут лордами, однако сейчас они были пажами и оруженосцами – точнее, по мнению Хьюберта, руками и спинами, чтобы орудовать лопатой и таскать мешки. Само собой, Рубена заставили выгребать навоз из стойл, что было намного лучше, чем знакомиться с мечом Эллисона. У Рубена болела спина, а также лицо и голова, но кровь больше не шла. Он понимал, что мог умереть, и не жаловался.

Эллисон просто разозлился. Успокоившись, староста найдет другой способ продемонстрировать свое недовольство. Они с оруженосцами поймают Рубена и поколотят… скорее всего, учебными мечами, но на этот раз у него не будет шлема и дублета.

Швырнув очередную лопату навоза в тележку, Рубен помедлил и принюхался. Древесный дым. На кухнях топили круглый год, но осенью запах казался другим, более сладким. Рубен вонзил лопату в землю и потянулся, глядя на замок. Украшения для осеннего торжества были почти готовы. Праздничные флаги и ленты развевались на шестах, цветные фонари свисали с деревьев. Торжество устраивали каждую осень, однако в этот раз празднество будет посвящено новому канцлеру. Значит, оно должно быть пышнее и лучше, поэтому замок изнутри и снаружи украшали тыквы и снопы кукурузы. Когда встал вопрос о нехватке стульев, все комнаты выстлали связками соломы. Последнюю неделю приезжали фермеры с гружеными телегами. Замок действительно выглядел празднично, и хотя Рубена не приглашали, он знал, что торжество удастся на славу.

Взгляд Рубена сместился к высокой башне, которая в последнее время стала его навязчивой идеей. На верхних этажах замка жила королевская семья, и мало кто входил туда без приглашения. Интересующая его башня поднималась над остальными всего на несколько футов, однако в воображении Рубена она парила в небесах. Он прищурился, думая, что сможет заметить движение, мелькнувший за окном силуэт. Ничего не увидел, но днем никогда ничего и не происходило.

Рубен со вздохом вернулся в полумрак конюшни. Вообще-то ему нравилось чистить конские стойла. В прохладную погоду здесь было мало мух, а подсохший навоз, перемешанный с соломой, по консистенции напоминал черствый хлеб или пирожное и почти не пах. Незамысловатая, однообразная работа приносила чувство удовлетворения. Кроме того, Рубену нравились лошади. Им было плевать на происхождение и цвет крови, на то, женился ли его отец на его матери. Они всегда приветствовали Рубена ржанием, а когда он проходил рядом, терлись носами о его грудь. Он не мог придумать ни одного человека, которого в этот осенний день предпочел бы лошадям. И тут, словно по волшебству, Рубен краем глаза заметил бордовое платье.

Увидев принцессу Аристу сквозь щели в двери конюшни, он почти перестал дышать. При виде нее он всегда застывал на месте, а когда мог пошевелиться, был неуклюжим, его пальцы становились неповоротливыми и не справлялись с простейшими задачами. К счастью, ему ни разу не приходилось открывать рот в присутствии Аристы. Рубен догадывался, что в сравнении с языком его пальцы покажутся ловкими. Он годами наблюдал за принцессой, урывками замечал, как она садится в карету или приветствует гостей. Ариста понравилась Рубену с первого взгляда. Понравилась ее улыбка, ее искрящийся смехом голос, зачастую серьезное выражение лица, из-за которого она казалась старше своих лет. Рубен воображал, что она не человек, а волшебное создание, дух естественного изящества и красоты. Он редко видел ее, и потому эти моменты были особенными и чудесными, словно встреча с олененком тихим утром. Когда Ариста появлялась, он не мог отвести от нее глаз. Ей было почти тринадцать, и ростом она сравнялась с матерью. Что-то в ее походке, в движении бедер, когда ей приходилось слишком долго стоять на одном месте, говорило: она уже не девочка, а леди. По-прежнему худая, по-прежнему маленькая… но другая. Рубен мечтал, как однажды окажется возле колодца, когда принцесса выйдет во двор одна, чтобы напиться. Он представлял, как достает воду и наполняет для нее кружку. Она улыбнется и, возможно, поблагодарит его. Когда же вернет пустую кружку, их пальцы соприкоснутся, и на мгновение он ощутит тепло кожи принцессы – и впервые в жизни испытает счастье.