Ровесники. Герой асфальта (СИ) - Страница 133

Николай Васильевич двинулся было вслед за сыном:

- Вадим, может тебе помощь нужна? У тебя же рука…

- Не нужна. – Грубо оборвал отца Вадим, не оборачиваясь в его сторону.

…Когда он ушёл за медсестрой, дверь так и осталась распахнутой, а мы по прежнему стояли посреди палаты, таращась в пустое пространство. На сердце речным илом лежал горький осадок, я не знала, как его рассеять и потому не находила нужных слов для того, чтобы вслух выразить то, что чувствовала в этот момент. Николай Васильевич подошёл к нам в полнейшем смятении:

- Он никогда себя так раньше не вёл… Что вы ему сказали?

Я промолчала, дав Кириллу возможность объясниться самому. Да он был и не из тех, кто скрывает правду.

- Я его спросил про Лину, дядь Коль. Извините, не сдержался. Не смог…

- О, господи…- Простонал Канаренко отчаянно. – Не нужно было этого делать, Кирюш. Я же чувствовал… догадывался, чем это может кончиться…Он же всё это время как замороженный был. Никаких эмоций, как робот…Доктор сказал, что это плохо – посттравматический шок, и неизвестно, во что он в итоге выльется. Говорит, до поры до времени может быть всё тихо-спокойно, но малейшая болезненная ассоциация – и будет взрыв. Я поэтому и боялся про Лину спрашивать… как знал, что это опасно…Но.. он что-то вам ответил?

- Он утверждает, что ничего не помнит. – Сказал Сева. - То есть ВООБЩЕ. Но так же не бывает, дядь Коль.... Нет у него никакой амнезии, это и ежу ясно...

- Вы думаете, я не пытался из него правду вытащить?.. Ладно, говорю, следователь – посторонний человек, но мне-то, отцу родному, откройся… Молчит… Хорошо, не хочешь всего рассказывать, хотя бы на один-единственный вопрос мне ответь. ЗА ЧТО?

- Ответил? – Спросил Кирилл. Канаренко горько усмехнулся:

- Ответил. ЗА ДЕЛО. И всё. Заклинило на этом. А ведь он всё прекрасно помнит. Амнезия – это так, ширма. Способ стеной от вопросов отгородиться. Доктор говорит, со временем должно пройти…

- Понимаю… - Я как наяву представила себе ту жуткую картину, что видела накануне: чёрные вены на руках Канарейки, сломанные пальцы, лицо покойника… Голова закружилась от ужаса и жалости. – Его что… Кололи чем-то?

Канаренко закивал, в его выразительных голубых глазах снова заблестели слезы отчаяния.

- Да…Всё это время на игле продержали…В наручниках…Твари…

Мы смотрели на Николая Васильевича в безмолвном потрясении …

- Вы ещё не видели, что у него под пижамой творится. – Продолжал Канаренко хрипло. – У него всё тело в ожогах от сигарет…Вся спина стеклом изрезана… Господи, я не понимаю, кому и чем мог так насолить семнадцатилетний мальчишка?!.. Он молчит, а у меня даже фантазии не хватает предположить, как и во что можно было так вляпаться?!..Характер у него, понятное дело, не подарок… Может и нахамить, и послать кого не надо, и при этом извиниться не подумает… Но всё равно, ни одна подростковая выходка такого зверства не заслуживает… Кем надо быть, чтобы вот такое сделать?...Вы губы его видели? Это сейчас там только корочки остались, а когда его только привезли, там сплошное кровавое месиво было, клочками. Думал, это его били так, а доктор говорит: нет, это он сам, зубами так себе всё искромсал…И мне даже подумать страшно, от чего…Теперь, когда немного поправится, надо будет в Москву его везти, в наркологическую клинику устраивать. Пока его заменителем героина колют, я с трудом, через знакомого достал методон. Это временная мера, она вылечится не помогает, но зато от ломки спасёт. Совсем не колоть его, врач говорит, нельзя. Организм ослаблен, он просто не выдержит такого стресса… А потом ещё и психиатра придётся хорошего подыскивать. Вы сами, наверное, убедились, что он Вадиму тоже необходим…

Мы молчали… Сказать было нечего… В приёмную мы тоже спускались молча. Заждавшиеся своей очереди ребята встретили нас с волнением.

- Ну что? – Подошёл к Кириллу Миша Раскопин. – Как он там?

- Он сейчас в душ пошёл. – Уклонился Кирилл от прямого ответа. – Так что вам подождать придётся.

Однако лица наши, похоже, говорили сами за себя. Достаточно было ребятам увидеть покрасневшие глаза Николая Васильевича, как каждый сразу же понял, что дела плохи.

