Ровесники. Герой асфальта (СИ) - Страница 19

Переодевшись в домашний халат, Татьяна Евгеньевна вышла к нам, и снова я поразилась тому, как непохожи на неё дочки. Самое интересное, что и с отцом обе они имели мало общего – белокожие, светлоглазые, Наташа и Иришка существовали словно само по себе на фоне своих более тёмных родителей.

- Да, Виталик…- Произнесла Воронина, усаживаясь за стол возле меня. – Как ты сейчас домой покажешься с такими украшениями?

Павлецкий пожал плечами, отхлебнул горячий чай:

- Не знаю. Покажусь как-нибудь.

- Ругать будут? – Сочувственно предположил Владимир Михайлович.

- Да как будто в первый раз, господи.

- Значит, уже не в первый? – Татьяна Евгеньевна нахмурилась, постучала по столу аккуратными маленькими пальцами с красивыми, ухоженными ногтями перламутрового цвета. – А что у вас происходит, можно узнать?

Виталик не ответил, но вместо него это сделала Наташа:

- У них война, мам. – Пояснила она серьёзно. – Со Звёздным Городком.

- Война? – Это уже Владимир Михайлович не сдержал своего изумления. – С каких это пор и по какому это поводу?

- Из-за канарейкиной сестры. – Пискнула Иришка, не менее серьёзно и деловито, чем сестра.

Похоже, в этом городке, как в глухой деревне, никаких секретов не существует. Даже дети тут знают то, о чём им знать не полагается. А вот взрослые зато до сих пор находятся в счастливом неведении относительно всего происходящего. Я заметила, как супруги Воронины озадаченно переглянулись между собой:

- Интересно. – Произнёс наконец Воронин, пошевелив чёрными жёсткими усами. – И давно?

- Три месяца. – Ответил Виталик и, чтобы скрыть своё смущение, вцепился зубами в сушку с маком. Смотреть на гостеприимных хозяев он явно был не намерен.

- Неужели из-за Вари? – Расстроилась Татьяна Евгеньевна. – Чего же она натворила?

- Ничего. – Снова подала голос Иришка. – Просто нельзя быть на свете красивой такой.

- Не просто, а потому что. – Машинально поправила сестрёнку Наташа, на что та вызывающе задрала вверх маленькую кнопку носа:

- А я и не песню имела в виду!

- Интересно, откуда ты у нас всё знаешь? – Наташе, насколько я поняла, этот разговор удовольствия не доставлял. И вообще её угнетало моё присутствие за этим столом. Я её понимала – Виталик если не сидел, уставившись в свою чашку, то смотрел только на меня. Это, конечно, было приятно с одной стороны, но с другой…Лучше бы он отдал должное своей юной поклоннице. Я бы, думается, ничуть не обиделась.

Иришка, к своему большому счастью, ещё не успела познать страданий первой любви и потому была рада всем гостям без исключения.

- Между прочим, - заявила она авторитетно, - брат Машки Раскопиной постоянно с такими вот фингалами домой приходит. Родителям ничего не объясняет, а Машке рассказывает по секрету. Она со мной всем и делится. Вот так-то!

Владимир Михайлович недоумённо прислушивался к дочерям и только головой качал:

- Да-а…Хорошие дела…Пообщайся с детишками – чего от них только не узнаешь…

- Ладно. – Татьяна Евгеньевна первая решила прервать неприятную тему, обратилась ко мне. – Ну как тут тебе, Ксюша? Не скучно?

Я улыбнулась невесело:

- У вас тут не соскучишься. Сперва меня Вадим своими шутками ошарашил.

- Резинку что ли в карман положил? – Тут же поинтересовалась всезнающая Иришка, и я в ответ только головой сумела кивнуть от удивления. – А! Это тебе ещё повезло! Наташке он в прошлом году куртку изнутри мелом расчертил, а она, дура, не заметила. Домой приходит, а у неё вся кофта в полосочку.

Договорились что ли Иришка с Виталиком? Одними словами утешают. Зато теперь мне ясно, почему чары Канарейки на Наташу не распространяются – подобные знаки внимания серьёзные девушки, как правило, считают форменным хулиганством. Отсюда же напрашивается и малоутешительный вывод: как много у нас легкомысленных девушек!

- Да, наш Вадик – это нечто. – Согласилась Воронина с теплотой в голосе. – Ни в одной школе, пожалуй, нет такого сверхъестественного явления. Сколько я его знаю, он не устаёт меня поражать.

Похоже, Татьяна Евгеньевна была единственным педагогом в школе, который отзывался о Канарейке так восхищённо и по-матерински ласково. Наверное, на её занятиях он не вёл себя так безобразно, как везде.

- С его характером, с его умом, с его талантом можно горы свернуть. – Продолжала Воронина. – Он далеко пойдёт, я это сейчас уже вижу.

- Да уж. – Усмехнулся Владимир Михайлович. – Прямо русский Джеймс Дин. Бунтовщик без идеалов… То-то я погляжу, ты его так усердно в артисты готовишь.

- Конечно! – Не стала отрицать Татьяна Евгеньевна. – Ты сам прекрасно знаешь, какой у мальчика потенциал! Обидно только, что сам он этого не ценит! Не понимает уникальности своей. Таким голосом природа человека наградила! Слышала же, Ксюш, как он пел сегодня?

- Да.. – Вспомнив «Закат», у меня аж сердце сладко заныло.

- Ну согласись же – чисто Орфей! Голос фантастический, его бы беречь и развивать, а он курить начал! Зачем? Уж и ругала его, и просила – брось ты эту гадость! Вредно же, через пару лет угробишь связки. А он: ну и ладно, зачем они мне нужны? Я что, в Большой Театр собираюсь?

- Нет, ну действительно! – Владимир Михайлович засмеялся над возмущением жены. – Может у него свои виды на будущее, и он его не собирается с творчеством связывать? Балуется здесь, пока в школе, энергию девать некуда…

- Вот знаешь, все бы так «баловались»! – Татьяна Евгеньевна, казалось, приняла веселье мужа как личное оскорбление, потому что отвернулась от него демонстративно и полностью переключилась на меня. – Ксюш, ты вот не училась в нашей школе в прошлом году. Мы тогда Филатовского «Федота-стрельца» ставили. Это надо было видеть, Ксюшенька! Я, естественно, даю Вадиму главную роль – Федота, а он мне заявляет, вот как сегодня, помнишь? Татьяна Евгеньевна, можно я лучше царя сыграю? Я сперва было возмутилась: какой, мол, из тебя царь?! А он мне: сами увидите, как я его сыграю – так никто не сможет.

Что он потом на сцене вытворял – это уму непостижимо! Зрители в зале со смеху катались, а я за кулисами слезами давилась – остановиться не могла. Вадик ведь не просто играет, он импровизирует в ходе спектакля на каждом шагу – репетирует, вроде бы, одно, а показывает в итоге совсем не то, чего от него ожидали. Он потому и не хотел Федота играть. Царь – роль более комическая, там есть шанс подурачиться.

Слушая Татьяну Евгеньевну, мне даже досадно стало от того, что в прошлом году меня тут не было. Я примерно представила себе Канарейку в роли придурковатого старого царя, мечтающего о молодой красавице-жене. Отменное, наверное, было зрелище, как раз в духе Вадима.

Я взглянула на притихшего Виталика:

- А ты там тоже играл?

- Ага. – Отозвался он без особого энтузиазма. – Генерала.

- Как всегда в дуэте. – Заметила Наташа. – У тебя, кстати, тоже здорово получилось. Совсем не хуже, чем у Канарейки.

- Да ну, большой труд – дурака играть.

- Не скажи. Если ты сам умный, то трудно.

- А если сам дурак? – Виталик вдруг резко повернулся к Наташе, пристально посмотрел на неё жгучими, почти чёрными глазами. Щёки девочки, до этого нежно-белые, стремительно превратились в пунцовые. Она опустила голову, словно взгляд Виталика мог сейчас же испепелить её на месте, и пробормотала тихо, по-детски обиженно:

- Ты не дурак.

Все сидевшие за столом неловко замолчали. Даже беспечная Иришка почувствовала напряжённость момента и присмирела возле отца. Я опять сама себе показалась тут лишней. Обстановку как всегда разрядила Татьяна Евгеньевна.

- Ребята, кто ещё чаю хочет? – Обратилась она ко всем весело. Иришка встрепенулась оживлённо, подскочила из-за стола:

- Я хочу! – И дёрнула Владимира Михайловича за руку. – Пойдём, пап, ещё всем чаю нальём!

Воронин беспрекословно поднялся и вслед за дочерью отправился на кухню. Виталик, уже остыв от своего внезапного порыва грубости, теперь виновато смотрел на меня. Почему, интересно? Как будто это мне он сейчас так беспричинно нахамил. Наташа по-прежнему сидела молча, опустив светловолосую головку. И как это такую девочку можно обидеть? Надо будет при случае сделать Виталику строгое замечание. Нельзя же так. Даже дураку видно, что Наташа в него влюблена.