- Как он вас встретил? – Всё-таки рискнула уточнить Марина, обращаясь непосредственно к Севке – тот хронически не умел врать. Пономарёв растерянно заморгал:

- Ну как… Ничего… Он ещё не в состоянии бурно радоваться…

- Зато в состоянии бурно ругаться. – Неожиданно для самой себя заявила я. Лицемерить надоело, и когда все взгляды, требуя объяснений, устремились на меня, я не стала никого обманывать.

- Вадим очень изменился. Он сейчас в депрессии, никого не хочет видеть. Это бывает, говорят, после тяжёлых стрессов, но со временем должно пройти.

- Само по себе? – Усомнился Костик Сергиенко. – Если мы его бросим и будем ждать улучшения, он никогда не поправится.

- А что ты предлагаешь? – Перебил приятеля Ромка Медзуновский. – Пойти к нему и силой навязываться? Мы, мол, твои друзья, ну-ка давай с нами дружи, кому сказано! Если он сейчас хочет побыть один, то значит это ему действительно необходимо, а мы должны подождать.

- И сколько? – Поинтересовалась Анжела огорчённо. – Сколько ждать-то?

- Столько, сколько потребуется.

Пока все мы вели эту оживлённую дискуссию, Николай Васильевич молча стоял среди нас и о чём-то напряженно думал. Что-то его беспокоило, он оглядывался, будто чего-то искал. Так ведёт себя человек, внезапно уловивший утечку газа… Не знаешь, откуда исходит эта опасность, но чувствуешь её – обонянием, кожей, душой… Не видишь только глазами… Не говоря нам ни слова, Николай Васильевич внезапно сорвался с места и бросился во внутреннее помещение больницы. Никто даже опомниться не успел, только мы с Кириллом почему-то моментально сориентировались и помчались за ним. Первую попавшуюся на пути медсестру Канаренко схватил за плечи, буквально затряс, отрывая от пола:

- Где у вас душ?!!! – Громкий крик его эхом разнёсся по всему коридору. – Отведите меня в душ! Скорее!!!

Увидев вблизи огромные, полные сумасшедшей паники глаза, медсестра безмолвно кинулась вперёд по коридору, и мы последовали за ней…

В душевую Николай Васильевич ворвался первым…

Упругими, горячими струями сверху лилась вода, пар заполонил всё помещение, от него невозможно было дышать. В раковине и на полу валялись осколки разбитого вдребезги зеркала, а посреди осколков, в одном полотенце, обёрнутом вокруг пояса, лежал Вадим… Крови было очень много… Она уже залила весь кафель под безжизненно распростёртым телом…

- Вадим!!! – Звериный рёв вырвался из груди обезумевшего при виде этой сцены Канаренко. – Вадик, сынок!!!

Я взвизгнула, отпрянула назад, едва не сбив с ног молоденькую медсестру, которая тотчас же бросилась звать на помощь кого-то из старшего персонала. Кирилл и Николай Васильевич, опережая друг друга, поскальзываясь на мокром кафеле, метнулись к Вадиму.

- Вадик… Вадик, родной… - Упав коленями прямо в кровавую лужу, Канаренко сгрёб сына в охапку, прижал к своей груди безвольное тело, затормошил изо всех сил, как будто это могло его оживить.

- Вадик… Ну что же ты?... Ну зачем же ты? Зачем же ты так?... Вадик… Ну зачем, зачем, боже ты мой….А-а-а-а!!!

Какое-то время Кирилл тоже стоял, склонившись над отцом и сыном Канаренко. Потом медленно выпрямился и не спеша побрел ко мне. Выражение его лица я без труда прочитала ещё издалека… Канарейки больше не было… Напрасно Николай Васильевич пытался разбудить сына, напрасно гладил его мокрые волосы, целовал в лоб и в щёки, надеясь вызвать хоть какую-то ответную реакцию. Всё это было уже бесполезно – умница-Вадим прекрасно знал, как быстро и грамотно лишить себя жизни. Знал, что резать вены – далеко не стопроцентный вариант, и поэтому просто проткнул себе осколком зеркала сонную артерию на шее… Умница-Вадим…

Слёз почему-то не было. Вторая за последний месяц потеря уже не вызывала бурю эмоций – сердце ещё не отошло после первого удара…Я просто стояла и смотрела на то, что творилось вокруг меня… Всё так же остервенело лилась из душа горячая вода, всё так же ласково за окном светило солнышко… И все так же Николай Васильевич укачивал в своих объятиях несчастного искалеченного сына, повторяя в исступлении: